Чем старше становится человек, тем больше ценит родовые корни. Так и мне с годами все ближе малая родина моей мамы, Надежды Петровны Акаевой.
Пожелтевший документ свидетельствует, что родилась она в с. Килеево Бакалинского района в 1919 г., происходила из рода Грековых по матери и Акаевых по отцу.
Поколения Акаевых
ОТКУДА ФАМИЛИЯ?
Есть легенда, что богатей Акай Ку-сюмов жил в с. Килеево, которое в 1736 году основал другой богатей Килей. Акай — выходец из династии бунтовщиков Тюкелея (дед) и Кусюма (отец)
— возглавлял восстание 1735 года. Для своего хозяйства Акай нанимал батраков, которых на селе прозвали «акаевы работники». Отсюда и пошла (применительно к данной местности) фамилия «Акаев». Кому-то это осталось прозвищем, а к кому пристало надолго и вошло в документы. Так это или не так — теперь не прознать, но Акай вошел в официальную историю Бакалинского района. Большого распространения здесь фамилия не получила и местных Акаевых оказалось немного — то ли Акай мало нанимал, то ли хватило фантазии присвоить работникам иные имена. Если полагаться на легенду, Акаевы, наломавши спину на имущих, сами поднатужились и постепенно, за несколько поколений, обросли хозяйством.
Из Акаевых (кроме мамы) я знала бабушку Матрену, прабабушку Анастасию, теток Матрену и Прасковью. Общаюсь с семьей троюродного брата — бакалинца Василия Акаева. По рассказам знаю о Тимофее Акаеве — прадедушке.
ТИМОФЕИ
Родился Тимофей Николаевич Акаев в 1869 году в с. Килеево Бакалинской волости. Время пришло жениться. Приглядел он девушку из своего села, Корнила Лобанова дочку — голубоглазую Анастасию. У Корнила было три сына, а дочь — одна. Посватался Тимофей. Не отказали: жених непьющий, работящий, ровня по возрасту, ровня и по достатку — из зажиточных. Тимофей и Анастасия жили дружно, крестьянствовали с трудолюбием. Растили четверых детей: Ивана (1892 г. р.), Петра — (1899 г.р.) и двух дочерей: Прасковью (1903 г.р.) и Матрену (1907 г.р.). Мужчины семьи были заядлыми рыбаками. Озера близ села, река Урзя с налимом и щукой давали хорошие уловы.
По праздникам, как водится, ходили в церковь. А килеевская церковь Святой Троицы, возведенная в 1861 году, сработанная без единого гвоздя, славилась богатым внутренним убранством. Колокола разной величины то вызванивали нежное «Динь-динь-динь!», сообщая, что проведено крещение, то траурно стонали, а порой настойчивое «Ло-ло-ло!», призывало унять «красного петуха». Вокруг церковной постройки кипела сирень и подрастали посаженные тополя.
Некоторые из тополей, превратившиеся в исполинов, стоят до сих пор. Они, словно сторожа, назначенные свыше, берегли храмовое место, и утраченное в 1985 году здание церкви возродилось в 2012-ом — уже в кирпичном варианте.
В 1917 году, еще до установления советской власти, производилась сельскохозяйственная и поземельная перепись. Вот она-то и донесла до нашего времени, что семья 47-летнего Тимофея Акаева относилась к сословию бывших государственных крестьян, была приписана к сельскому обществу и имела 20 десятин надельной земли, да еще и землю арендную. Неплохо! Под пашню пускали 15 десятин. Поголовье скота наполняло двор: 3 лошади, 9 коров, 20 овец, 10 свиней. В хозяйстве полноправно трудились сыновья — 25-летний Иван, 18-летний Петр. Еще был крепок 70-летний дед — Николай Акаев, по утрам он первым вставал, до еды уже заботливо налаживал дворовые дела.
Уже шел ХХ век. Многое изменилось после 1917 года. Характеристика крестьянских хозяйств стала иной. Акаевы попали в бедняки. Где те десятины? Где сытое поголовье домашней скотины? О былом достатке в семье не упоминали.
