На узорчатом красном ковре сидел поседевший мужчина, он увлеченно смотрел в телевизор, перебирая в руках старые зеленые транзисторы. От мелких деталей пахло пылью и советским прошлым. Мужчина сортировал приборы в две маленьких картонных коробочки, они тоже пахли пылью и прошлым. Напечатанные обозначения стерлись под натиском рук, и ничего уже прочесть с них не было возможным. Желтые пятна, почти сливались с цветом картона, они становились виднее только в своих контурах, которые рисовали пересечения очерченных кругов. По телевизору показывали развлекательную передачу с молодыми людьми, они скакали по сцене, приводя в движения свои здоровые и красивые волосы. Женщина с огромной косой постоянно теребила своё богатство в руках. Ее грудь вздымалась в такт шуткам от молодых людей, которые так и крутились вокруг этих правильных, заточенных в тесную ткань шаров. Детали закончились, и мужчина поднялся с пола. Он отряхнулся, встал возле окна и прислонился пахом к батарее.
– Холодная еще… – Задумался он и поскорее убрался от нее подальше. – Когда тепло дадут?
В небольшой комнате, стены, освещенные телевизионным светом и настольной лампой, играли тенями тучной женщины, ее руки протыкали ткань железными спицами. На стене все это рисовалось храбрым копейщиком, который неустанно добивал бесформенное чудище, уже наверно мертвое. Воин остановился на секунду, поковырял в плоти и продолжил свои движения.
– Андрей, сходи за сметаной. Пока магазины еще не закрыли. – Женщина лениво шевелила губами, почерневший пушок колыхался под воздействием слов. Коричневый клубок, покоился у тапочек, совершая иногда резкие перекаты. Женщина дергала его резко и без любви. От горя тот катился подальше, но всегда возвращался к ней.
Андрей неподвижно смотрел в окно, никакой реакции на жену не последовало. Он наблюдал за соседской машиной, она подмигивала ему красным огоньком. А думал он о пустом парковочном месте, куда уже должна была встать машина сына.
Серега задерживается. – Думал Андрей, и кончиками пальцев трогал ледяную батарею, только раззадоривая себя. – На работе аврал?
– Андрей! – Резкий крик на выдохе, вовсе и не женский, а какой-то потусторонний звук раздался по стенам, копейщик затрясся, но быстро пришел в спокойствие. Мужчина у окна развернулся и поправил слуховой аппарат, он вопросительно посмотрел на свою женщину.
– Андрей. – Уже остудившимся, но совсем не тихим голосом продолжила женщина. – Купи сметану, пока магазины не закрылись.
Направившись в коридор, Андрей на полпути остановился посмотреть в телевизор. Люди с той стороны все так же были на месте, ничего у них там не поменялось. Только девушка стала еще более красивой. Андрей развернулся, в его глазах сидела женщина, лет пятидесяти, в домашнем халате, меховых тапочках, на голове у нее очень ровно и размеренно лежали гладкие, блестящие волосы. Любой волосок был ей так нужен, каждый был на счету. С годами их становилось все меньше. Они седели, становились чересчур послушными, более не играли переливами, кудрями как в молодости, лишь умирали, становясь мусором на ковре. Нос женщины будто заглядывал в ее рот, осмотрительно прикрывшись от острых зубов волосами в носопырках. Глаза прижались к морщинистому лбу, привыкнув к постоянному закатыванию. Раньше она была похожа на одну западную певицу, особенно глазами и бедрами. Теперь западная певица была мертва, а жена Андрея еще нет. Певица умерла красивой, хоть и на стадии женского увядания. Упругой ее кожа становилась только под ножом хирурга, голос загрубел и отдавал усталостью. На сцене она больше не устраивала гипнотически откровенных танцев, которые так тянули Андрея, что тот с чуть приоткрытым от вожделения ртом наблюдал за ними. Андрей испытывал к ней трепетные чувства, он считал ее очень одинокой женщиной. Песни она всегда пела о любви, разлуке с любимым уже недоступном человеке. Вокруг нее крутились софиты, свет расчищал тьму перед ее длинными, прямыми и такими родными ножками, и она