Старик примостился на круче, ребята облепили его как мухи.
Солнце уж порядочно поднялось да так крепко ударило своими лучами по остаткам тумана, что он с перепугу забился в камыши да под талы спрятался, а скоро и совсем пропал, как и не бывало.
Урал засиял во всей своей красе. Дохнул ветерок, забормотали дубовые листы над нашими головами, мелкие волны забегали, заиграли по всей поверхности реки — ну ни дать ни взять серебристые рыбки разыгрались навстречу солнцу, поблескивают боками да спинками.
Птицы кончили свой завтрак, притихли. Вороны ушли подальше от воды; старая что-то чуть слышно ворчит, а молодые перышки чистят, на солнышке греются. Чайки уселись на колья моей заводи, по одной на каждом колу. Грудью повернулись к солнышку, чистятся, поочередно вытягивают то одно, то другое крыло, точно паруса намокшие сушат... В заливчике, наискосок от нас, опустилась цапля. Походила, потыкалась носом в тину, а потом успокоилась. Шею склонила, как складной метр, в плечи втянула, одну ногу под брюхо подобрала и замерла, как факир. Даже кулички замолчали, не видно их сейчас и не слышно
— Видите, ребятки, тот яр. наискосок от нас? Что в нем особенного? Наш берег тоже крутой. А разница есть. Там, вон сколько деревьев в воду попадало, а у нас — чисто, коряг нету... Это потому, что тот берег хоть и крутой, как наш, да больше из песка да из гальки сложен, лишь сверху немного земли. Поэтому вода его каждую весну легко размывает, деревья падают, течение их поворачивает верхушкой вниз, а корни с землей ложатся на дно. Глядите: все коряги так лежат. Которые близко к берегу — эти нынешней весной свалило, на них еще верхушки зеленые. А вон, ближе к середине, совсем сухие палки над водой торчат — это старые коряги, может, лет пять-шесть лежат. Под ними, как под заводью, песок набило, мелко стало. По сторонам вода прямо идет, все промывает, проносит — там глубже. Вот на мелком месте голавли держатся...
— А почему, дедушка?
— А потому, что под корягой круговорот, вроде заводи. Сюда заносит разный мусор, бабочек, жучков, кузнечиков, рыба их и подхватывает.
— Вот здорово! Значит, там хорошо рыбачить?
— Конечно, хорошо! Только без лодки не подберешься. А сомы под эти коряги подходят, в глубине там и затаиваются. Голавли разных букашек ловят, а сомы — голавлей хватают, даже очень больших. Видали, какая пасть у этого соменка? А у большого сома пасть такая, что он утку или гуся схватит и. как мышонка, проглотит.
— Ой, девочки, как страшно! — пищит маленькая белоголовая девочка и испуганными глазами смотрит на сверкающий Урал.
Иван Иванович посмеивается в усы, поглаживает волосенки ближних к нему ребят и продолжает:
— А друг мой поймал такого большого сома, каких я раньше не только не видел, но даже и не думал, что в нашем Урале подобные страшилища водятся.
Звали моего товарища Семеном. Мы с ним в одном полку в гражданскую войну служили, вместе дутовцев били. В самом конце войны Семен был ранен, левую ногу ему пришлось отнять чуть пониже колена. После войны я, конечно, в город, на свой завод вернулся, а Семен — к себе, в станицу Кардаиловку, что под Илеком. Хозяйство у него было плохонькое, да и трудновато с одной ногой, а колхозов еще не было... Вот он и занялся рыбалкой. Любил он это дело, да и подспорье в хозяйстве: и на зиму запасал достаточно рыбы, и в сельпо кое-что продавал. Особенно любил он ловить сомов. Он знал их повадки и поэтому всегда рыбачил удачно.
Как-то я приехал к нему в деревню на несколько дней. Вечер на радостях провели в угощенье да в разговорах. Вспомнили свои походы, друзей, живых и погибших, а утром он меня на рыбалку приглашает: сейчас, дескать, самый крупный сом идет, зевать не приходится, через две недели будет поздно. Я, конечно, согласился. Сели мы в лодку и поехали сомовики проверять. Урал там много шире и глубже, чем здесь, и рыбы, должно быть, больше.
Пока плыли к мосту, Семен много интересного порассказал.
«Я,— говорит,— сома с весны ловлю. Как вода чуть начинает после разлива светлеть, коряги из-под воды покажутся и примерно до начала сенокоса, ну, до конца июня, что ли. После того крупный сом как-то не ловится; мелочь идет, да и в хозяйстве работы побольше...»
«Какого же,— спрашиваю,— ты сома большим считаешь?»
