10 января 1786 года родился Александр Чернышев. Граф, светлейший князь. Один из первых деятелей русской внешней разведки.
В Российской империи титул светлейшего князя даровал император или императрица по личному выбору за особые заслуги перед троном, страной и народом.
Текст: Михаил Быков, фото: Александр Бурый
Всего таковых, начиная с белорусского дворянина-"пирожника" Александра Меншикова и молдавского господаря Дмитрия Кантемира, набирается всего-то 30 фамилий. Среди них — 8 представителей царских и княжеских родов Грузии. Далеко не в каждом случае титул был подтверждением этих самых выдающихся заслуг и носил порой дипломатическое содержание. В некоторых родах титул стал наследуемым, как, скажем, у Волконских, Воронцовых и Ливенов. В других — обрывался на первом носителе из-за отсутствия официального потомства, как у канцлера Александра Безбородко, фаворита Екатерины II Григория Потемкина или фельдимаршала Михаила Голенищева-Кутузова. К обладателям титула следовало обращаться "Ваша светлость" — так же как к младшим детям правнуков императора и их потомству в мужском поколении, а после 1886 года ко всем правнукам и нисходящим мужским законным потомкам членов Императорского дома.
...В этой гостинице Петербурга, на углу Малой Морской и Гороховой, довелось остановиться единственный раз. Завтрак был предложен в бельэтаже, в уютной зале, выходящей окнами и на Малую Морскую, и на Гороховую улицу одновременно. Дом старый, XVIII века, уже в середине следующего столетия известный ресторацией с европейской кухней. Некоторое время в сдаваемых над рестораном комнатах проживал Петр Чайковский. Уже в ХХ веке это заведение стало крайне популярным среди питерской творческой интеллигенции. Здесь выпивали и дискутировали Александр Куприн, Леонид Андреев, Алексей Толстой, Максим Горький, Аркадий Аверченко, басовито будил уставших друзей Федор Шаляпин, подменяя удалявшуюся передохнуть в уборную популярную шансон-мадемуазель Марго.
Крепкий кофе и по-питерски свежие булочки сами по себе не явились бы причиной, заставившей вспомнить Чайковского, Пушкина, Princesse Moustache и три карты, из которых безусловной фавориткой была пиковая дама. Но официант, уловив взгляд, направленный на окна дома напротив, ненавязчиво обронил: "Да, княгиня Наталья Петровна Голицына, урожденная Чернышева, жила в этом особняке на Малой Морской, 10. Здесь и почила в бозе на 96-м году жизни". Кто знает, может быть, в стенах дома напротив открыла старая "усатая княгиня" секрет трех выигрышных карт? Не Пушкину, так внучатому племяннику князю Сергею Голицыну по прозвищу Фирс. Княгиня умерла в 1837 году, Фирс вышел в отставку в чине капитана тогда же, "по семейным обстоятельствам". Но дом на Малой Морской не оставил своим присутствием, так как туда в 1852 году въехал дальний родственник Голицына, военный министр Александр Чернышев, о котором, собственно, и пойдет речь.
ЧТО НЕ СПОДВИЖНИК, ТО МЕРЗАВЕЦ
Среди участников декабрьского восстания 1825 года генералов было не так уж много. Ну, перво-наперво вспоминается князь Сергей Волконский, генерал-майор, бригадный командир 19-й пехотной дивизии, отставной генерал-майор Михаил Фонвизин, три статских генерала — Николай Тургенев, Алексей Юшневский и Семен Краснокутский. Собственно, все. Еще несколько действующих и отставных полковников лейб-гвардии, первый среди коих, разумеется, князь Сергей Трубецкой. А гвардейский полковник, почитай, армейский генерал. В силу того, что культ декабристского движения у нас до недавнего времени был крайне почитаемым, да и сегодня наивная влюбленность в события, связанные с движением революционных офицеров-романтиков сильна, складывается впечатление, что все достойные генералы и прочие чины разделяли идеи декабризма. А вот на страже государственности, на стороне, так сказать, абсолютизма в лице Николая I выступали люди исключительно несимпатичные. Эта их "несимпатичность" складывалась из разных качеств, как личных, так и профессиональных.