Население села к тому времени выросло так, что площадей для хозяйств не хватало. По переписи 1920 года в с. Килеево 318 хозяйств имели земельные наделы и, следовательно, проживали в достатке, а 60 дворов оставались безземельными, в число последних попал Тимофей Акаев.
В 1919 году безземельным крестьянам появилась возможность устройства на новых местах с получением угодий. Килеевские переселенцы разнились достатком. Кто побогаче, селились на стороне Бакалов, образовав деревню Новотроицкое, а кто победнее, обосновались за рекой Сюнь. Здесь и начали строиться старшие Акаевы с дочерьми и сыном Петром (уже семейным).
Местность оказалась глухой с вольно живущими зайцами, лисами, волками, бесчисленными стаями птиц, пчелиными семьями. Все было первозданным, не знающим преобразующей человеческой силы. Только природным хозяевам этих мест да налетавшему ветру дано было нарушать звенящую тишину, заполнять ее птичьим гомоном, гудением пчел, треском сухих веток, ломавшихся под быстрым бегом четвероногих обитателей, негромким лаем заметающей след красавицы лисицы, а то и недовольным ворчанием вожака волчьей стаи. Заворожили людей и луговые просторы новых мест, обилие грибов, ягод, дичи. Заманили рыбные богатства. После весеннего разлива широкая и сильная в то время Сюнь заполняла своими водами все ямки, ложбинки, образуя озерца, наполненные трепещущей рыбой. Не ловили, а собирали! Лесные рощи сулили даровой строительный материал. И новоселы стали съезжаться.
Экологически чистые места — так бы сейчас сказали! Но вершиной экологического совершенства были природные родники с хрустально чистой, обжигающе-холодной питьевой водой. Били они изо дня в день, из года в год, не теряя изначальных качеств. По ним и назвали зарождающийся поселок «Холодный ключ». Но это красивое, отражающее суть местности название родилось не сразу.
Лариса МИХАЙЛОВА
Поначалу назвали коммуну «Татыш». Чем руководствовались в выборе названия — уже не дознаться. Точного перевода слова «Татыш» никто из бывших жителей и не знает, но есть толкование, что татыш — место, где добывается камень. Известно, что округа с. Ки-леево богата песчано-гравийными залежами. Но это не камень. Можно и пофантазировать: не тот ли камень в районе нового поселка, добыча которого в давнее время сформировала пещерное нутро, а появившиеся пространства (до сих пор сохранившиеся и посещаемые туристами) скрывали пугачевцев? Рассуждать интересно, а докопаться трудно, хотя и по этому поводу имеется немало сведений.
Тимофей, проникнувшись идеей хозяйствовать сообща, стал не просто переселенцем, а организатором коммуны. В новом веке ожидалась и жизнь новая. Непонятное название «Татыш» народ вскоре переиначил в обнадеживающее: коллектив «Веселая поляна» или кратко «Коллектив», но это не спасло общину: оказалось, что в своем хозяйстве трудиться веселее. Стали обособляться и через полтора года коммуна распалась. А то, что Тимофей проявлял общественную активность и был какое-то время в лидерах — это факт.
Местный лес хоть и был рядом, но сопротивлялся повалу, поначалу отпугивал неохватностью стволов, не поддавался механизированной обработке. Мужиков выручали только своя сила да топоры. Тимофей рубил избу с настроением и умеючи, звенящий топор так и летал в его крепких руках — за жизнь все постиг.
Период возникновения колхозов с частой сменой председателей и звучных названий был еще впереди. С этим Тимофей не столкнулся, так как прожил до 1927 года. Почил он 58 лет от роду и похоронен на поселковом погосте, который еще только открывал счет своим постоянным обитателям.
ГОДЫ СПУСТЯ
Моста через Сюнь не было, весной река становилась полноводной, надолго отрывая жителей Холодного ключа от центра. Лишь в жару река милостиво давала броды, которыми пользовались и стар, и млад, двигался гужевой транспорт.
До с. Килеево, где были церковь, школа и магазин, добирались лесными, затененными густой листвой, тропами. Там почва оставалась хлипкой и топкой даже летом, полные телеги застревали — не пройти, не проехать. А школьники, обучавшиеся с 5-го класса в Килеево, четыре километра от своего поселка преодолевали с оглядкой на волков, ходили группами, вооружались палками.
