За три месяца до своего 80-летия умер «мой милый Ваня» - актер Иван Сергеевич Бортник. Не «самопровозглашенный» друг Высоцкого. Таких, на самом деле, было на так уж много, хотя создавалось впечатление, что Высоцкий дружит со всем миром. Сам Высоцкий называл цифру 5, включая в эту дружескую «пятерку» и Ивана Бортника.
Когда Бортник узнал о смерти Высоцкого, не смог доиграть спектакль. После его смерти окончательно ушел в себя. И без того замкнутый, молчаливый, застенчивый – Высоцкий звал его «Тихим сапой». Но если уж взрывался – как Высоцкий.
Иван Бортник не писал воспоминаний о Высоцком, если не считать обрывочных эпизодов в интервью.
«Друг Высоцкого» - если ты актер, то в этом всегда есть обреченность на сравнение. И всегда на сравнение не в свою пользу. Бортник – другой случай, редчайший.
Гений – по оценке Смоктуновского. Несостоявшийся Гамлет. И – что тоже редчайший случай – несостоявшийся добровольно. Друг-Высоцкий уже играл, и Иван Сергеевич дал отказ Любимову (предпочитавшему «подстраховываться», когда речь шла о Высоцком). А режиссер был уверен в силах актера. Бортник отговорился: мол, Гамлет Высоцкого играет на гитаре, а он учился на виолончели. Высоцкий, к слову, тоже в Гамлеты не рвался (инициатива Марины Влади).
И Шарапов – тоже несостоявшийся, невзирая на настойчивость Высоцкого. Два «таганских» актера в главных ролях «на всех телеэкранах страны» – по тем временам это было немыслимо. Зато практически полностью придумал Промокашку.
Мне в детстве и юности посчастливилось пересмотреть на Таганке «почти всего Высоцкого» и «почти всего Бортника». И я понял, что имел в виду Смоктуновский.
Олег Ефремов звал Бортника во МХАТ. И Высоцкий считал, что там его место. Но Бортник остался верен учителю Любимову, актером которого стал еще в Щуке.
«Пэрэстаньте курить, вы наше национальное достояние!» – строго говорила Бортнику жена Любимова венгерка Каталин.
Высоцкий писал Бортнику не только из Парижа: «Скучаю, Ваня, я, кругом Испания. Они пьют горькую, лакают джин. Без разумения и опасения. Они же, Ванечка, все без пружин». «Пружина» - это «Эспераль», таблетки, которые привезла Марина Влади, чтобы «зашиться». А Юрий Петрович Любимов принял «Эспераль» за «пружину» буквально и велел актерам «вшить пружину в задницу» под страхом увольнения. Бортник, видимо, мог, в отличие от Высоцкого, обойтись и без «пружины». «Зашился» больше за компанию, ради спасения друга.
Иван Сергеевич – выходец из дворов нашего красносельского «Заоконья». Из местной шпаны. И интеллигентной семьи: папа – заместитель главного редактора «Главлита», мама – доктор филологических наук, исследовательница творчества Салтыкова-Щедрина и Лескова. Знаток музыки и поэзии. Обычная московская послевоенная история. Потом он переехал, кажется, на Ленинский проспект. Но мне несколько раз доводилось встречать его в «Заоконье». Что-то возвращало.
Актера, точнее мальчишку-декламатора Бортника открыл Корней Иванович Чуковский. На новогодней елке в Главлите.
В «елочные» дни он и оставил этот мир.