Один первый ряд чего стоит! Александр Бенкендорф, Леонтий Дубельт, Василий Левашев, Михаил Милорадович (даром что смертельно пострадал от пулевой раны бунтовщика Каховского и штыкового удара бунтовщика князя Оболенского на Сенатской площади), Алексей Орлов, Егор Канкрин... Среди них — и Александр Чернышев, впоследствии военный министр империи и светлейший князь. А ведь были еще сотни генералов и высших чиновников, оставшихся в период "дворянской революции" 1825 года верными существовавшему строю. Хотя не все они походили на "оловянных солдатиков", полностью убежденных в правильности любой команды, спускаемой из Зимнего дворца. Довольно вспомнить героя войны 1812 года генерала Николая Раевского или рвущегося в опалу героя той же войны генерала Алексея Ермолова. Не был простой фигурой во властных кругах Отечества и генерал Чернышев. Хотя по этой фигуре "красная" пропаганда проходилась систематически и одномерно.
Но обо всем по порядку.
Нередко можно прочитать, что Александр Иванович Чернышев — выходец из захудалой ветви рода. Потому, мол, и не граф, как выходцы из ветви, процветавшей в XVIII веке. Более того, и Чернышев он вовсе не тот, а какой-то другой, однофамилец и прочее. Мало ли на Руси было Чернышевых? Тут хочется сделать отступление в части не столько компетенции историков ХХ века, пытавшихся превратить Александра Ивановича в некую "генетическую случайность", сколько в части той самой пролетарской логики, следуя которой из главного "казнителя" участников мятежа 1825 года непременно надо было бы сделать если уж не Рюриковича—Гедиминовича, то хотя бы потомственного аристократа-боярина. Казалось бы, карты в руки идут, делайте из генерала наследного кровопийцу! Но что-то не заладилось, видать.
Если обратиться к русским дворянским гербовникам и прочим уважаемым источникам, объясняющим историю древних родов, то в сокращенном виде можно узреть следующее. "Некто польский шляхтич Иван Михайлович Чарныш-Чарнецкий, въехав в Московское государство при царе Василии (III) Ивановиче, за службу получил от государя в вотчину село Конобеево. Не имея детей, он вызвал к себе и сделал своим наследником в 1534 году племянника — Илью Владимировича Чарныша-Чарнецкого, который стал уже писаться Чернышевым, сделавшись родоначальником в России этой фамилии. Принимая в соображение, что первый Чернышев был при Грозном, мы не знаем по отчеству деятелей в Москве в начале XVII века с фамилиею Чернышевых, вернее всего, внуков родоначальника, но никак не сыновей его. Этих внуков, а не сыновей, было три: Григорий Ильич, Дмитрий Ильич и Третьяк Савелий Ильич. <...> Из старшей ветви фамилии происходят и теперешние князья...". Далее пару столетий можно без особых проблем пропустить и выйти на следующий пассаж: "Иван Львович Чернышев был сенатор при Екатерине II, генерал-поручик (1736–1793), женатый на родной сестре известного ее любимца — Евдокии Ланской. От этого брака родились сын и дочь. Сын был военным министром при Николае I. Известный герой Отечественной войны князь Александр Чернышев от двух браков не имел детей, а от 3-го брака с графинею Елизаветой Николаевной Зотовой оставил сына — князя Льва (род. 3 сентября 1837 года) и двух дочерей, из которых старшая вышла за князя Владимира Барятинского, а вторая — за князя Дмитрия Лобанова-Ростовского". Вот такие формальности.
