Сто лет назад, 14 января 1919 года, в госпитале Ростова-на-Дону скончался Михаил Гордеевич Дроздовский.
Текст: Михаил Быков, фото предоставлено М. Золотаревым
В 2010 году довелось стать участником Морского похода в память о 90-летии исхода Русской армии барона Врангеля из Крыма. На борту лайнера Aegean Odyssey собралась многочисленная и разнообразная публика. Встречи, концерты, конференции, круглые столы и вечерние посиделки в огромном баре постепенно познакомили друг с другом людей, чьи представления о русской истории и, особенно, о некоторых событиях начала ХХ века, мягко говоря, не совпадали. Основным организатором объединительного процесса выступило Средиземное море. Двое с лишком суток без заходов в порты лайнер шел из Венеции в тунисскую Бизерту, где в 20-е годы прошлого века умирали на якорях корабли русского Черноморского флота. Времени оказалось предостаточно.
"Притирались" не без трудностей. В первый же день председатель Общества памяти Императорской гвардии князь Александр Трубецкой выразил мнение многих представителей эмиграции, публично отказавшись прийти на вечерний концерт, посвященный памяти певицы Надежды Плевицкой. В период между двумя мировыми войнами "курский соловей", как называл знаменитое меццо-сопрано русской сцены император Николай II, не только блистательно пела в Европе, но и плодотворно трудилась на органы НКВД. Именно с ее помощью был похищен из Парижа и доставлен в Москву председатель Российского Обще-Воинского Союза (РОВС) генерал Евгений Миллер. Некоторые представители экс-советского истеблишмента искренне удивились: ведь Надежда Васильевна работала на красную разведку!
Это был не единственный случай, когда красные и белые образца 2010 года плохо понимали друг друга. Однако искренне к тому стремились. И в большинстве выступлений звучали слова о примирении, об объединении. Никто особо и не возражал. Любопытство вызывал вопрос, какие механизмы будут предложены в дополнение к тем, которые уже работали над этим. Такие, как фонд "Русский мир", например.
ЧАПАЙ И КОЛЧАК
Прошло более восьми лет. В 2014 году страна энергично отреагировала на 100-летие начала Первой мировой войны. Апофеозом стала церемония перезахоронения праха первого Верховного главнокомандующего Русской армией в 1914–1915 годах, великого князя Николая Николаевича — младшего, в Москве в апреле 2015-го. Примирение и объединение продолжилось. Но вот после относительно оживленных дискуссий в медиа о пользе и вреде двух революций 1917-го, тенденция стала угасать. И в год 100-летия начала Гражданской войны в России эти самые примирение и объединение стали больше похожи на полное забвение. Как показывает опыт, это довольно надежный механизм, способный навести порчу на национальное сознание. Причем "забывчивость" масс-медиа и культурного сообщества, формирующих сегодняшнее представление о жизни десятков миллионов людей в России, коснулась и красных, и белых. Сильны сомнения, что большинство молодых современников способны поведать хотя бы общие сведения о таких военачальниках Гражданской войны, как Борис Думенко, Филипп Миронов, Сергей Каменев, Николай Щорс, Александр Пархоменко, Михаил Тухачевский, Семен Буденный, Михаил Фрунзе, Григорий Котовский, Семен Тимошенко, Рудольф Сиверс, Иона Якир, Василий Блюхер, Дмитрий Жлоба... Это — красная сторона. А с белой вошли в историю Лавр Корнилов, Михаил Алексеев, Николай Юденич, Антон Деникин, Петр Врангель, Сергей Марков, Александр Кутепов, Владимир Каппель, Владимир Май-Маевский, Константин Мамантов, Виктор Молчанов, Григорий Семенов, Яков Слащёв, Михаил Дитерихс, Александр Дутов, Андрей Шкуро, Роман фон Унгерн-Штернберг...
