Дублирую пост из ЖЖ от 19.11.2011 с незначительными изменениями (касающимися, в основном, картинок). За прошедшие годы мое мнение по некоторым вопросам могло измениться. Комментарии здесь отключаю, высказаться можете в комментариях к оригинальной записи.
Меня давно волнует вопрос, на который я так и не нахожу ответа: почему среднестатистический человек плохо способен воспринимать абстрактную живопись, в то время, как самое абстрактное из искусств – музыку он воспринимает вполне легко?
Марк Ротко. № 15.
Решил я проиллюстрировать пост репродукцией одной абстракции, одной работой предельно конкретной и одной абстрактно-конкретной.
Живопись искусство изобразительное, т.е., если уж копаться в этимологии – подражательное, миметическое. Аналогом живописи в музыке было бы подражание звукам реального мира: от пения птиц до тарахтенья трактора. Парадоксально, но в музыке такие «извращения» начались только в модернистскую эпоху, в то самое время, когда живопись доросла до абстракции. Почему так происходит? Попробую поспекулировать…
Быть может, дело в том, что подавляющее количество информации (70-80 %, кажется) человек получает через зрительные каналы? Через звук он получает процентов 15-20 информации, на все остальные органы чувств не приходится и десяти (точные цифры не помню, два они не очень и нужны здесь)? Человек, особенно стоящий на двух ногах скорее увидит, как тигр приближается к нему, нежели услышит звук его шагов. Поэтому все зрительные образы обязаны быть информативными. Поэтому даже в хаотическом нагромождении линий и пятен, например в очертании облаков человек способен видеть подобие реальных предметов. А вот слуховая информация не имеет столь жизненно важного значения для человека, поэтому он способен наслаждаться абстрактными звуками, не проводя никаких аналогий между ними и звуками реального мира. То же касается и других чувств: обоняния, осязания, вкуса. Парфюмерия, как мне представляется, искусство не менее абстрактное, нежели музыка.
Единственный случай, когда абстрактные звуки воспринимаются плохо – это человеческая речь. Тут нужна конкретика, а все непонятное просто перестает существовать. Для носителя языка носители всех прочих языков немы, точно также как нем младенец, только осваивающий речь (вспоминается диалектное «ребенок немует», «нёма»). Естественно, в литературе и в поэзии, в частности, разложение связного текста на абстрактные звуко- и буквосочетания воспринимается негативно. Опять же, на такое решились в массовом порядке только модернисты.
Кстати, уйду немного в сторону. Для нас реалистическое изображение ( в данном случае «реалистичное»=«фотографичное», не обессудьте) давно стало привычным. Вот уже несколько десятилетий ребенок с самого нежного возраста регулярно видит фотографии, смотрит кино и телевизор.
Питер де Хох. Голландский дворик. Ок. 1658-1660
Но еще в 20-е годы прошлого века Выготский, например, описывал 7-10-летних детей (городских!), почти не видевших книжек с картинками. А в 19-м веке какой-нибудь крестьянин мог всю жизнь прожить, и ни разу не увидеть ни одной мало-мальски реалистичного изображения. Так для него и примитивные иконы, написанные рукой деревенского богомаза, или лубки какие-нибудь наверняка казались верхом жизнеподобия. А вот изображение, по-настоящему реалистичное он едва ли мог нормально воспринимать в силу отсутствия визуального опыта. Вспоминаются рассказы о крестьянах, пальцами обводивших фигуры в «Боярыне Морозовой». Так что, реализм он тоже разный бывает. И то, что нам кажется полной условностью и абстракцией (какие-нибудь узоры на австралийской чуринге) тем, для кого это предназначалось, казалось вполне реалистичным и конкретным.
Чуринга. Австралия. До 1800 г.