Мы не гонимся за новациями, которые так любят многие театры. Мы делаем то, что положено делать: спасаем человека, как хирург спасает больного.
В эти августовские дни принимает поздравления с особым праздником — 75-летним юбилеем — лауреат Государственной премии РФ, народный артист России, лауреат Государственной премии Башкирской АССР им. Салавата Юлаева, заслуженный деятель искусств Башкирской АССР Рифкат Вакилович Исрафилов, художественный руководитель Оренбургского государственного драматического театра им. Максима Горького.
— Рифкат Вакилович, Ваше поколение — это дети войны. В дни празднования 70-летия Победы на сцене вашего театра состоялись сразу две премьеры: «Позови меня в прошлое» и «Письма памяти», посвященные этой знаменательной дате. Чья идея была вспомнить победу наших отцов?
— Идея спектакля «Позови меня в прошлое» принадлежит мне как режиссеру-постановщику. Пьесу написал оренбургский писатель Павел Рыков. Сценография заслуженного деятеля РФ Тана Еникеева, музыкальное оформление — заслуженного работника культуры РФ Тамары Пакулевой. Мы хотели показать и рассказать о вкладе трудящихся края в победу над фашистской Германией, о героях, о народе победителей.
— Я видел, что многие зрители не выдерживали, и слезы были, и вставали не один раз. Удалось ли вашему коллективу показать героизм советского народа?
— В целом удалось. Программа была безупречно выверена и охватывала всю хронику событий: от объявления войны до ее победного завершения. В спектакле задействованы артисты всех поколений театра — от новобранцев, недавно принятых в коллектив, до участников Великой Отечественной войны. Были использованы песни, они в неспешном ритме сменяли одна другую, звучали без объявления имен исполнителей, что позволило зрителям сосредоточиться на исторических событиях.
— На мой взгляд, Оренбургскому театру сегодня удается удерживать и сохранять в непростое время творческое достоинство, при этом оставаясь интересным для городской и, в целом, областной интеллигенции.
— Да, мы этим довольны. Зал всегда полон. Это ли не главная оценка труда? В своих спектаклях стараемся сохранить зрительский интерес к театру. И в классике, и в современных постановках мы ищем и находим сегодняшние совпадения с мыслями, чувствами современных людей, зрителей. Мы не гонимся за новациями, которые так любят многие театры. Мы делаем то, что положено делать: спасаем человека, как хирург спасает больного. Может, поэтому медики нашего города так любят приходить в наш театр. Постоянными зрителями являются студенты, рабочие и жители сель ских районов, словом, — люди разных профессий и возрастов. Все они не чуждаются современ ных постановок и одновременно их тянет посмотреть классику: Чехова, Гоголя, Толстого. Там все написано. Классика всегда современна. Сейчас много говорят о традициях. И мы очень рады этому, потому что любой спектакль, который идет у нас, — это сохранение традиции: в актерских работах, в режиссерских, в работе художников.
— Рифкат Вакилович, сегодня, когда реалистический театр буквально рушится под бешеным натиском так называемого арт-искусства, настало время подумать об опасности, грозящей подлинной театральной культуре.
— Да, есть такая опасность. Вместо театра-воспитателя, учителя жизни, университета, осуществляющего нравственное воспитание в глобальном понимании, происходит повсеместное насилие над нашими театральными традициями и человеческими чувствами. Зритель бежит из такого театра. Но предрассудок заставляет его воспринимать все происходящее, как неизбежное зло: ничего не изменишь, мир таков, что в нем больше нет места для искренних чувств, для глубоких переживаний.
Как победить предрассудок и вернуть душу театру? Как одолеть реформаторов, захвативших лучшие театральные сцены, задающих тон в театральном сообществе и при этом глубоко равнодушных к нашей культуре, нашим вкусам и традициям? Что делать? Для сохранения традиций нам обязательно нужно изучать Станиславского, любить Станиславского! Станиславский предложил такой метод актерской работы, который позволяет раскрыть и воплотить на сцене жизнь человеческого духа. Театр способен внести немалую лепту в улучшение психологического климата в любом обществе. Снимаешь ли кино, готовишься ли показать новый спектакль, необходимо задуматься хоть на минуту: твой продукт сделает человека лучше или хуже. Положение не безнадежно, пока существует русская театральная школа, пока есть
Октябрь КАЛИТОВ
художники, которые не считаются с предрассудками. Пока стоит наш Оренбургский театр, живущий по его заветам. Наконец, пока существует зритель, которому нужно страстное, живое, созидательное искусство, помогающее жить и бороться за свои убеждения и права.
— Можно ли сказать, что русский психологический театр сейчас менее востребован, чем формальный театр?
— Первая проблема — театральная школа! Кто поступает и кто выпускает? И почему в таком количестве? Театральная школа не учит сегодня будущего режиссера работать с артистом, работать над пьесой... А работа эта нудная, скрупулезная, требующая сосредоточенности и времени! И прежде всего это индивидуальная работа учителя с учеником! Вы будете смеяться, но на это нет просто физического времени — в институте столько всего преподают... И вот режиссер попадает в театр, надо ставить спектакль, а какие критерии? Чтобы было быстро! И, конечно, спектакль скорее сколачивается, чем прорабатывается. Два месяца — и готово! И режиссеру лучше: чем больше поставит, тем больше получит. И артисты довольны: кто сегодня хочет долго репетировать? И опять же — эффективность, оценят чиновники. Поймите, я не против формы. Конечно, новое время требует новых впечатлений. Новые способы выразительности сегодня идут от новых технологий. В свое время на меня произвел очень сильное впечатление спектакль Роббера Люпажа «Обратная сторона Луны». По сути, камерная история. Один артист на сцене, но то, как это сделано, — незабываемо. Использование теле-, кинотехники попадает в суть пьесы, и получается грандиозное зрелище. Но этот пример — исключение. Зрелищность для драматического театра — вещь опасная. Если спектакль не сделан изнутри, через актера, то визуальный ряд похож на низкопробное шоу, где полностью отсутствует содержание.