Если кто из исторических персонажей и выручит, так это Александр Колчак и Василий Чапаев. Первый — благодаря кино. Второй — анекдотам, так как фильм про Василия Ивановича и Петьку с Анкой-пулеметчицей давно не показывали. Зато в Сети, затмевающей нынче все и вся, можно прочитать такой пост: "Вот хоть убейте меня, но не принимаю я "белых" ну, ни как. Колчаков этих, Деникиных, Петлюр..." Да уж, если и раскрашивать главу Директории Украинской народной республики в 1919–1920 годах Симона Петлюру, то в "жовто-блакитный" цвет. Он дрался и с белыми, и с красными. Как и батька Нестор Махно, кстати. А вот в списке истинно белых на особом месте должна стоять фамилия Михаила Дроздовского.
ГЕНЕРАЛЬСКИЙ СЫН
Дворянский род Дроздовских довольно скромный. Потомственные дворяне Полтавской губернии из поколения в поколение верно служили Отчизне, но высоких чинов, постов и титулов не достигали. То ли задачи такой в генах не имелось, то ли не с руки было, то ли судьба у мужчин Дроздовских такая. Вот только Михаил Гордеевич нарушил своей короткой жизнью привычный ход событий. Он родился в Киеве 19 октября 1881 года в семье генерал-майора Гордея Ивановича, когда тот генералом еще не стал. Но справедливо числился среди героев Севастопольской обороны во время Восточной (Крымской) войны, за что и был неоднократно награжден.
Военную карьеру Дроздовский-старший завершил в должности командира 168-го пехотного резервного Острожского полка, хотя родным считал 46-й пехотный Днепровский полк, в котором служил, еще будучи унтер-офицером. К слову, в этом полку служил и писатель Александр Куприн. Правда, по времени Гордей Иванович и Александр Иванович лет на семь разминулись. Сохранилось письмо старшей сестры Михаила Дроздовского, Юлии, в котором описаны похороны их отца: "...А полк отнесся к смерти своего бывшего командира и его осиротевшей семье, как и предполагать нельзя было. Не только до мельчайших подробностей были исполнены все желания папочки, но он и предполагать не мог той сердечности и задушевности, какие оказал ему полк помимо полагавшихся ему воинских почестей. Солдаты до последней секунды служили ему. Они несли его на руках до кладбища, катафалка ехала только для виду, солдаты опустили его и в могилу. Из квартиры до церкви офицеры пожелали сами нести его на руках. Все офицеры во главе с командиром присутствовали на погребении..." Трудно усомниться в том, что Гордей Дроздовский пользовался уважением среди подчиненных. Он ушел из жизни в 1908-м 73 лет.
А вот мать, Надежду Николаевну, урожденную Дирину, Михаил потерял значительно раньше. Она, родив мужу четырех дочерей и сына, покинула мир в 1893 году, немного не дожив до 50-летия. Дроздовский был младшим ребенком, а первенцем — уже упомянутая сестра Юлия, которую он предпочитал называть Джульеттой. Все четыре сестры были значительно старше брата, а уж Юлия — так на пятнадцать лет. Именно она стала для 12-летнего Миши второй матерью. И оставалась в этой роли до конца. По словам самого Дроздовского, Юлия Гордеевна была единственным человеком из близких ему, в котором никогда не придется разочароваться. Вероятно, такая близость объяснялась некоторыми общими чертами характера. Брат, хоть и носил пенсне, никогда не был "ботаником", сестра не подпадала под определение "кисейная барышня". Едва началась Русско-японская война 1904–1905 годов, она окончила курсы сестер милосердия и после практики в Чернигове была отправлена в Маньчжурию, где служила до февраля 1906 года. Награждена медалью.