осторожными выверенными движениями наступала на этот свет, оставляя за собой легкую податливую тень. Кудри прятали микрофон на ее щеке, игриво торчали в разные стороны, как будто затягивая все внимание, все пространство к ее глазам. Она всегда окружала себя толпой молодых девушек, которые танцевали позади нее, и одновременно вместе с ней. Кто из них повторял движения танца, она за толпой или толпа за ней, всегда оставалось для Андрея загадкой. Уже в последний период свой жизни, певица выступала в длинном черном платье, куталась в тканях, пряталась в них от Андрея. А он горевал от этого все больше и больше, ощущая, как она уходит от него закрываясь в своем одиночестве. Певица уже не была для него женщиной, Андрей считал ее идолом. Он поклонялся своему чувству скорби по ее увядающей красоте. Иногда одного идола для него становилось мало, и он был готов разрыдаться в объятиях мимо проходящей девушки, рассказывая ей о том, что очень скоро она тоже перестанет быть красивой и молодой, ее грациозные движения приобретут угловатость и жалостливость. В молодости он этих поползновений не испытывал, женился только из-за малой схожести жены на его любимую певицу и страха одиночества.
Женщина проводила мужа взглядом, и заслышав щелчок замка поднялась с насиженного дивана. Свет от экрана играл на ее морщинах, поочередно разукрашивая лицо в разные оттенки. Она встала возле зеркала и начала себя рассматривать. Щеки были обветренными, шелушащимися. По часовой стрелке она двигала пальцами свои мешки под глазами. Все это она делала механически, будто вовсе не себя трогает. Ладони потянулись ко лбу и резким движением разгладили все неровности и шероховатости. Ей не хватало еще несколько рук для того чтобы одновременно натянуть свое лицо потуже с разных сторон. Прихватить загривок и утянуть шею, придержать волосы придав им чуть объема. Вот только веки слабо поддавались манипуляциям, растягивать их было больно, а видеть из-под них в натяжении не получалось. Оставив это, она еще апатичней зашагала на кухню и вытащила из шкафа разную утварь. Равномерно рассыпав муку по столу, она села на стул и уставилась в стену.
В старой иномарке мимо только что включенных фонарей ехал Сергей. Он разрывался между дорогой и своим телефоном. Глаза резво скакали по звукам на дороге, отвлекаясь на постоянное попискивание мобильного. Тот вибрировал и пронзительно свистел. Сергей натужно улыбался, и пытаясь совладать сразу с двумя направлениями, печатал что-то на сенсорном экране. Машина пахла освежителем и женским потом вперемешку с пахучими духами. Буквально час назад на том же сиденье Сергей, вальяжно расположившись, втыкал в заведующую детского сада. Женщина сорока трех лет познакомилась с Сергеем в интернете, общение быстро завязалась в виду общей цели. В очередной раз она встретила Сергея на парковке Бэхетле, сложила пакеты с продуктами на заднее сидение и запрыгнула в машину. Сергей выслушал жалобы женщины на мужа и работу, но уже наученный опытом, гладил её колено в колготках. Поднимаясь все выше, задирал ее вельветовую юбку и выдавал свою натужную улыбку, которая на самом деле была искренней. Существо с задранной юбкой было не единственной увядающей женщиной в жизни Сергея. Параллельно он вел отношения еще с двумя, изредка встречаясь с ними, чтобы восполнить свои ощущения. Но со временем это переставало греть ему душу, и заводило Сергея в пустое исступление.
О людях в широком понятии он не помышлял, но в глубоком детстве заметил, что самые слабые существа во вселенной – это рыбы и неудержимо стареющее женщины. Он насаживал вертящегося червя на крючок и со всей силы закидывал его поглубже в воду. Сладкое ожидание неизвестной добычи заставляло зубы стучать друг об друга, десны натягивали губы в улыбку. В его руках появлялась пойманная рыба, и он мог долго наблюдать за тем, как она пытается втянуть в себя что-то утерянное. Круглые глаза бессмысленно смотрели в него, а он видел в них все, что только мог.