Одно верно: пока отец Иван Львович не достиг высоких чинов, деньгами богат не был. Имел 90 крестьянских душ, хозяйством особо не занимался, так как служил денно и нощно. Дворянские книги — штука, безусловно, надежная. Но они не стали помехой тем историкам, кто безапелляционно лишил Александра Чернышева всяческих связей с его древним родом, объявил, по сути, безродным мелкопоместным дворянином, а заодно и нивелировал многочисленные заслуги генерала перед Отечеством. В качестве аргумента приводилась история, связанная с работой Следственного комитета по делу "14 декабря", в котором Чернышев играл заметную роль. Дело в том, что среди заговорщиков был другой представитель той самой младшей и чрезвычайно богатой ветви рода — граф Захар Григорьевич. Непосредственного участия в восстании на Сенатской площади ротмистр Кавалергардского полка Захар Чернышев не принимал, был в отпуске по семейным обстоятельствам. Но все случилось бы иначе, находись кавалергард в декабре 1825 года в Петербурге. Будучи одним из самых новопризванных членов Северного общества (он был принят в него весной 1825 года), Захар Григорьевич сразу обозначил себя ярым радикалом. Вот что вспоминал о поведении едва доставленного в гауптвахту Чернышева декабрист Михаил Пущин: "Привезли под вечер к нам же графа Захара Чернышёва. Чернышёв во всеуслышание начал критиковать действия заговорщиков 14-го числа и сказал, по мнению его, нужно было увериться в артиллерии и поставить её против Зимнего дворца, дать несколько залпов ядрами или картечью, чем попало, и тогда, он уверен, дело б приняло совершенно иной образ, и мы тут бы не сидели..."
В списке участников восстания против фамилии Захара Чернышева стояла пометка — "важный". Но при этом Николай I спустя две недели после восстания распорядился Чернышева "содержать хорошо". Захар Григорьевич был осужден по 7-му разряду, то есть лишен чинов, дворянства, высылался в Сибирь на год каторжных работ с последующей бессрочной ссылкой. На деле, как и в большинстве случаев с "возмутителями спокойствия", все обошлось мягче. Уже в апреле 1829 года бывший ротмистр служит на Кавказе, разумеется, рядовым, а в марте 1833 года за боевые заслуги производится в офицеры. В 1837-м подпоручик 7-го кавказского линейного батальона Захар Чернышев выходит в отставку с правом проживать в Московской губернии и несколько позже занимать гражданские должности. В начале осени 1856 года по амнистии, дарованной императором Александром II, Захару Чернышеву вернули дворянство и графский титул.
Стоит заметить, что его так называемый однофамилец Александр Чернышев — военный министр империи, председатель Военного совета, член Государственного совета, шеф Санкт-Петербургского уланского полка, член Комиссии для рассмотрения предложения Герстнера о сооружении железных дорог в России, председатель Комитета для предварительного рассмотрения и соображения всех вообще дел по управлению Закавказским краем, член Комитета об устройстве питейных сборов, член Комитета о замене государственных ассигнаций другими денежными знаками, шеф Кабардинского егерского полка, председатель Государственного совета, председатель Комитета министров, председатель Сибирского комитета, почетный президент Военной академии — был еще жив. И, видимо, не нуждался.
Суть же интриги, приписываемой Александру Чернышеву в отношении Захара Чернышева, в том, что во время следствия по делу "14 декабря" он рьяно настаивал на том, чтобы его кузен был приговорен к высшей мере. И тогда гигантский дедовский майорат, прямым наследником которого являлся Захар Григорьевич, мог бы перейти в его собственность. Сдается, у 40-летнего вельможи, чрезвычайно близкого к императору, было довольно способов решить эту проблему, если б она его сильно беспокоила. Но ни один из этих способов применен не был. Наоборот, кузену Захару было уготовано довольно сносное "декабристское" будущее.
Кстати, гуляет такой анекдот. При встрече на допросе генерал Чернышев сделал удивленный вид: "Как, и вы тоже виновны, кузен?" На что арестованный ротмистр Чернышев ответил: "Быть может, и виновен. Но не кузен". Тут искренний борец за свободу России от абсолютистского самодержавия и, как следствие, ярый сторонник артиллерийского обстрела Зимнего дворца, похоже, кривил душой. Да, не кузены, но родственники — точно.