ДО И ПОСЛЕ ПЕРВОЙ ВОЙНЫ
К своей будущей профессии — а сомнений в том, что это военная стезя, не имелось — Дроздовский относился серьезно. В 11 лет он поступил в Полоцкий кадетский корпус. Выбор отца наверняка случайным не был. Корпус был известен по всей империи как отменным преподавательским составом, так и традициями. В свое время из корпуса вышел герой русско-японской войны генерал-лейтенант Роман Кондратенко. Корпус исчез после Октябрьского переворота, но в 2010 году был возрожден как Полоцкое кадетское училище. Несколько лет назад довелось побывать в здании бывшего иезуитского коллегиума, где белорусские власти временно разместили кадет, провести с ребятами встречу-концерт и убыть в Москву в полном убеждении, что традиции и строгий стиль корпуса, несмотря ни на что, сохранились.
Правда, в Полоцке Дроздовский учился недолго. Его перевели во Владимирский Киевский кадетский корпус, что называется, по месту жительства семьи. Помнившие Дроздовского в отрочестве, отмечали его ум, целеустремленность, самостоятельность и одновременно вспыльчивость и упрямство. Все эти противоречивые качества в полной мере проявились во время учебы в петербургском Павловском военном училище. Требования к дисциплине, к уставным нюансам у "павлонов" были максимальными. Тоже — традиция. Не случайно ходить строем так, как ходили павловцы, юнкерам других училищ даже не снилось.
Дроздовский по-прежнему существовал в двух мирах. В одном — учеба и великолепные успехи, особенно в математике и по специальным предметам. В другом — конфликты с преподавателями и командирами на дисциплинарной почве. Юнкер не терпел в отношении себя крика и ругательств. По этой причине у него вскоре появились и два места физического пребывания в свободное от учебы время. Казарма и... карцер. Современный биограф Дроздовского, доктор исторических наук Руслан Гагкуев, пишет, что наступил момент, когда Михаил предложил начальству повесить на двери карцера его визитную карточку, и это станет доказательством того, что ему выделили в училище отдельную комнату. Шутку не восприняли и наказали повторно. Был период, когда Дроздовский едва не "сломался", но отец в письмах нашел нужные слова, и сын окончил училище одним из лучших. Вышедшие по первому разряду могли претендовать на вакансии в лейб-гвардии, и свежеиспеченный подпоручик оказался в Варшаве, в лейб-гвардии Волынском полку, входившем в 3-ю гвардейскую пехотную дивизию, на солдатском жаргоне — "Каторжную". Уж больно суровой была дисциплина в ней.
Но даже в таком соединении волынцы отличались от других гвардейских полков. "Особая отчетливость — решительно во всем: в отдании чести, маршировке, ружейных приемах, в каждом движении — всегда и везде выделяла Волынцев", — писал в 1930 году офицер лейб-гвардии Финляндского полка Дмитрий Ходнев. Интересную реакцию демонстрировали германские военнопленные при виде формы волынцев — желтой тесьмы на обшлагах гимнастерок (отличительная черта 3-й дивизии) и темно-зеленой на планках вдоль разреза (признак Волынского полка). Они вторили друг другу: "Железный регимент". По-немецки "регимент" — полк. Тем удивительнее, что солдатский бунт, приведший к Февральскому перевороту 1917 года, вспыхнул именно в Волынском полку. Но не на передовой, где он продолжал драться, а в запасном батальоне, что дислоцировался в столице рядом с Таврическим дворцом.
Итак, Дроздовский вышел именно в тот полк, в котором чувствовал себя к месту. Волынцы не отличались аристократическим составом офицерства, в полку не приветствовались кутежи и прочие атрибуты гвардейской жизни. Дроздовский, проводя много времени в роте, остальные часы посвящал прежде всего чтению. И еще — шахматам. Тяга к самообразованию всегда была отличительной чертой этого офицера. Однако довольно скоро он понял, что книг и журналов из полковой библиотеки недостаточно, и в 1904 году поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. Впрочем, там он не задержался. "Отпросился" на Дальний Восток, на войну с японцами.