В один из дней детства в летнем лагере, когда на нем с усердием скакала вожатая на порядок старше него, женские губы складывались в рыбий рот и тянули Сережу к себе. Даже дальше, тянули они все вокруг, пытались засосать всю реальность и оставить ее во внутреннем пространстве разомкнутых частей лица. От этого ему становилось страшно и жалостливо. Рыбьи рты виделись Сергею повсюду: в продавщицах на базаре, лице кондуктора, очереди в поликлинике. Все они с диким страхом засасывали реальность большими порциями, пытаясь получить себя назад. Вот и сегодня молодой человек наблюдал за раскрытым, чуть скукоженым ртом женщины по имени Оксана. Ее умеренно тучное тело, и от того чуть свисающее по бокам к земле, загораживало ему красноватый диск уходящего солнца, будто пытаясь заменить его свет. Она разгладила свой рыбий рот в улыбку, чуть склонив голову в сторону, и пыталась дать ему тепло. Запыханое, румяное лицо, нависало массивной родинкой на Сергея.
– Мне пора, Сережа. – Оксана слезла с него. – Разрывалась сегодня весь день по частям просто…
Мужчина большим и средним пальцем поделил на части грудную клетку Оксаны, поглаживая красную кожу. – По ча стям. – Мычал он про себя. Она быстро оделась, поправила свои золотистые волосы и, поцеловав любовника на прощание, ушла.
Сергей напряженно думал о покрытой пигментами красной груди Оксаны. Конкретно о том, что все вокруг разрывало женщину на части, и даже эта грудь делилась на куски, вместе с ним, лежащим на ней. Сергей сам распадался, распиливался на сотни маленьких кусочков, а потом еще несколько раз. Распиливались вместе с ним и его мысли. Разделенный на фрагменты Сергей окончательно терял призрачное присутствие во всем. Вена на его лбу вздулась и за пульсировала. Невероятными усилиями Сергей собрал себя, отодвинув грудь женщины подальше, и выпрыгнул обратно. Все это настолько напугало его, что он обрадовался настоящим сигналам из реальности, настигающие его из мобильного. На экране появилась надпись: «Отец»
Андрей шел по широким улицам между хрущевками. Вокруг все понемногу темнело, звуки становились отрывистей и легче. Он забежал в почти закрывшийся магазин. Недовольная продавщица надула губки как ребенок и стала ждать, когда уже этот мужик купит что-то. Андрей высматривал сметану подешевле, он хотел что-то на грани не совсем плохого, но уже дешевого.
– Вот этот. – Андрей ткнул пальцем в стекло, точно указав на пакет.
Он возвращался домой со сметаной в кармане и по плану остановился у свалки недалеко от его подъезда. В этом месте люди оставляли целую, исправную технику, игрушки, и разные атрибуты былого советского величия. Андрей почти каждый день приносил домой что-то интересное. Он ремонтировал, разбирая технику на детали, и складировал под супружеской ложей на всякий случай. Сломанные игрушки в его руках снова обретали свое предназначение.
– В моем детстве таких не было… Помню, как очень хотел заводного мотоциклиста из ГДР, он метра четыре проезжал, а еще у него кремень высекал искры вместо сигнальных огней. – Думал Андрей, в очередной раз, приводя игрушку в порядок.
В этот раз на свалке его встретил белый советский холодильник. После небольшого осмотра, Андрей решил позвонить сыну, чтобы тот забрал холодильник к себе на работу, в гараж. Сергей зарабатывал, распиливая всякую технику, сортируя железо и пластмассу. Такой холодильник принесет ему не меньше тысячи рублей.