К чему вся эта длинная история, связанная с родом Чернышевых? К одному: желанию реабилитировать в глазах ныне живущих Александра Ивановича Чернышева, хоть и стоявшего в день казни декабристов на кронверке Петропавловской крепости, но не только этим вошедшего в историю Отечества.
РАЗВЕДЧИК МИЛОСТЬЮ БОЖЬЕЙ
Александр Чернышев родился в семье генерал-поручика и сенатора Ивана Львовича Чернышева и урожденной Евдокии Дмитриевны Ланской в 1785 году. Фамилия матери говорит о многом: среди последних фаворитов Екатерины Великой был ее брат Александр. Домашнее воспитание в Москве, приписка с малолетства к лейб-гвардии Конному полку — все, как в большинстве аристократических семей "блестящего века Екатерины". Впервые в свете юный Чернышев показался в Москве на коронации императора Александра I в 1801 году. И сразу — глянулся. Особое внимание императора привлекло то, что юноша без сомнений отказался от должности камер-юнкера и заявил о желании проявить себя на военном поприще. Такая возможность ему была тут же предоставлена, и в 1802 году Чернышев — корнет Кавалергардского полка. Занимая адъютантскую должность при полковом командире, уже поручик Чернышев в кампанию 1805 года принял участие в нескольких боевых стычках с французами, а в печально для нас памятной битве под Аустерлицем трижды ходил с полком в атаку. В том числе в ту, что столь яростно и неточно описана графом Львом Николаевичем в "Войне и мире".
За проигранный Аустерлиц поручик Чернышев получил полковничий орден — Святого Владимира 4-й степени с бантом.
В следующей военной кампании против Бонапарта уже штабс-ротмистр Чернышев отличается неоднократно, а в крупной битве при Фридлянде в июне 1807-го находит брод на реке Алле, благодаря чему из-под удара вышла значительная группа русских войск. Этот подвиг был отмечен орденом Святого Георгия 4-й степени. Чернышев перестает быть для императора одним из безликих офицеров-порученцев. Дальше — Тильзит, переговоры двух государей, во время которых Чернышев был представлен Наполеону. Эта встреча определила жизнь кавалергарда на несколько лет вперед.
Спустя несколько месяцев Чернышев отправился в Париж. С деликатным поручением — передать письмо русскому послу графу Толстому, адресованное от имени русского монарха властителю Франции. Это сейчас нет ничего проще — дипломатическая почта, неприкосновенность, секретные каналы связи... И то — всякое бывает, одного "Викиликса" довольно. А двести лет назад подобные поручения выполнить было непросто. Чернышев справился. И впоследствии справлялся с подобными делами неоднократно, являясь, по сути, личным представителем русского царя при французском дворе. А так как двор Наполеона частенько пребывал в боевом походе или лагере, то и наблюдать за реализацией военного гения Бонапарта Чернышеву приходилось воочию. В частности, в знаменитой битве при Ваграме в 1809 году во время очередной Австрийско-Французской войны. Говорят, Чернышев даже умудрился дать Наполеону какой-то дельный совет, за что был награжден орденом Почетного легиона.
Об одном не догадывался восхищенный русским кавалергардом хозяин Франции. Чернышев был не только личным представителем императора, но и профессиональным разведчиком. Одним из первых в России. Не только ради удовольствия кружил на балах головы принцессам и герцогиням Александр Иванович, не только ради имиджа жуира и весельчака баловал анекдотами и пикантными штучками маршалов Франции и приближенных ко двору аристократов.
