Подростком я увлекся стихами. В моей компании о таких занятиях не рассказывали, не модно. Боялся, что кто-то узнает, но в тайне гордился. Рифмы радовали как чужая игрушка трехлетку, как мяч пса, как свободный график трудягу. В общем, были прекрасны.
Все же показать себя хотелось. «А вдруг я молодец?» - зудела гордость. Стал искать, словно не ищу. Знаете, когда идешь на кухню, вроде не за едой? Заходишь, заводишь светскую беседу с папой или женой или кто там у вас есть, а потом раз конфетку, два бутерик, три курочки положил. Казалось бы чего скрывать? Все прекрасно понимают, зачем ты здесь. Однако себя можно утешить: зашел с близкими пообщаться, а оно завертелось-закрутилось…
Точно по такому принципу я искал, кому бы прочитать свои стихи. Там посмотрел, здесь поглядел. Все для общего развития, не всерьез. Попал я таким образом на встречу-обучение начинающих поэтов. Проводил ее настоящий писатель. Настоящий - значит у него были собственные книжки. К тому же он преподавал что-то гуманитарное в университете.
Я шел как будто не читать - послушать, а там посмотрим. В аудитории нас собралось человек пятнадцать: и слушателей, и поэтов. Где кто - не понятно, все сидят кружком. Во главе наш «мастер» - Селен Марисович. Тогда подумалось, что это псевдоним. Вопрос настоящего и вымышленного ужасно меня беспокоил. Настоящее казалось правильным, а придуманное нет. Я сразу почувствовал антипатию к белой бородке, неопрятному свитеру, спущенным на нос очкам.
Селен Марисович заговорил о важности этих встреч, о возможностях, которые открываются перед нами, о непростых временах для поэзии. Его речь часто обрывалась, голова немного запрокидывалась и он продолжал как ни в чем не бывало. Это нервный тик. Я читал про такое, а книжек Селена Марисовича я не читал. Не успел или не захотел - не помню.
Желающие стали декламировать стихи, нежелающие слушали. Все были школьники, может студенты. Первой решилась девочка с пером в ухе. Громко, с выражением, старательно выделяя важные слова она несла нам прилагательные и междометия. Все внимательно слушали, кто-то улыбался. Я наклонил голову и тоже улыбался. От стыда. За нее, за себя, за всех. «Это же личное, это же корявое… нельзя так при всех» - я опустил глаза, шея ныла.
Ей хлопали, хвалили честность и старание. Потом была другая девочка, вся в черном, читала непонятно: то ли дикция плохая, то ли специально - но настроение угрожающее и смертельно печальное. И ей хлопали. А после следующего я уже не мог слушать.
Поднялась пожилая женщина, назвалась мамой талантливого поэта; представила его самого с краткой биографией; пересказала, где они выступали и печатались раньше. Болезненного вида сын рассуждал с апломбом в стихотворной форме о смысле бытия и нашей роли в нем.
Я не вникал. Накрыло ощущение, что «поэтам» плохо и больно, и мне было больно вместе с ними. Хотелось реветь, но удержался - воспитание не позволило. Думалось: вот сейчас они закончат и мы начнем обсуждать. Обязательно выяснится как так получилось, что одна в черном, другой с мамой пришел. Что-нибудь поймем, решим, поможем. Все уладится, все будет хорошо.
Стихи читать закончили, я выдохнул и хлопал больше всех. Посмотрел на Селена Марисовича, он поймал взгляд:
- Вы хотите что-то сказать нашим авторам?
- Нет! - невежливо брякнул и сразу исправился, - то есть да. Спасибо, очень понравилось, так рад, что попал сюда. Не все было понятно… - я замялся.
- Конечно! Слушать стихи не меньший труд, чем писать, - выручил меня Селен Марисович, - я даже думаю сделать отдельную встречу на эту тему «нэ-а». Сегодня же у нас другая цель! Начнем разбираться - разбирать.
Сказал и понеслось. Препарировал стих за стихом: повторения, банальные рифмы, нежелательные обороты. Научится видеть, исправлять, не допускать - это писательское мастерство, это профессионализм. Ни слова о содержании, о людях: пишешь - молодец, о чем не важно, главное как. Ситуация казалась ужасной в своем абсурде и правильности.
Возмущение съедало мозг. Зачем им профессионализм? Им врач нужен! А этот «гуру» как прохожий, который видит, что человек на улице умирает: только не вызывает скорую, а начинает учить: «Ручку сюда, ножку сюда, начинать лучше с тихих стонов, больше трех раз глаза не закатывать». Эти стихи - их жизнь, в конце концов! Они не профессионалы! Себя я не дам!
Встал и тихонько вышел, чтобы никого не отвлекать.
Здание университета было незнакомо, лестница будто исчезла. Похоже повернул не в ту сторону. «Опа-па» - я немного растерялся. Нет, это еще не страх. Встал возле стенда с надписью «Автотракторный факультет», рядом приоткрытая дверь кафедры.
- Заходите, не стесняйтесь! - позвали оттуда, - Что вы хотите? - я молчал, - наверно, про встречу с абитуриентами узнать? - я молчал, - Она послезавтра, вот брошюрки: приходите, все расскажем.
- Спасибо!
«А где выход?» - хотел спросить, но постеснялся. Выход нашелся, правда не сразу и не тот. Хорошо, что в больших зданиях много дверей.
Я остановился: с противоположного крыльца спускались поэты во главе с Селеном Марисовичем, они смеялись и шли куда-то вместе. Похоже им все-таки стало легче. Ничего, черт с ними! У меня впереди стол, ночник, стихи и автотракторный факультет.