Внутри тёмного зеленого подъезда возле входной двери стояла женщина. Невысокая, полноватая. Резко развернувшись, она застучала каблучками по ступенькам. В спешке, чуть не спотыкаясь, ее тело вздымалось и двигалось туда-сюда. Плотно сидевшая юбка и пиджак чуть сдерживали тело, не позволяя ему хаотично рваться во все углы пространства. Женщина двумя руками передвинула тяжелую металлическую дверь и оказалась посреди обычного русского двора. Вокруг уже совсем все стемнело и звучали сумеречные насекомые. Детей на площадке не было, все разбежались по домам. Вместо детей там сидели взрослые, о чем-то громко говорили, выпивали пиво. Оксана, еле справляясь с каблуками, рысцой двигалась в направлении дома Сергея. Ее лицо стало настолько растерянным, бледным и болезненным, что прохожие провожали ее смущенным взглядом, стараясь не вникать в происходящее.
– Вот дура, как я вообще могла все в машине оставить? Летящая просто… А он что, не видел, что ли?
Даже в своих мыслях Оксана запыхалась, и проглатывала слова от непривычно быстрого движения.
– Муж и так подозревает постоянно… Теперь… Теперь точно все поймет… А если поймет, то и хрен с ним. Уйду, детей у нас все равно нет. Немощный, жалкий, импотент… – Оксана стала бранить своего мужа, и винить его во всем.
Сережу винить не хотелось, ведь он так похож на ее отца в молодости. Когда Оксана впервые увидела его профиль на сайте знакомств, то ее глаза застыли, заблестели, из них потекли слезы. Рот вбирал в себя воздух, будто в него вставили невидимую, но объемную трубочку, высасывающую все нутро. Отчаянно сопротивляясь этой трубочке, Оксана глотала слезы и хватала воздух большими кусками, запихивая поглубже в себя. Молодой человек своим первым появлением в жизни Оксаны вызвал у нее приступ астмы. Сергей смотрел на нее с экрана телефона, облокотившись на березу. Толстые щечки, нос с горбинкой, взгляд. Все один в один с отцом.
– Такого ведь быть не может. – Судорожно отрицала Оксана.
Успокоив свое дыхание спреем из белого баллончика, она всю ночь переписывалась с Сергеем, попутно рассматривая его фотографии. Сергей без стеснения выдавал пошлые шутки и нахваливал ее красоту. Полгода они встречались в его машине, на работе, дома. Оксана даже думала о том, чтобы просто уйти к нему окончательно, бросив прошлую жизнь, но её всегда сдерживала существенная разница в возрасте и некое чувство вины. Во время их соитий Оксана преодолевать ощущение присутствия ее отца, ей помогало только заботливое, сердобольное выражения лица Сергея. Эта копия отца не осуждала дочь за их связь, а внимательно разглядывала ее лицо в момент блаженство. На каждый вздох, на каждое мышечное сокращение приходился любящий взгляд уже давно мертвого отца.
Телевизор транслировал новости о войне на Ближнем Востоке, слова диктора из соседней комнаты синтетическим голосом доносились до ушей женщины на кухне. Женщина разогрела духовку и укладывала кусочки яблока на серое и тонкое тесто. За этими ровными движениями, облокотившись щуплым плечом на косяк, наблюдал Андрей. Каждую дольку она сопровождала небольшим, неровным вздохом. Язык чуть вываливался из уголка рта, помогая примеривать положения начинки в пироге.
– Раз яблочко, два яблочко… – Считал Андрей. – Нужно последние в этом году яблоки собрать. А то бомжи опять сад обносить начнут…
Женщина отправила пирог в духовку и встала у перегородившего проход Андрея.
– Я пойду к Наташе. – Она подогнула нижнюю губу, и пустила по ее форме горячий воздух, поднимая с глаз жидкие волосики.
– К соседке?
– Да, присмотри за пирогом. Минут через сорок проверишь и вытащишь.