Прикомандированный к 34-му Сибирскому стрелковому полку Дроздовский воевал в строю, командовал ротой. В сражении под Ляояном был ранен в ногу, но лазарет покинул при первой возможности. Из Маньчжурии он вернулся кавалером орденов Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом и Святой Анны 4-й степени — орденским знаком и Аннинской лентой на холодном оружии. Восстановился в Академии ГШ, которую и окончил в 1908 году. Цензовое командование ротой штабс-капитан Дроздовский отбывал в родном полку. Существовало такое правило для "академиков" — провести год-другой на строевой должности, чтоб не забывалась полевая рутина. А после для Дроздовского наступил штабной период, когда судьба сначала забросила его в Харбин, затем вернула в Варшаву.
В 1912 году, когда на Балканах началась заваруха между болгарами, сербами, черногорцами и греками с одной стороны и турками — с другой, рванулся было на войну, но его рапорт "завернули". Россия держала официальный нейтралитет. Скорее всего, именно тогда Дроздовский принял решение изучить военно-авиационное дело. В Петербурге сквозь пальцы смотрели на то, что первые российские военные летчики добровольцами отправились за боевым опытом в армии братьев-славян. И в 1913 году Дроздовский — в Севастополе, в тамошней летной школе. Пилотом он не стал, но освоил профессию наблюдателя. Вплоть до Первой мировой войны в аэропланах боевой силы не видели, только способ сбора разведданных.
В тот же год Михаил Гордеевич и его супруга Ольга Владимировна (урожденная Евдокимова) затеяли бракоразводный процесс, который продлился несколько месяцев. Шесть лет совместной жизни счастливыми не стали. Жена, даром что дворянка, окончившая гимназию в Петербурге с серебряной медалью, что позволяло женщине заниматься педагогической практикой, мечтала о сцене. По неписаным правилам, офицеры гвардии состоять в браке с актрисой никак не могли. Но дело было не столько в правилах. Истинная любовь могла заставить уйти из полка и перевестись в армию. Похоже, любви-то как раз уже и не было. Хотя вся эта история произвела на Дроздовского тягостное впечатление. Это внешне он казался суровым аскетом, лишенным эмоций. Но вот что писал он сам: "Все это, пожалуй, логично и просто, даже, пожалуй, и хорошо, но должен сознаться, что на душе нехорошо, скребут кошки... Тяжело ломать жизнь, да и по возрасту я не такой юный, чтобы все эти эксперименты проходили легко и безболезненно. Да ничего не поделаешь, нужно... Не слишком радостная у нас всех судьба, дорогая моя сестра, такие уж верно мы незадачливые, Дроздовские..." И еще: "Мне по внешнему виду завидуют, здоровье железным почитают... Однако я совсем больной человек, вконец расшатанные нервы ослабляют и волю, и интерес к жизни, очень часто появляется апатия, страшная тоска, постоянная бессонница. И вот с самой войны, с 1904 года, вся жизнь проходит на нервах, сколько же за это время я перенес различных больших и малых ударов и неприятностей! Порою тошно от всего становится..."
НА ПЕРВОЙ МИРОВОЙ
На войну Дроздовский отправился исполняющим должность помощника начальника общего отделения штаба главнокомандующего Северо-Западным фронтом. Трудно придумать что-то более скучное для человека, мечтающего о живом деле. Тем более что фронтом командовал типичный военный чиновник и бюрократ генерал от кавалерии Яков Жилинский, которому армии фронта во многом обязаны провалом Восточно-Прусской операции августа—сентября 1914-го. Одна штабная должность сменилась другой, и только в конце весны 1915-го подполковник Генерального штаба Дроздовский оказался на передовой. Должность вроде как не окопная — начальник штаба 64-й пехотной дивизии, но Михаил Гордеевич предпочитал находиться в войсках.
