Стук колёс груженого товарняка, монотонно отбивался в ушах. Дикий холод, пронзал насквозь. Редкий, прерывистый свет периодически врывался сквозь щели сырого вагона. Освещая бледные, ели живые тела. Поезд мчался сквозь январскую ночь, откидывая снег с бесконечно длинных путей. Вагон был полон, люди сидели поджав ноги, пытаясь сохранить тепло. Кто-то лежал свернувшись калачиком, едва дыша. В воздухе стоял резкий, неприятный запах. Все справляли нужду под запертую, раздвижную дверь. Немногие прямо под себя. Тут были одни мужчины. Женщин загоняли в отдельный вагон.
Рядом со мной сидел крупный седовласый мужчина лет шестидесяти. С пышными, рыжими усами. Он всю дорогу молчал, смотря обреченным взглядом себе под ноги. И только сиплое дыхание, выдавало его присутствие.
Мы ехали вторые сутки. Есть хотелось не человечески. Воду выдавали всего два раза, на коротких ночных остановках, сквозь небольшие окошки с тяжелыми навесными замками. Спать удавалась урывками, голова ужасно болело. Но больше всего хотелось есть.
Через часа два или три, мы окончательно остановились. Громкие, приказные крики и собачий лай, четко дали понять, что эта остановка, конечная. Дверь вагона открылась и яркий свет ослепил привыкшие к темноте глаза. Всем приказали выходить.
Мы шли в колонне, я был примерно седьмой. Глаза, еще не совсем привыкли к свету прожекторов. Но уже тогда, я понял, что это лагерь смерти. Это было начало конца...