Андрей отвлекся на полосу из муки возле брови жены, но рассказывать о ней не стал. Он сел возле духовки и пожалел, что на кухне нет телевизора. За окном темнота забрала все вокруг, оставив лишь небольшие всплески повсюду. Красные, мигающие машины разрывали черноту и снова уходили. Проезжая мимо, будто из прожектора, фары светили прямо на Андрея. Вместо телевизора он смотрел в темное стекло духовки, пирог почти не разглядеть. Только небольшие очертания формы выпечки и чуть слышимые пощелкивания говорили о том, что в духовке что-то есть.
Андрей так сконцентрировано наблюдал за пирогом, что начал чуть покачиваться на и неустойчивом табурете. Андрей перестал думать о своей любимой певице, теперь о своем чувстве жалости. Он намеренно сгущал мысли в голове, придавал им максимальную трагичность. Губы вылезли из-под седых усов и поникли уголками. Он окончательно погрузился в свое любимое состояния. Покачивания на стуле приобрели окончательный и постоянный ритмичный рисунок. В этот момент мысли точно превращались в чистые ощущения, форма терялась и постепенно исчезала. Без рамок чувство заполоняло его полностью, и он отдавался ему, ощущая гусиную кожу на своих черных от волос руках. Зрение теряло фокус, фиксируясь ни на чем и на всем одновременно. Андрей левитировал по кухне, дрифтуя в своих чистых ощущениях безграничной жалости.
Завидев у ворот гаража машину с холодильником на крыше, охранник притоптал сигарету и встретил Сергея у двери автомобиля.
– Я привез технику. Распилю по-быстрому и поеду домой, ключи можешь мне отдать. Закрою. – На коротком дыхании сказал Сергей.
Охранник пальцем ковырнул карман и вытащил связку ключей на кольце. Вручив ее Сергею, он прогулочным шагом ушел домой, попинывая песок и мусор под ногами. Сергей стащил холодильник на землю и поволок его в гараж. Мужчине нравилась своя работа, он целыми днями распиливал бытовую технику, раскидывал пластмассу и железо по разным коробкам. На время это делало его уверенней в себе. Обладая вещью, он делил ее так, как захочет. Мог выбросить то, что посчитает лишним, а самое дорогое он гладил и улыбался.
Холодильник исходил искрами, излишне освещая все вокруг. Болгарка в руках Сергея обретала приятную тяжесть и тянулась вниз, к самой земле. Куски техники лежали беспорядочно, ожидая, когда их наконец оставят там, где они и должны быть. Рядом были оставлены два белых пакета с продуктами, которые Сергей заметил в машине уже подъезжая к гаражу. Матовая, потрескавшаяся женская сумка лежала вывернутой к верху. Помада, зеркало, ингалятор, тушь, пудра, мазь, зарядное устройство, мобильник, салфетки – всё хаотично разлетелось по столу. Телефон в очередной раз жалобно провибрировал, показав на экране незнакомое имя. Сергей закончил с холодильником и потянулся к телефону. Осмотрев его со всех сторон, он зажал мобильник в тиски и гладким движениям разрезал его пополам. Следом пошли остальные вещи Оксаны и продукты из пакетов. Залив все штаны молоком, Сергей посмотрел на свои ноги и понял, что устал. Он скинул инструмент и прилег на неубранную охранником раскладушку, затем подмял руки под головой и уставился на мигающую лампочку. Сергей больше ничего не хотел. Ему вспомнился один знакомый по имени Тимур. Он работал на местном заводе, возил скрипучую тележку по всей территории, доставляя всякие железяки со склада на производства. Тимур уж точно не разделял недуга Сергея. Он вообще ничего не разделял, тем и притягивал к себе его мысли. Невысокий, смуглый человек с разудалой походкой, всегда немного выпивший, несмотря на несколько удаленных в детстве органов. Пустым, соскобленным изнутри, он ходил по земле, ничего о себе не думая. Последний раз Сергей видел его на местном водоеме. Пьяный Тимур неуклюже танцевал перед летним кафе. Какие-то смуглые, плохо говорящие на русском языке люди, хлопали в ладоши и смеялись, закидывая головы вверх. Еще один такой же, готовящий шашлыки, подкинул Тимуру пару монет и сказал, что нальет ему. Тимур тоже захлопал в ладоши, потирая их на ходу, был рад, что его позвали к себе выпить, покушать, еще и денег дали.