Деревня разрослась до 28 дворов, насчитывалось в ней 167 жителей. Цивилизация так и не коснулась этих мест. Начальная школа, размещенная всего в одной комнате, отсутствие медпункта, торговая точка со спичками и мылом (солидный товар из-за бездорожья не привезти!) явно не решали бытовых и социальных проблем.
Имелся в поселке районного значения конный двор на 15-17 голов, расположенный в центре села, меж жилых усадьб, вследствие чего крупные мухи плодились и непрошенно вторгались в дома. Обустроить конный двор на отшибе поселка — значит подвергнуть опасности лошадей — привлечь волков. Но все-таки судьба трудовых лошадок оказалась суровой: их забрали на военную службу в годы Великой Отечественной войны.
С 1964 года поселка Холодный ключ не существует, жители разъехались из-за вечной распутицы. Бездорожье и в дальнейшем было препятствием к массовому посещению поселкового кладбища.
Общий для нескольких фамилий памятник, установленный Андроповыми (потомками Ивана Тимофеевича Акаева) одиноко стоял на кладбищенской территории с обрушенной оградой, беззащитный перед завернувшим сюда (в поисках сочной травы) скотом. Среди старых берез чуть выделялись сглаженные ветрами могильные холмики. Скорбная картина.
В 2011 году бывшие жители поселка активизировались и обратились к главе администрации муниципального Бакалинского района Александру Георгиевичу Андрееву с просьбой огородить кладбище. Общие хлопоты увенчались успехом: появилась новая крепкая ограда, установлен знаковый столб с указанием, что здесь в 1919-1964 гг. была деревня Холодный ключ.
АНАСТАСИЯ
Анастасия Корниловна (1869 г. р.), в девичестве Лобанова, а Лобановых в округе было немало: кто однофамильцы, кто родня — и не разобрать.
Ее родное Килеево на ту пору было самым крупным из 35 населенных пунктов Бакалинской волости, имело 260 дворов. Село славилось зерновыми полями, мельницами, пасеками, маслобойнями, пимокатными и гончарными ремеслами. Все это обеспечивало процветание предприимчивым хозяевам, а безземельным было куда наняться. Анастасия трудилась в большом отцовском хозяйстве, грамоте не обучалась. В то время школы в селе не было, желающие занимались у учителя на дому. К хозяйственным хлопотам Анастасии после ее замужества добавились заботы материнские. Не все младенцы выживали. Благополучно выросли четверо детей, наладили самостоятельную жизнь.
С переселением на новое место Акаевы получили в свое распоряжение землю. Строй, что можешь, засевай, чем хочешь! Началась новая жизнь. С Тимофеем в поселке считались, доверяли общественный конный двор. Сын Петр вникал в крестьянские дела, был отцу хорошим помощником, а для Анастасии помощницей стала его жена Матрена, радовала внучка Надя. Но началась Гражданская война, и призванный на фронт красноармеец Петр Акаев домой не вернулся. Для Анастасии гибель сына стала большим горем.
На новом месте приживались уже без Петра. Надо было поддерживать овдовевшую в 19 лет невестку — Матрену Акаеву, нравом тихую, терпеливую, тяжело пережившую смерть мужа, надо было помогать растить осиротевшую дочь Петра Надю.
До 1927 года старшие Акаевы жили привычным укладом. Растили хлеб, собирали урожаи, держали скотину. С уходом из жизни Тимофея многое изменилось для Анастасии. Горе от потери сына и сиротство внучки слились с собственным вдовством. Дочь Матрена Тимофеевна, переехав в Уфу с мужем военнослужащим, забрала Анастасию в свою семью, чтобы о матери не тревожиться и было кому помочь с собственными детьми. Анастасия посчитала разумным взять с собой восьмилетнюю внучку Надю. Пройдут годы, Надежда Акаева окончит мединститут, начнет работать врачом, а став матерью заберет бабушку Анастасию уже к себе.