На балу по случаю свадьбы Наполеона и австрийской принцессы Марии-Луизы по неосторожности слуг от огня свечей вспыхнул огромный шелковый занавес, пламя понеслось по столам и мебели. Русский кавалергард мгновенно организовал "пожарную команду" из присутствовавших офицеров и лакеев, и пожар был потушен. Согласно рассказам, Чернышев собственноручно вынес из пылавшей бальной залы несколько женщин. Сколько сердец расположил он к себе этим поступком в Париже! Но пользовался Александр Иванович и другими, куда более привычными резиденту разведки способами. Одним из самых ярких и трагических случаев стала вербовка (за деньги, разумеется!) сотрудника одного из тайных отделов французского военного ведомства по фамилии Мишель. В течение нескольких лет этот господин снабжал Чернышева копиями секретных документов о дислокации, перемещении и снабжении всех французских войск. Анализ этой информации и позволил Чернышеву своевременно сделать вывод о скором и неизбежном нападении Великой армии на Россию. С чем он и поспешил в феврале 1812 года в Петербург.
Русский полковник добрался до столицы без приключений. И некоторое время не знал, что уже на следующий день после его спешного убытия из Парижа в его квартире был произведен обыск. Сотрудники контрразведки нашли только пепел в камине и пустые полки секретера. Но под ковром, расстеленным около каминной решетки, завалялось письмо, в котором содержались секретные данные, переданные агентом М. Дальнейшее было делом техники — сотрудника военного министерства Мишеля вычислили и в мае 1812 года казнили.
Само собой, Наполеон пребывал в неистовстве. Еще не изгладилась из памяти потеря примы "Комеди Франсез" мадам Жорж, тайно вывезенной из Парижа в Россию другим посланником русского императора, графом Александром Бенкендорфом, а тут новый удар из Петербурга. И не амурный, а в полной мере военный...
ПАРТИЗАН ИЗ-ПОД БЕРЛИНА
Перед самой Отечественной войной 1812 года полковник Чернышев написал на имя императора Александра I весьма компетентную записку, в которой анализировал возможные действия французской Великой армии и слабости нашей оборонительной линии. Настаивал на создании резервной армии, предполагая, что под ударом сильно превосходящих вражеских сил первое время придется отступать, неся большие потери. Уже тогда Александр Иванович всерьез задумывался и о ведении партизанской борьбы в тылах противника, так как глубоко познакомился с тактикой испанских "гверильясов" — участников партизанской войны на Пиренеях против французской оккупации, будучи в Испании в командировках, санкционированных... доверчивым Бонапартом.
Войну полковник встретил комендантом Главной квартиры императора, начальником царского конвоя. Поэтому за отступлением Русской армии и Бородинским сражением наблюдал, что называется, со стороны. Только осенью был послан с поручениями к Кутузову и адмиралу Чичагову, командовавшему 3-й армией. Да так в Ставку и не вернулся. Оно, конечно, придворный, оно, конечно, дипломат, оно, конечно, разведчик... Но прежде всего боевой офицер!
Осенью 1812 года Чернышев возглавил крупный партизанский конный отряд, действовавший во французских тылах. На роду ему было написано оказываться не только в "горячих", но и в оригинальных местах. Именно казаки Чернышева отбили из плена генерала Фердинанда фон Винцингероде, подлым образом захваченного в Москве офицерами маршала Мортье, когда основатель партизанского движения прибыл в Первопрестольную под белым флагом для переговоров, цель которых была одна: не взрывать Московский Кремль — святыню Русской земли. Взорвать Кремль французы попытались, а Винцингероде увезли с собой.
С самого начала 1813 года, когда Русская армия двинулась за пределы империи в Европу в 1-й Заграничный поход, крупному партизанскому соединению Чернышева была поставлена особая (впрочем, как обычно) задача: тревожить коммуникации французов за Одером, на прусской земле. А при случае — вытолкать супостатов из Берлина. Это старый проверочный вопрос: сколько раз Русская армия брала Берлин? Обычно вспоминают два случая — 1760 год, когда русские корпуса взяли город во время Семилетней войны, и 1945-й, комментировать события которого необходимости нет. Но был и третий эпизод — в марте 1813-го, когда передовой корпус генерал-адъютанта Александра Чернышева вошел в брошенный французским гарнизоном Берлин. Символично, что в 1760-м прусскую столицу захватывали войска другого Чернышева — Захара Григорьевича. Генерал-фельдмаршала, екатерининского вельможи, учредителя того самого майората, на который якобы претендовал его последователь и дальний родственник Александр Иванович Чернышев.