Все это в голове Сергея снова стало делиться на части, и теряться, вместе с самим Сергеем.
– Если только кусочек, только попробую… – Сергей поднялся и встал возле стола. – Только…
Рука в треморе опустилась на стол, пальцы расползлись в разные направления, оттопырились. Сергей положил болгарку на указательный и затрясся еще сильней. Пересилив все, он нажал на курок и диск мгновенно набрал скорость. Кровь брызнула на Сергея, местами смешавшись с молоком. Палец был на месте, только разрез до кости с болгаркой внутри прореза. Сергей вскочил и попрыгал на цыпочках. Опустился на корточки и прижал раненый палец к паху. По железным стенам гаража эхом забился вой. Человек загнанный под стол, скрючился в клубок, прижимая под себя руки. Он тихонько плакал, от собственного бессилия.
Не могу – Захныкал Сергей. – Не получилось…
Из блаженного сосредоточения Андрея вывел звонок в дверь.
– Сама же закрыла, могла и открыть… – Андрей зашагал к входной двери, не до конца отошедший, с поникшей головой. В дверной проем заскочила женщина. Усталая, она глотала воздух большими затяжками. При виде мужчины глаза ее стали круглыми и стеклянными как у рыбы. Андрей ничего не понял, только и успел принять на себя падающую женщину. Она пала на него своим весом, каблуки скользили по линолеуму оставляя грязные следы. Андрей медленно опустился вместе с ней на пол:
– Вы чего… Кто вы? – Он очень испугался, рука его затеребила отклеенный кусок обоев на стене, а другой рукой он вцепился ногтями в плечо женщины.
– Я… – Задыхалась женщина. – Сумка… Сережа… – Слова из ее рта захлебывались, спотыкались о язык. Оксана механически дергала рукой карманы, в которых мог лежать ингалятор. Но ингалятор лежал в сумочке. К Андрею медленно возвращалось прежнее чувство, и он внимательно осмотрел женщину на руках. Она была уже осевшей, как тесто, которое выпускает из себя воздух. Ноги ее, ровные, с красивыми каблучками бились, зарываясь в пол. Бедра чуть подрагивали, в изгибе они были такими красивыми, обладали уходящей красотой. Андрей погладил ее бедро, успокаивая его отдельно от всего тела.
– Она же умирает. Задыхается. – Отчетливо услышал свои мысли Андрей. – В молодости она была такой красивой, я это вижу. Такая красота… Медленно погибает.
Андрей прихватил женщину за подмышки, и не смотря на сопротивления, прижал ее к своей груди.
Умирает. – Повторял он уже вслух. – Увядает…
Оксана из последних сил хотела посильней крикнуть, чтобы ей помог хоть кто-то. Но получился только хрип. Минуты текли для Андрея быстро, он хотел оставить тепло уходящей на его руках женщины рядом с собой подольше. Такого подъема своей жалости он никогда не испытывал. В этот самый момент, Андрей отдал всего себя этой женщине, проклиная жестокое время и слабое, хрупкое существо, помещенное в него. Слезы маленькими камешками посыпались на желтые кудри.
Сложив тело на полу, Андрей уже последний раз погладил его и поцеловал в горячий лобик. Он долго держал свои губы над Оксаной и не мог сдвинуться с места. Такая жалостливая, маленькая, теплая. Андрей еще немного поплакал и вернулся на кухню. Вокруг пахло яблочным пирогом, руки прихватили противень полотенцем, а ноздри втянули в себя горячий запах. Утирая слезы, он достал из кармана телефон и вызвал службу спасения.
Чтобы не пропустить нового подпишись или на канал дзена или на прочие, а ещё тут написано, чтобы я попросил у вас лайк. Поставьте лайк.