В Уфе Анастасия прожила 27 лет, но так и не приняла городской уклад жизни. Одевалась по-деревенски: головной платок, длинная простой ткани юбка, ситцевая кофта навыпуск, под ними белая рубашка своего пошива — «исподня». Поверх, как часть одежды, фартук, он, как дополнительный слой, давал некую отгороженность, защищенность.
Прабабушка Анастасия растила меня с рождения, как тогда говорили: «водилась». Называла я ее «баба», такое обращение со стороны внуков было принято в деревне и для нее звучало привычно. Жили мы напротив драмтеатра и филармонии на улице Гоголя, 53 — в многоквартирном деревянном доме в два этажа. Просторный двор этого дома частично был засажен картофелем, в земле копались куры, все семьи имели дровяные сараи, а некоторые соседи держали в них свиней.
► Живой голос человека
Акаева Надежда Петровна 1919-1992 гг.
Бывшие жители Холодного ключа и их потомки
На веревках сушилось чье-то белье, хозяйки сновали по двору туда-сюда, задерживались для разговоров, и бабушке хватало общения. Меня, маленькую, бабушка по двору носила «на закорках», то есть на заплечье, о чем мне, взрослой, напомнили соседи. По городу ходить бабушка не любила, наверное, потому, что в один из выходов у нее вытащили деньги. Помню, как она плакала по этому поводу, хотя о пропитании ей не надо было беспокоиться. Но были свои планы по расходу скромной пенсии, чувствовала обиду, вот и горевала. В то время нас навестили друзья — семейная пара. Гость был шумным, веселым, утешал бабушку тем, что лишиться «таких великих» денег — нестрашно и вручил ей безвозмездно какую-то сумму. Она, стесняясь и успокаиваясь, взяла.
От нашей улицы отходил Электрический переулок (ныне отрезок, соединяющий улицы Карла Маркса и Гоголя). В переулке была касса городского автовокзала. Это соседство обеспечивало регулярную связь с земляками и родней прабабушки, которые, приезжая в Уфу по своим делам, наш дом не обходили (где-то надо ночевать), что оживляло жизнь Анастасии. В 85 лет она стала многое забывать, «путаться», искала дом своей молодости, и дочь Пелагея забрала ее в свою семью в деревню Костеево. Там Анастасия Корниловна дожила до 95 лет.
Уже взрослая я ездила в эту деревню поклониться могиле прабабушки, но покосившиеся кресты со стертыми от времени надписями лишь уводили меня в заросли мокрой от дождя травы, так ничего не раскрыв.
ТЯНЕТСЯ ФАМИЛЬНАЯ НИТОЧКА
Известно, что по дочерней линии фамилии не удержать. Дочери Акаевых — Матрена и Пелагея в положенный возрастом срок «съехали» с отцовской фамилии. Но ведь было и два сына, Иван и Петр, стало быть, на них надежда.
Иван Тимофеевич, женившись на Евдокии, породнился с Андроповыми. Но сыновей у Ивана и Евдокии не случилось. Через их дочерей Екатерину и Александру предстояла утрата фамилии, но произошло непредвиденное: Екатерину (1911 г. р.) посватал Никифор Зарубин, а по бедности привести жену к себе не мог, оставалось идти в дом тестя Ивана Тимофеевича Акаева. По правилам муж, принятый в дом жены, получал ее фамилию. Не пришлось невесте звучно именоваться Зарубиной, да и жениху было смущением попасть в примаки. Что было — то было. Родились у Никифора и Екатерины Акаевых три дочери, а в 1940 году — сын Василий. Он и тянет в нынешних Бакалах акаевскую линию. Сохраняет ее с женой Любой, сыном Юрием и внуком Кириллом — школьником.
Второй сын Акаевых Петр Тимофеевич (мой дед), перед уходом на Гражданскую войну успел стать отцом единственной дочери Нади. И здесь мог произойти обрыв фамилии, но через осиротевшую Надежду неведомый ангел фамилию опять сохранил. Выйдя замуж, она, чувствуя преданность родовым корням, придерживаясь рода Акаевых, оставила девичью фамилию. Словно мистический ореол охранял фамилию от исчезновения, возможно, чтобы в какой-то момент всколыхнулось былое.