— Формальное направление пришло к нам на новом витке лет 20 назад, на Западе это более давние традиции — то, что я называю неоавангардом второй половины XX века. Но не будет ли так, что формальный театр заменит собой «работу актера над собой», традиционный русский театр?
— Важно, чтобы мы понимали, что есть такая опасность. Но в русском театре огромное богатство! Когда сегодня приводят примеры, что надо работать, как на Западе, как
в Америке, то я всегда спрашиваю: почему это должно становиться критерием развития нашего театра? Такого разнообразия театральных направлений, созвездий выдающихся режиссерских имен начала XX века, советского периода не знала ни одна страна мира! А идеи Станиславского, Мейерхольда, Вахтангова? Их жизнь, их путь — вот критерии, вот вектор для развития отечественного театра. А сегодня мы вынуждены выживать. И не будем сетовать на время. В России всегда трудные времена. И театр всегда нуждался в поддержке государства. Забота государства должна идти на поддержку театра именно как искусства. И тут людям искусства надо объединяться и высказывать свою озабоченность.
— Что произошло с драматургией в нашей стране? Наличие цензуры и худсоветов в советские времена являлось препятствием для творчества драматургов, как это пытаются представить теперь, или все-таки преградой от проникновения на сцену пошлятины, бесталанных исполнителей?
— Безусловно, в советское время человек не мог просто так попасть на сцену. Драматургу или режиссеру предстояло пройти через строгий суд цензоров. Чтобы выдержать это испытание, требовалось прежде всего обладать талантом и еще рядом профессиональных достоинств. Нельзя было попасть, например, на сцену без безупречной дикции и умения правильно говорить. Сцена — святое место. К сожалению, театры постепенно начали терять свои культурнопросветительские, воспитательные функции. Кроме того, у нынешних исполнителей в основе своей начисто отсутствует вкус. И в этом во многом виноваты режиссеры.
Необходимо создавать качественные зрелищные проекты. Желательно восстановить художественные советы, создать нравственную цензуру. Вообще, может ли существовать искусство без нравственной цензуры? Такого нет ни в одной стране мира. Зритель давно устал от вранья, фальсификации, глупости, пошлости, которые лезут со сцены.
— Что же делать?
— Во-первых, нужно вернуть все то, что мы отринули. Во-вторых, помочь современному зрителю черпать духовные силы из искусства, литературы, театра и кинематографии.
— Кто же может восстановить такую систему?
— Власть. Главное, что сегодня должна понять власть: дело не в экономике. Экономика не спасет Россию.
Это не моя мысль, мысль Александра Солженицына: «Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит».
Нам сегодня в первую очередь, прежде всего с помощью средств культуры и искусства, СМИ и в особенности литературы, театров надо организовать духовное воспитание. Человек, духовно воспитанный, практически не склонен к совершению преступлений и к пьянству.
— Есть ли у нас в России современная драматургия?
— На страницах печати и на совещаниях критики, режиссеры, руководители литературных частей театров часто повторяют одну и ту же мысль: современной драматургии не существует. Самые остроумные из них изрекают эту мысль в более оригинальной форме: что-нибудь вроде «среди нынешних драматургов чеховых нет». Правда, нельзя сказать, чтобы нынешние станиславские очень утруждали себя поисками и чтением современных пьес. Да и зачем? Удобнее, престижнее, выгоднее, привычнее и покойнее корежить и обращаться к классикам и инсценировать модных тягучих прозаиков. А зрители, которые хотят видеть в театре живую жизнь и ответы на свои проблемы, мало кого интересуют.
Между тем еще Немирович-Данченко предупреждал: «Если театр посвящает себя исключительно классическому репертуару и совсем не отражает в себе современной жизни, то он рискует очень скоро стать академически мертвым».
— Может быть, дело в другом? Однажды Карен Шахназаров сказал, что, по его мнению сегодня весь мир переживает острый дефицит ярких творческих идей, причем во всех сферах искусства, в особенности в драматургии.
— Я абсолютно с ним согласен! Этого дефицита стоило ожидать. Дело в том, что искусство практически во всех его проявлениях потихоньку приобрело массово-потребительский характер.
Естественно, в этой ситуации трудно найти идеи, которые могли бы серьезно взволновать умы. Возникла массовая необходимость развлечений. В итоге театр перестал быть храмом, а превратился в фабрику по производству товаров народного потребления. То же произошло и с кинематографом.
— Бывали ли такие времена, когда не ощущалось «кризиса современной драматургии», когда эта формулировка была неактуальной?
— История театра определяется личностью драматурга. Да, был театр Островского, но не мог же весь громадный русский театр ставить его одного. Ставили какие-то пятиактные пьесы, да еще потом три акта водевиля играли, кучера ждали, когда спектакль окончится, а публика сидела по 8-10 часов в театре. Или театр Чехова. А ведь Чехов написал не так много пьес. Он один не мог быть лицом всего театра — в реальности каждый день люди ходили в театр, что-то смотрели, но остался Чехов.
— Довольны ли Вы своей профессиональной судьбой? Что это — предназначение, удача или исполненная цель?
— Во-первых, считаю, если я стал руководителем театра, то, наверное, это удача. Так как я хотел этим заниматься, то считаю, что все сложилось. На данном этапе доволен тем, что есть.