Кстати, о майорате. Детей у фельдмаршала не было, вот он и решил первым в России учредить такую форму наследования, когда имущество переходит к старшему в роду или семье. Таковым оказался его брат — Иван Григорьевич, тоже генерал-фельдмаршал, только по флоту. А дальше — понятное дело: внук Григорий, правнук Захар. Тот, что декабрист. В 1832 году майорат и право на ношение фамилии и графского титула Чернышевых высочайшим повелением были переданы герою войны 1812 года Ивану Кругликову, женатому на сестре опального ротмистра. Спрашивается, мог ли военный министр, управляющий Главным штабом, член Государственного совета, кавалер ордена Андрея Первозванного и еще трех десятков высших российских и иностранных наград, но что куда важнее — близкий императору человек, — повлиять на ситуацию с майоратом, не отправляя "кузена" на смертную казнь? Думается, мог.
ПОСЛЕ 1825 ГОДА
Среди прочего светлейшему князю Чернышеву любят вменять еще один грех, помимо того, что связан с участием в работе Следственной комиссии по делу о "14 декабря". А именно: неуспехи Русской армии в Крымской кампании 1853–1856 годов. Возможно, упреки справедливы, не был готов 70-летний и измученный болезнями князь к последней войне в своей жизни. Потому, наверное, в ее преддверии честно попросился в отставку, которую и получил в 1852 году. А вот в бытность военным министром сделал для армии много полезного. Настоял на сокращении срока службы, увеличении довольствия офицеров, создании военной академии и восьми кадетских корпусов, разработке госпитального устава. Наконец, был сторонником перевооружения армии на нарезное оружие, чего, к сожалению, к началу Восточной (Крымской) войны завершить не успели. Да, любим мы виноватых искать...
Остатки основной усадьбы Чернышевых-младших можно и сегодня наблюдать в Яропольце. Это — под Волоколамском, на северо-западе от Москвы. Сам Александр Иванович никогда там не жил, так как по справедливости не имел к владению никакого отношения. Если где и бывал в Подмосковье, так это в местечке Лыткарино, в 8 верстах на юго-запад от Московской кольцевой автодороги. Там находилось поместье, доставшееся ему за третьей женой — Елизаветой Зотовой, наследовавшей его в 1852 году. Поместье было быстренько расширено за счет находившейся рядом старой усадьбы князей Милославских в Петровском. Чудом сохранилась Никольская шатровая церковь, помнящая буйный княжеский род с 1690 года. Там же стоит храм Святых апостолов Петра и Павла, в котором некоторое время после смерти Александра Чернышева находилась его усыпальница. Сама усадьба Зотовой—Чернышева сейчас на реставрации, но рядом в 2012 году в память о 200-летии Отечественной войны 1812 года был установлен памятник ее хозяину — светлейшему князю, кавалеру орденов Святого Георгия 3-й и 4-й степени Александру Ивановичу Чернышеву. Хороший памятник, без излишеств. Сейчас у нас по этой части излишества в чести.
На доме, в котором на Малой Морской квартировал некоторое время Петр Ильич Чайковский, висит по этому случаю памятная доска. Тоже — без излишеств. А окна комнат великого композитора выходили аккурат на окна комнат "Пиковой дамы", в которых нет-нет да и мелькал силуэт старого разведчика и отставного военного министра. Правда, узреть его автор "Пиковой дамы" не смог бы ни при каких обстоятельствах. Он въехал на Малую Морскую в 1893-м, а светлейший ушел из жизни в 1857-м.