«Да как тебе сказать? На пуд —вроде маловато, а вот пудика на два-на три — это подходяще».
Я, конечно, не очень верю: хвастается, думаю, мой дружок, но молчу: как бы не обидеть его.
Подъезжаем к одной коряге. Семен ловко так кормой подвел лодку, бросил лопатку, правой рукой за корягу ухватился. Вижу: к коряге веревкой прикручена толстая хворостина и с нее леска толстая в воду уходит. Поддел Семен багорчиком леску, приподнял и мне показал:
«Видишь, на какую снасть сома ловлю? Маленький сом на такую не попадет».
И верно: леска сделана из двойного крученого шпагата, на конце — поводок из проволоки, а крючок такой большой, что я подобных и не видел. Семен говорит, что по его заказу кузнец ему такие крючки делает: купить-то негде.
На крючке насажен большой голавль, пожалуй с полкило весом будет. Посмотрел я на его снасть, посмеялся и говорю:
«Ну, Семен, будешь ты ждать до морковкина заговенья, когда тебе сом попадет. Какой дурак на эдакую страсть полезет?»
А Семен'смеется:
«Петь такие в Урале, дождусь. Не впервой мне их ловить».
Так мы с ним два или три дня ездили по Уралу, да все зря: не было большого сома. Я над Семеном подтруниваю, а он отшучивается.
Наконец мне надоело:
«Дай-ка удочку, я где-нибудь с. берега хоть ершей ловить буду, а уж ты'по корягам один плавай, может, лягушку большую прихватишь. Вон у тебя багорчик-то какой острый...»
Не стал Семен меня уговаривать. Наутро высадил меня на другой берег, дал удочки и говорит:
«Садись вот здесь, на мысочке, рыба тут приважена, сосед рыбачит. Вон его лодка стоит, там и лопатка и багорчик есть... В случае чего гони ко мне на помощь...»
Я закинул удочки, закурил, а сам все за Семеном слежу. Подъехал он к одному сомовику — пусто, к другому — тоже. Вижу: у третьего что-то задержался, возится.
Вдруг вскочил на ноги, потом упал в корму на колени, кричит, на помощь зовет. Не успел я опомниться, вижу: покачнулась лодка, слетел Семен в воду, скрылся. Только буденновский зеленый шлем, в котором он на рыбалку ходил, всплыл, как арбуз, на поверхность.
Прыгнул я в лодку, гребу, тороплюсь, а уж Семен вынырнул, хлопает глазами, кричит:
«Где он, где! Смотри не упускай из виду!»
Я испугался: Семен одетый, место глубокое, да и нога-то, как ни говори, одна.
Подплыл. Уцепился он за борт, втащил я его в лодку, а он все кричит:
«Где он, где он!»
«Да ты что, с ума, что ли, сошел? Чего кричишь-то?»
Опомнился Семен, засмеялся и говорит:
«Там, брат, такой сомище попался! Видал, как он меня с лодки рванул? Как лошадь! Эх, кабы не ты —кормить мне раков!»
Поймали мы его шлем, лодку к берегу подчалили, воду из нее вычерпали.
Семен воду из сапога вылил, одежонку отжал и говорит:
«Ну, теперь давай этого чертушку искать. Уйти ему некуда. Удилище длинное, где-нибудь покажется».
Поплыли вниз и скоро увидели: по самой середине Урала ныряет какая-то палка, то торчмя поднимется, то опять на воду ляжет.
«Вот он, вот! Помогай, друг, помогай! Хватай удилище, там конец веревки длинный, привязывай за нос, а я багром его успокою».
Догнали мы удилище, подхватил я его — чуть в лодке удержался, Семен за пояс меня прихватил. Завязал я конец веревки за кольцо в носу, и потащил нас сом по воде—то в одну сторону бросится, то в другую. Но скоро утомился. Я осторожно начал подтягивать его к лодке. Когда в воде стала видна огромная голова, Семен ловко ударил по ней острием багра. Взметнул сом хвостом, обдал нас водой, качнулась лодка, а Семен еще и еще раз его по голове...
Скоро сом перевернулся вверх белым брюхом, Семен зацепил его багром, и мы направились к берегу.
В магазине сома взвесили: пятьдесят шесть килограммов,
— Вот это да! — заключили ребята.
Должно быть, моя добыча после-рассказа старика показалась им действительно маленьким соменком.
Ну, а я ничего, я и соменку был рад.
Еще больше интересного о рыбалке и охоте на сайте velesovik.ru и в нашей группе Вконтакте.
Приглашаем Вас отправиться в удивительный мир рыбалки и охоты в любое время и в любую погоду.