Фамилию «Акаевы» носили скромные труженики, не было среди них особо известных, но и непутевых или пьющих не было. Впрочем, Надежда Петровна Акаева все-таки прославила эту фамилию на уровне республики, став оперирующим врачом. В 1956 году Акаева получила значок «Отличнику здравоохранения», а в 1966 году удостоена звания «Заслуженный врач Башкирии».
МАТРЕНА
Родилась Матрена Грекова в марте 1901 года в деревне Умирово-Килеевско-го прихода Бакалинской волости. Родители — Иван Павлович и Вера Яковлевна (из бывших государственных крестьян) были зажиточные, управлялись с немалым хозяйством. В 1917 году (по дореволюционной переписи) Грековы имели под посевами 18 десятин земли, содержали трех лошадей, пять коров, 29 овец, откармливали 10 свиней. Воспитывали троих детей, обучали их в платной церковно-приходской начальной школе, здание для которой было поставлено в с. Киле-ево в 1911 году. Две дочери хорошо одевались, обучились шитью, вязанию.
В 18 лет статная, круглолицая Матрена вышла замуж за Петра Акаева, двумя годами старше ее. Совместную жизнь начинали в Килеево, затем обосновывались в Холодном ключе. Гражданская война вмешалась и в их судьбу: Петр Акаев погиб, а овдовевшая Матрена осталась с грудным ребенком в семье свекра и свекрови.
Потерю мужа Матрена перенесла тяжело: ее разум мутился, не давал поверить в утрату, казалось, что муж жив и приходит к ней, она «разговаривала» с погибшим, «мыла» ему ноги. Родные Матрену «стерегли» — не натворила бы худого, не «порешила» бы себя.
Но жизнь брала свое, бытовой уклад на селе требовал в хозяйстве мужских рук, и Матрена Ивановна Акаева в 1922 году вышла замуж за односельчанина из Холодного ключа, переселившись с трехлетней дочкой в дом Бритоусовых. Повторный брак с трудолюбивым Иваном Егоровичем был крепким, семья разрасталась, каждые два года рождалось по ребенку. Сын Павел умер младенцем. В те годы грудным малышам для сна давали в тряпице, как соску, жеваный хлеб с маковыми семенами. Случалось, что младенцы от переизбытка мака не просыпались совсем. Так невольно не доглядела внука свекровь Матрены, бабушка Дарья, которая дневала с грудничком, пока роди тели обрабатывали поле. Потеря ребенка оказалась второй трагедией для Матрены. Но семь остальных детей были при ней.
У Надежды росли братья и сестры — все «Ивановичи», в отличие от нее — «Петровны».
Родной Надежда была только своей матери. Пока в деревне жили дедушка с бабушкой Акаевы, ее сиротство скрашивалось.
Судьбой Нади было остаться без отца в годовалом возрасте и расстаться с матерью в восемь лет, переехав с бабушкой Анастасией в Уфу.
Матрене Ивановне тяжело было отрывать от себя дочь-первенца, отпускать в другую, пусть и родственную семью. Но что она могла сделать покорная обстоятельствам, обремененная маленькими детьми?
Когда в литературных произведениях встречается описание разлуки ребенка с матерью, то горестно читать эти строки, а мои бабушка и мама пережили это сами. От мамы я никогда не слышала сетований, все было смиренно принято. В дальнейшем я свидетель ее постоянной заботы о маме и всех Бритоусовых.
А для Матрены жизненные испытания продолжались. В 1941 году заболела пятилетняя дочь Зоя. Лечение было возможно только в Уфе и только длительное. Более четырех лет Зоя находилась в гипсовой кроватке. Матрена имела возможность лишь изредка навещать ее. Опекала больного ребенка старшая дочь Надежда, ставшая к тому времени врачом. Зоя поправилась, влилась в жизнь, но для Матрены пришло новое испытание: при невыясненных обстоятельствах погиб сын Илья, трудолюбивый человек, трезвенник, отец двоих маленьких сыновей. Эта трагедия подкосила здоровье Матрены, и в 60 лет она неожиданно скончалась, не пробудившись ото сна.
Памятный знак, установленный в 2011 г.