Как следствие — боевые награды. Святой Владимир 4-й степени с мечами и бантом, Георгиевское оружие, Святой Георгий 4-й степени. И чин полковника в конце 1916 года. Как воевал Дроздовский? Полковник Алексей фон Лампе вспоминал историю взятия горы Капуль в Карпатах в сентябре того же, 1916-го: "...Я замещал отсутствующего начальника штаба корпуса. Поздно ночью меня разбудили и потребовали к телефону; звонил начальник штаба 64-й пехотной дивизии...
— Вчера вечером произошла ошибка; несмотря на все мои предупреждения о возможности ее, войска не разобрались на месте и донесли о взятии горы Капуль. По австрийской карте не видно, что Капуль состоит из нескольких вершин, и в наши руки перешла только одна из них и, к сожалению, не главная. Я знаю, что донесение о занятии Капуль уже послано, но доложите командиру корпуса, чтобы он не беспокоился, — гора Капуль будет взята (доклад Дроздовского).
Зная полковника, я не сомневался, что Капуль будет в наших руках или... едва ли мне придется еще раз говорить с Михаилом Гордеевичем. Он принадлежал к числу тех людей, которые знают цену своему слову и менее всего ценят самих себя! На рассвете полковник Дроздовский сдержал свое обещание: взяв батальон одного из наименее пострадавших полков дивизии, он лично повел его в атаку, сумел воодушевить его на подвиг, сумел передать ему свою энергию и решимость и стремительной атакой овладел главной высотой горы Капуль! В обнародованной наутро сводке штаба Верховного Главнокомандующего, гласившей о том, что "в Лесистых Карпатах одной из наших славных пехотных дивизий после упорных боев захвачена командующая перевалом в Венгрию гора Капуль" — никакой ошибки не было".
В том бою Дроздовский был тяжело ранен. Пуля раздробила ему правую руку, и полностью ее излечить так никогда не удалось. Через несколько месяцев полковник вернулся на передовую и возглавил штаб 15-й пехотной дивизии на Румынском фронте, затем был назначен командиром 60-го Замосцкого пехотного полка. Шел апрель 1917 года. Румынский фронт сыпался, правда, не так, как другие. Тем не менее Дроздовский занес в дневник: "У меня положение в полку становится очень острое. Можно жить хорошо только до тех пор, пока всем во всем потакаешь, ну а я не могу. Конечно, было бы проще оставить все, проще, но нечестно. Вчера наговорил несколько горьких истин одной из рот, те возмутились, обозлились. Мне передавали, что хотят "разорвать меня на клочки", когда вполне достаточно на две равные части..."
Дроздовскому удалось сохранить боеспособность вверенной части, и полк достойно сражался летом 1917 года. Сам командир был представлен к ордену Святого Георгия 3-й степени, но грянул Октябрьский переворот. Представление затерялось.
МАРШ ДРОЗДОВЦЕВ
После подписанного 3 марта 1918 года Брест-Литовского мира и выхода России из войны нужно было принимать принципиальное решение. Кто-то из офицеров уже засобирался в Европу — от греха подальше, кто-то медлил в надежде отсидеться в Румынии. Михаил Гордеевич решил двинуть на восток. Да не один, а собрав офицеров и солдат, пожелавших вступить в новую войну — теперь уже Гражданскую. А для этого надо было пробиться через всю ошалевшую от безвластия Украину и добраться до Ростова и Новочеркасска, где уже вела бои едва сформированная 3-тысячная Добровольческая армия генерала Корнилова.
Фактический командующий Румынским фронтом генерал от инфантерии Дмитрий Щербачев в работе по организации отряда командиру 14-й пехотной дивизии Дроздовскому не препятствовал. Но нашлись "доброжелатели" и среди русских, и среди румынских должностных лиц. Дроздовский бился за каждый вагон, грузовик, снарядный ящик и связку сапог. Приходилось трудиться не только снабженцем, но и агитатором. Поначалу офицерство вяло реагировало на идею Дроздовского. Из 40-тысячного офицерского корпуса Румынского фронта в первые дни в отряд записались только 218 человек. Постепенно работа налаживалась. Когда бригада была практически сформирована, румынские власти потребовали ее разоружения. Дроздовский понял, что пора в поход, а заодно подготовил ультиматум королю Румынии, из которого следовало, что никакого разоружения быть не может. А если румынские войска попробуют воспрепятствовать походу, артиллерийские батареи бригады откроют огонь по королевскому дворцу в Яссах. Полковник оказался настолько убедительным, что бригаде даже выделили железнодорожные составы для переброски в Кишинев. Под командой Дроздовского собрались 1063 солдата и офицера, включая 12 сестер милосердия.
