По завершении неожиданного (планировалось намного более короткое путешествие) для самих участников кругосветного плавания португальского и испанского мореплавателя Фернана Магеллана из отбывших 265 человек 200 домой не вернулись. Называют разное начальное (сентябрь 1519 г.) и конечное (сентябрь 1522 г.) количество людей в его экспедиции, но порядок числа погибших именно такой.
И главной причиной были не невиданные морские чудовища, не экстремальная погода и не столкновения с жителями встреченных берегов. И даже не весьма опасная (хотя романисты и романтики-маринисты часто об этом забывают) и изматывающая, в любое время дня и ночи, в любой ветер и в любой холод, тяжелая физическая работа. В том числе на большой высоте без страховки (человек обычно гибнет после удара о палубу при падении с высоты больше 13…15 метров) с канатами и с тяжелыми, часто мокрыми и нагруженными давлением порывистых воздушных потоков, парусами.
Их калечило и во множестве, после долгих изощренных мучений, убивало нечто, что безжалостным и невидимым чудовищем всегда являлось на корабли европейцев в море. После того, как они покидали берег и спустя месяц-полтора оказывались, выражаясь современным языком, только с привычными продуктами питания длительного хранения. И этим чудовищем была цинга.
Если бы уцелевшие и едва живые спутники Фернана ди Магальяйнша знали о том, что неограниченное количество спасительного лекарства содержится в том самом драгоценном заморском товаре, в специях, которыми они до отказа набили наконец-то свои трюмы, их участь была бы не столь трагична.
Еще раньше португалец Вашку да Гама во время своего знаменитого первого плавания потерял 118 человек из 168 на борту, причем на обратном пути из Индии умер всего лишь один матрос. Именно в свежих, в особенности в растительных, продуктах только и мог быть витамин С, о котором, как и о столь же привычном нам после наполеоновских войн консервировании, очень долго не имели никакого понятия.
Одним из 223 человек на борту трех кораблей экспедиции голландского адмирала Якоба Роггевена был некий оказавшийся не чуждый литературным трудам наемник Карл-Фридрих Беренс. В 1737 в Лейпциге вышла книга этого авантюриста-сержанта с витиевато-длинным, как водится, названием «Искушенный южанин или Подробное описание путешествия по южным странам и вокруг света в 1721 -1722 годы». Этот позабытый сейчас бестселлер пользовался в свое время не меньшей популярностью, чем рассказы путешественников о таинственных чудесах Нового Света. Несмотря на неизбежные фактические неточности и преукрашивания, автор не обошел молчанием и те совершенно обыденные реалии своего времени. Которые обычно заслоняются романтическим флером дальних морских странствий и шелеста парусов. И в наше время воспринимаются как трагические, но все-таки исключения. Трудно сказать, к какому именно периоду плавания относится данный фрагмент из его книги. До того, как они в первый день Пасхи 1722 года впервые наткнулись на неизвестную цветущую землю с огромными береговыми идолами устрашающей наружности, где немного пришли в себя, или много позже. Можно лишь предположить, что это была далеко не первая неделя автономного плавания, и что все свежие припасы уже были съедены либо перестали быть таковыми:
«Эту жалкую жизнь не описать пером. На кораблях воняло больными и мертвецами. Заболеть можно было уже от одного запаха. Больные жалобно стонали и кричали. Безучастным к этому не остался бы даже камень. Одни настолько отощали и сморщились от цинги, что являли собой зримый облик смерти. Эти люди умирали, угасая тихо, как свечки. Другие, наоборот, были распухшими и отекшими. Эти перед смертью начинали буйствовать. Кое у кого был кровавый понос... Много было и страдающих от психических расстройств. Здесь не помогли бы никакие лекарства, кроме свежей пищи, как мясной, так и растительной — зелени, фруктов, брюквы и других овощей... Цинга была у каждого из нас. Мои зубы почти полностью оголились от десен, а сами десны распухли в палец толщиной. На руках и на теле появились желваки величиной больше лесного ореха».
К времени завершения экспедиции она потеряла примерно треть своего личного состава - и только немногие стали жертвами стихии или враждебно настроенных туземцев. Вполне обычная цена дальних морских путешествий того времени.
Тесный, душный, вонючий и перенаселенный кубрик в самом неподходящем для обитания месте, в носовой оконечности. Здесь всегда сыро и качка худшим образом сказывается даже на самых закаленных здоровых людях. Здесь нет возможности нормально отдыхать между вахтами и авралами еще и потому, что даже в спокойные дни служба идет круглые сутки, поэтому малоотесанные бодрствующие матросы всегда мешают своим пытающимся хоть как-то выспаться товарищам.
В этой убогой деревянной норе, вход в которую от воздействия моря и от атмосферных осадков часто прикрывал всего лишь кусок старого паруса, помимо людей обитало великое множество не самых приятных насекомых и весьма закаленных жизнью корабельных крыс, рассказы о сообразительности и неописуемом нахальстве которых навсегда вошли в морской фольклор. Однако невозможность выселения последних оборачивалась в самых критических ситуациях благом и спасением: на голодающем корабле добытые крысы становились истинной, в отличие от золота и тому подобных условностей, валютой.
Впрочем, съестные припасы и питьевая портились достаточно быстро в и самых обычных штатных обстоятельствах. В истории дальних морских экспедиций оставили глубокие многочисленные следы более чем малоаппетитные подробности всего того, что всегда касалось жизни и питания на борту. Чудовищный и всеми всегда ненавидимый камбуз, постоянная скученность, трения при распределении рациона и невозможность поддержания должной чистоты несмотря на неограниченные запасы чистейшей океанской воды вокруг.
А также принципиально неустранимый тяжелейший букет, состоявший из запахов протухшей трюмной воды, вездесущей смолы, не самого парадного вида команды, не самой лучшей еды, а также всевозможных красок и покрытий, в рецептуру которых входили самые неожиданные ингридиенты.
К этому стоит добавить неизбежное классовое разделение на «парней с бака» и «гостей с юта». Корабельные офицеры размещались на противоположном конце корабля, на юте, где условия обитаемости были несравненно лучше. Питание, понятно, было тоже не как у простолюдинов.
Такими были при ближайшем рассмотрении самые лучшие голландские, и не одни только голландские, парусники XVII … XVIII в.в., которые служили надежными «рабочими лошадками» для всех моряков развитых европейских стран и примером для подражания у тех, у кого таких возможностей на морях не было.
Лучшими, если не учитывать подход к делу и опыт великой империи на противоположной стороне земного шара: плавания китайского флота Чжен Хэ в Юго-Восточную Азию и Индийский океан, первое из которых началось в 1405 году.
За полвека до рождения самого старшего из прославленных европейских мореплавателей и почти за четыре века до того, как невидимое безжалостное чудовище перестало стоять за спинами всех моряков самых развитых европейских стран.
- - -
(*) – иллюстрация из интернета, открытые источники
Если понравилось рассказанное – не стесняйтесь кликнуть по значку «Во!» (это где большой палец вверх). И – подписывайтесь на канал, оставляйте комментарии.