НАДЕЖДА
Детство Надежды прошло в Холодном ключе — деревне с привольными окрестностями, чистыми родниками. В ее памяти остались посещения церкви в Килеево, ее богатое внутреннее убранство. Со второго класса Надежда стала жительницей Уфы, проживая с овдовевшей бабушкой в семье тетки по отцу. Жили на улице Петра Гармонова (ныне ул. Крупской). В пятидесятые годы прошлого века мама приводила меня в места своего уфимского детства. Интересуясь историей края, она знала, что в дореволюционное время эта улица именовалась Жандармской, затем Суворовской, а я фактически получила тогда первый урок по краеведению. Хорошо помню одноэтажный строй мало примечательных похожих друг на друга домов.
Жизнь в Уфе позволила Надежде Акаевой после успешного окончания семилетки в средней школе № 22 и медрабфака поступить в 1937 году в Башкирский медицинский институт. С 18 лет началась самостоятельная жизнь: общежитие, существование на стипендию, увлеченность науками, литературой. Студенческие годы пролетели незаметно.
Весна — лето 1941 года стало для нее временем больших светлых событий: в мае — замужества, в июне — окончания института. Но присоединился трагизм сорок первого, и дата выдачи диплома с отличием пришлась на 24 число. Уже шла война! Никто не предвидел ее продолжительности. Тыловая Башкирия новоиспеченными специалистами пополняла еще не госпитали, а городские стационары. Надежда была зачислена в «Клинику болезней уха, горла, носа», там ее ждала профессия со сложными оперативными вмешательствами, кропотливыми манипуляциями, экстренной помощью. Располагался тогда небольшой стационар на ул. Воровского, д. 22 в здании хорошо известном как «дом Тушновых». Война затягивалась, и началась отправка врачей на фронт, многие однокурсники Надежды стали военврачами. Но Акаевой уже предстояло материнство, и ее уделом стала не медицина в погонах, а напряженная врачебная работа в тылу. Надежда забрала в свою семью 72-летнюю бабушку — Анастасию Корниловну, которая и растила меня, ребенка военных лет.
А Надежда, уже став Надеждой Петровной, целиком погрузилась в освоение профессии. Военное время диктовало свои правила. Работали в ненормированном режиме, без выходных, круглосуточные дежурства сменялись одно другим. Труд
в тылу был оценен правительством, и мама в 1947 году получила в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР медали: «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»
В 1953 г. Акаева награждена медалью «За трудовое отличие». Юбилейная медаль «Тридцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» подтвердила значимость ее труда в годы войны. Другие награды и поощрения сопровождали весь ее трудовой путь. Много лет, как врач высшей категории, Надежда Петровна Акаева была заведующей отделением оториноларингологии в Республиканской клинической больнице.
Ей, как профессионалу, доверялось оказание срочной оперативной помощи в районах республики. Выезды были настолько экстренными, что приходилось с рабочего места отправляться в путь санитарной авиацией, забыв о себе: без обеда, без соответствующей погоде одежды. В пятидесятые годы выезды санитарной авиации были действенной помощью отдаленным районам Башкирии, только в 1957-59 гг. санавиацией в масштабах республики было проведено около тысячи срочных вылетов.
С родным Бакалинским районом она постоянно поддерживала связь не только родственную, но и через профессию. Плановые и срочные командировки в местную больницу были нередки. Там Акаева провела множество консультаций и операций с отоларингологом Николаем Никифоровичем Кулейкиным, с хирургом Ириной Ивановной Холмогоровой. Верными помощниками были операционные медицинские сестры: Чембарисова, Лобанова, Яшихина, Рукавишникова.
Прошли десятилетия, и можно с уверенностью заключить, что Надежда Петровна Акаева, выходец из глубинки, состоялась как специалист, спасла не одну жизнь, вернула здоровье многим пациентам.
Знаю, что в Бакалинском районе есть немало людей, помнящих Надежду Петровну Акаеву, ее маму Матрену Ивановну Акаеву-Бритоусову и бабушку Анастасию Корниловну Акаеву. Ничего нет ценнее и радостней, чем светлая память и признание земляков.
Исследование в ЦИА РБ провел А.Барановский.