20 марта 1918 года бригада выступила из Дубоссар в сторону Новочеркасска. Поход продлился 61 день, и каждый день роты, эскадроны и артбатареи преодолевали в среднем по 60 километров. А кое-где и сопротивление красногвардейских отрядов. Занявшие к тому времени территорию Украины германские и австрийские войска сохраняли уважительный нейтралитет. А в бою за Ростов, начавшемся в Пасхальную ночь 4 мая, даже предложили помощь. Но Дроздовский отказался. По той же причине он не принял и предложение атамана Всевеликого войска Донского Петра Краснова вступить в его Донскую армию в качестве "пешей гвардии". Дроздовский, убежденный монархист и сторонник сохранения Великой России, всегда был против сепаратистских идей и уж тем более против альянса с врагом.
Бой за Ростов завершился победой, но красные отряды получили огромное пополнение и контратаковали. Их численность оценивается в 28 тысяч бойцов. У Дроздовского было примерно 3 тысячи. Полковник ради сохранения бригады решил уйти из Ростова и двинуться на донскую столицу, Новочеркасск. 8 мая "дрозды" изрядно помогли казакам в деле освобождения города. На следующий день в станице Мечётинской бригада официально влилась в состав Добровольческой армии. Вскоре была развернута в дивизию. В этом качестве она сражалась в 2-м Кубанском походе, во время которого Добрармия взяла под контроль Кубань, часть Ставрополья и Северный Кавказ. Это — при Дроздовском. А после его смерти знаменитые малиновые фуражки с белым околышем вплоть до эвакуации в ноябре 1920 года мелькали на всех участках Гражданской войны на юге России. Изредка бывало, что "дрозды" отступали или несли большие потери в упорных сражениях. Но никогда не бежали с поля боя. В Гражданскую войну "дроздовские" части потеряли 15 тысяч убитыми и 35 тысяч ранеными.
Во время уникального перехода из Ясс в Новочеркасск родилась песня, ставшая маршем дроздовцев: "Из Румынии походом шел Дроздовский славный полк во спасение народа, исполняя тяжкий долг... Этих дней не смолкнет слава! Не померкнет никогда! Офицерские заставы занимали города!" Прошло несколько лет, и песня была переделана с кражей припева и мелодии в другую, отражавшую боевые будни дальневосточных красных партизан — "По долинам и по взгорьям".
Дроздовский был ранен 13 ноября 1918 года в бою под Ставрополем в момент, когда лично повел свою дивизию в контратаку. Пуля попала в ступню, и никому тогда в голову не могло прийти, что пустяковая рана приведет к трагедии. Некоторые историки считают, что Дроздовского, уже генерал-майора, "залечили" в связи с тем, что у него был конфликт с "правой рукой" командующего Добрармией Деникина генералом Иваном Романовским. Но большинство склоняется к мысли, что виной всему условия, в которых разгоралась Гражданская война. В госпитале Екатеринодара, где рана Дроздовского загноилась и началась гангрена, отсутствовали самые примитивные лекарства и даже йод...
Дроздовского похоронили в Екатеринодаре, затем прах перевезли в Севастополь, на Малахов курган. Надпись на могиле зашифровали. Но это не спасло. Нет, не от мести красноармейцев, уничтожавших могилы белых на захваченных землях. От бомб Люфтваффе и снарядов артиллерии вермахта в следующей страшной войне...