Прошло больше года, как не стало Михаила Задорнова. «Оренбургская неделя» вспоминает Михаила Николаевича с самыми добрыми чувствами. Публикуем интервью, которое в свое время он дал журналисту «ОН», приехав с творческим вечером в Оренбург.
Золотой век Михаила Задорнова
Существует мнение, что профессиональные юмористы в жизни отнюдь не склонны шутить. Но, похоже, Михаил Задорнов – исключение из этого правила. Как оказалось, он любит шутить не только со сцены, но и за кулисами.
— Михаил Николаевич, поэт в России больше, чем поэт. А писатель-сатирик?
— Больше, чем поэт. А если серьезно, то сейчас в России не время поэзии, не время восхищения. Но если бы было время поэзии, я был бы поэтом.
— А что такое писатель-сатирик?
— Это предохранительный клапан. Давление копится, но вот люди пришли на концерт, посмеялись и уже не такие злые. Сатирик все за них сказал.
— Случались ли у вас из-за этого неприятности?
— У меня были неприятности с КГБ. Но какие-то вялые. Они не знали, кто за мной стоит. Потом вот недавно меня предупредили бизнесмены, что, как только придут к власти, сведут со мной счеты. В Израиле были неприятности. Друзья на меня обижаются. Я многих обижаю — профессия такая. На меня обижаются русские, евреи, украинцы, прибалты, бизнесмены, правительство.
— Однако вы до сих пор живете в правительственном доме…
— Это мой единственный недостаток. Ну, а если без шуток, я относился к Ельцину очень хорошо. И начал говорить о нем со сцены еще тогда, когда другие боялись. В то время он был другой. Мы были тогда дружны. Вот я и переехал в этот дом. Но, когда я переезжал, в стране уже начались перемены. И я даже сказал одному из кремлевских администраторов, что не очень хочу переезжать. Он, конечно, передал это наверх, начались жуткие обиды. С тех пор мы с Ельциным ни разу не встречались. Но переехать я переехал. В последний раз виделся со своими соседями в день переезда.
— Михаил Николаевич, вы говорите, на вас многие обижаются. А вы на кого обижаетесь?
— С журналистами конфликтую. Я их терпеть не могу. Сегодняшняя пресса — это на восемьдесят процентов пресса вранья. Сколько галиматьи написано! Журналисты первыми обезобразили страну — её вкусы, её интересы. В результате народ идет голосовать за Жириновского.
— А что вы скажете об ответственности эстрады за испорченный вкус народа?
— То же самое. Пошлость страшнейшая. Все разговоры вертятся в основном на тему ниже пояса. Я это говорил и Кларе Новиковой, и Винокуру, и Хазанову. Но они не видят в этом ничего плохого. Меня особенно изумляют призывы приучать народ к мату со сцены. А то народ не приучен к мату! Я вам скажу, когда я сижу с мамой у телевизора, иногда не могу смотреть, ухожу. Хотя я не ханжа. Пошлость в сатире — от недостатка таланта. В этом смысле самый талантливый человек — Михаил Жванецкий. У него почти нет пошлости. Хотя в последнее время тоже стал малость выругиваться.
— Кстати, Жванецкий говорил, что из «плохого» зала он выходил через больницу. Такое возможно?
— Бывает-бывает. Я недавно выступал на Севере. На газпромовском предприятии. И начал с того, что назвал газпромовских начальников ворами. Я им так испортил настроение, что потом, что бы я ни говорил, все воспринималось враждебно. Я чувствовал, как из зала шёл поток отрицательной энергии. Я ушёл со сцены со сдвинутым позвонком.
— А как вы восстанавливаетесь после концертов?
— Спорт, пляж, море. Надо восстанавливаться там, где есть гармония сознания с подсознанием, с астральным телом. Вы видите, какой я умный? Я всё время притворяюсь умным. Кстати, это гораздо труднее, чем быть умным.
— Веселый вы человек!
— А знаете, я в детстве был очень стеснительный. Без заикания не мог попросить в магазине бутылку кефира. А потом у меня появился друг — Володя Качан. Они с Лёней Филатовым учились в театральном училище, и их заставляли делать упражнения на наглость. Они и меня приучили. Один раз, например, переодели меня в женское платье. И весь день ходили со мной под ручку. Ко мне даже один моряк приклеился. Так, проведя день в женском платье, я избавился от многих комплексов.
— Вы помните свою первую шутку?
— «Мишка, Мишка, где твоя улыбка, полная Задорнова огня?». Это моя первая шутка. Мне было тогда лет семь-восемь. А вообще в детстве я очень долго не разбирался в карикатурах, все время подходил к родителям и спрашивал, в чем здесь смысл? Так я развивал свое чувство юмора.
— Интересно, какая запись у писателей-сатириков в трудовой книжке?
— Не знаю. У меня и книжки-то нет. Она была, когда я был инженером, затем преподавателем. Потом я стал режиссером. На этом моя трудовая книжка закончилась.
— Однажды вы попробовали себя в роли первого лица государства, поздравляя страну с Новым годом. Вам не хотелось бы заняться этим всерьез?
— Нет. Чтобы стремиться к власти, надо быть, по меньшей мере, мазохистом. Ведь как только человек становится президентом, его начинает ненавидеть весь народ. Самое приятное из жизни президента я уже попробовал — поздравил страну с Новым годом. Мне этого достаточно.
— Общаетесь ли Вы с товарищами по «цеху»? Или сатирикам это противопоказано?
— Мне не противопоказано. Я общаюсь. Сатирики люди умные, начитанные. Встречаюсь с Гориным, Ширвиндтом, Державиным, Аркановым, Хазановым, несмотря на то, что мне не нравится то, что он делает сегодня. Жванецкий всегда интересен свежестью мысли. А когда поддаст, то это вообще блеск.
— Что важнее для людей вашей профессии: хорошее или плохое расположение духа?
— Видимо, чтобы чередовалось. Вдохновение, так или иначе, ищет выхода — в плохом ли, в хорошем ли настроении. Хотя я подметил такую закономерность: перед выходом на сцену я обычно бываю раздражен. И чем более я раздражен, тем лучше проходит концерт.
— Как долго будет актуальна ваша профессия?
— На мой век хватит.
1996
Беседовала Наталия Веркашанцева