Рассказ одного моего коллеги по работе в НИИ. Его звали Виктор Залманович Оберман. Работал он в конструкторском отделе института в должности главного инженера проекта.
1941 год. Начало войны. Немцы заняли небольшой украинский городок – райцентр. На следующий день по всему городу развесили объявления о том, что всему еврейскому населению собраться на центральной площади. При себе иметь документы и ценные вещи. Раз велено – значит велено, и евреи послушно собрались на площади. Многие говорили: «А что они с нами могут сделать? Перепишут для порядка, и разойдемся по домам. Главное, чтобы не было погрома».
Погрома не было. Весь собравшийся на площади еврейский народ согнали в гетто. Есть, пить не давали. Кушали и пили то, что захватили с собой из дома. Друг с другом делились. В гетто их разделили на три части: мужчины отдельно, женщины отдельно, дети отдельно. Потом их построили в три колонны и погнали на вокзал. Там уже их ждал товарный поезд. Перед посадкой на поезд, вещи приказали оставить. Все подумали, что вещи повезут отдельно. Вагоны забили людьми так плотно, что можно было только стоять. Двери вагонов задвинули и вскоре состав тронулся. Несколько раз поезд останавливался, но вагоны не открывали. Голодные люди изнывали от жажды, в вагонах стоял смрад и вонь от испражнений.
Наконец поезд остановился и двери открыли. Вагонов с женщинами и детьми уже не было. Были только вагоны с мужчинами. Но их было больше, чем тех, в которые забили людьми в райцентре. Поступила команда, и вагоны вскоре опустели. Это была ни станция, не полустанок. Построили в колонны и, вереница измученных дорогой людей медленно тронулась к центральным воротам. Сзади раздались выстрелы. Это немцы добивали прямо в вагонах тех, кто не мог идти. В основном стариков и больных.
Куда нас ведут? Никто толком ничего не мог понять. Забор из колючей проволоки с часовыми и пулеметными вышками. Колонны загнали в бараки. Там и переночевали. Спали на нарах, на которых до них уже кто-то спал. Пошел слух, что отсюда будут отправлять на работы в Германию. Поговаривали, что за предыдущей партией приезжали какие-то гражданские, отбирали самых крепких на сельхоз работы.
Наутро всех вновь прибывших построили у бараков в колонну по одному, и повели в административное здание. Там стояло несколько столов, у каждого забирали документы, заполняли карточки и выдавали на руки жетон с какими-то отметками.
Прошедших регистрацию делили: одних отправляли в барак, других оставляли здесь же под открытым небом. Когда собиралось несколько десятков человек, их вели к бараку, над входом которого висела вывеска «Sanitätsstelle»(Медпункт). Всех вошедших встречали люди в белых халатах и заставляли раздеться догола. Еврейский народ недоумевал, думали санитарная обработка. И вновь осмотр, часть направляли в помещение, на двери которого была табличка «Gemeinschaftsbad»(Баня). А оставшиеся проходили дальше по коридору и выходили на улицу. Там их заводили в здание с надписью над входом «Entstrahlung»(Санобработка). Из этого здания уже никто не выходил.
Те, кого сразу не отправили в газовые камеры, до конца не верил слухам, что вот так можно убивать людей. Как не верили и в то, что людей можно практически заживо сжигать в печах крематория.
Виктор Залманович сказал, что поверили только тогда, когда им в лица пыхнуло жаром из открытой дверцы печи.
Я умышленно не называю наименование концентрационного лагеря – по сути дела это не важно. Я умышленно сделал рассказ сумбурно-наивным. Но именно так рассказывал Виктор Залманович. Откуда он это знает – не говорил.
В заключении лишь один момент. В те времена, когда он у нас работал, на предприятия и в организации приезжали передвижные рентгеновские кабинеты. Когда я раздевался, перед тем как встать к аппарату, Виктор Залманович как раз вышел и начал одеваться. И тут я у него на предплечье заметил клеймо – татуировку номера. Тогда я понял, в каком концлагере ему довелось побывать. Должен сказать, что Виктор Залманович никогда и ничего о себе не рассказывал, где он был, как остался в живых – НИЧЕГО! Я тоже ничего никому об этом не говорил.
Дед Митрий
