Найти тему
Правила жизни

Рассказы людей, которым удалось выжить после того, как они побывали в плену

Оглавление

Люди, которые провели в плену от пяти месяцев до шести лет, рассказывают о том, как им удалось выжить.

Часть 2. Арьян Эркель читайте по ссылке.

Часть 1

Ингрид Бетанкур,
политик, провела в плену в Колумбии
2321 день

23.02.2002 — 02.07.2008

-2

Большую часть жизни я провела во Франции, но связи с родиной, Колумбией, никогда не теряла. Моя мама, победительница конкурса красоты «Мисс Колумбия», очень дружила с местными либеральными политиками — например, с Карлосом Луисом Галаном. Она даже участвовала в его предвыборной кампании. Галан первым объявил о связи колумбийского правительства с наркокартелями; неудивительно, что в 1989 году его застрелили, прямо на глазах у моей матери. Саму ее спасло только то, что у нее сломался каблук и в момент выстрела она нагнулась его поправить — пуля просвистела в миллиметре от ее головы.

Я всегда понимала, что быть политиком в Колумбии опасно. Но, окончив факультет политологии в Париже, в 1994 году я прилетела в Боготу, вступила в Либеральную партию и через четыре года избралась в конгресс. С подачи тогдашнего кандидата в президенты Андреса Пастраны я начала вести переговоры с верхушкой FARC («Революционные вооруженные силы Колумбии — Армия народа», леворадикальная повстанческая группировка, в начале 2000-х внесенная в список террористических организаций США и Евросоюзом. — Esquire). Позже, когда партизаны FARC стали сотрудничать с наркокартелями, я, наверное, стала их врагом № 1: зимой 2002 года я решила баллотироваться на пост президента и на каждой встрече с избирателями обещала бороться с картелями до последнего.

Я до деталей помню день, когда меня похитили. Это было 23 февраля, в городке Сан-Висенте-дель-Кагуан на юге страны. Там долго шли мирные переговоры между боевиками FARC и правительством; я была там много раз, с виду все казалось безопасным. Но за несколько дней до нашего визита правительство официально объявило: переговоры с FARC закончены. Городок наводнили солдаты, начались зачистки. На 23 февраля была назначена масштабная операция: военные клали людей лицами в пол, а президент Пастрана должен был приехать из Боготы и гордо заявить о том, что отныне юг Колумбии свободен от герильерос.

И в тот же день в Сан-Висенте поехали мы. Две машины, 15 человек, в основном мужчины, кроме меня и моей коллеги по партии, вице-президента Колумбии Клары Рохас. Дорога была совершенно разбитая. Через каждые несколько километров нас проверяли на блокпостах. Прошел час. Нас в очередной раз остановили. Я поняла, что дело плохо, когда нас попросили выйти из машины. Я опустила глаза и увидела ботинки солдат на том посту — дешевые, из кожзаменителя, блестевшие на солнце. Перед поездками в горячие точки меня всегда учили: «Смотри на обувь и все сразу поймешь. Военные национальной армии всегда носят кожаные ботинки». Это были герильерос.

-3

Мы бросились в машины и попытались заблокировать двери, но ничего не вышло, и некому было нам помочь: правительство не предоставило никакой охраны — ведь вокруг было столько военных. Нас объявили заложниками. Внутренне я запаниковала: в то время в Колумбии постоянно убивали политиков разного калибра — в том числе нескольких кандидатов в президенты. От ужаса я закрыла глаза и увидела фотогалерею: лица людей, которые когда-то сидели рядом со мной в конгрессе, а потом были убиты одним выстрелом в затылок. Но я помнила, что показывать свой страх нельзя ни в коем случае.

Перед поездками в горячие точки меня учили: «Смотри на обувь и все поймешь. Военные всегда носят кожаные ботинки». А у этих ботинки были дешевые, из кожзаменителя. Это были герильерос.

Я была в плену шесть лет; это было одно долгое, нескончаемое путешествие. Нас переправляли на каноэ по Амазонке, босых, гнали все дальше и дальше, все глубже и глубже в джунгли. Ночевали мы в палатках, которые ставили на самом берегу реки — чтобы мы не убежали. Еду сбрасывали с вертолетов, она появлялась как-то неожиданно, но всегда в малом количестве. Лекарств не было. Все попытки наладить контакт с охранниками терпели крах — они с нами просто не разговаривали. Относились они к нам, как к рабам: им ни в коем случае нельзя было показывать, что ты голодна или тебе нужен тюбик зубной пасты. Они раздавали подачки сами, а если кто-то из заложников осмеливался их о чем-то попросить, то лишался необходимого на неопределенное время. Нам не давали сетки от комаров, и мы все переболели малярией. Некоторые заразились проказой. Честно говоря, мы умирали.

Как-то раз одному из заложников стало плохо, он впал в диабетическую кому, но никто из охранников не дал ему щепотки сахара. Я помню, как он упал, я опустилась на колени и закричала от страха, а все мои друзья стали выворачивать карманы и отдирать от складок слипшиеся частицы сахара и конфет. Пока ему не стало лучше, мы несли его на руках.

Спустя два месяца после того, как меня взяли в заложницы, умер мой отец. Я узнала об этом самым беспощадным образом: во время завтрака боевики читали газеты, а потом рвали, чтобы их не могли прочитать мы. На одном из кусков я увидела фотографию отца и кусок подписи «…вчера скончался». После этого я год не могла нормально спать.

-4

Иногда нам разрешали слушать радио, так я считала дни и знала, что за мое освобождение бьются дети, которые выходили к посольству в Париже, и мама. Я знала, что на нового президента Колумбии, Альваро Урибе, оказывают давление Европа и США. Но надежда на освобождение была очень хлипкая.

Свой первый побег я совершила вскоре после того, как узнала о смерти отца. Когда меня поймали, то на три дня приковали за шею к дереву и заставили вот так стоять 72 часа подряд. Вдобавок меня изолировали от остальных заложников и на несколько месяцев лишили гигиенических прокладок. А теперь представьте, что это такое, когда тебе нечем проложиться во время месячных — в джунглях, в сорокаградусную жару. Или когда тебя заставляют плыть по Амазонке на утлом каноэ, а из воды высовываются головы пираний, привлеченных запахом крови.

Всего я пыталась убежать пять раз — бросалась ночью из палатки прямо в Амазонку, кишащую анакондами и крокодилами. Мне казалось, лучше я умру свободной. Но меня вылавливали из реки и в назидание остальным приковывали на длинную цепь к дереву — без воды, в сорокаградусную жару. Когда над джунглями появлялись вертолеты, нас заставляли бежать — боевики знали, что нас разыскивают, и не хотели, чтобы наш лагерь обнаружили. До сих пор, когда я слышу звуки летящего вертолета, у меня начинает бешено колотиться сердце, а ладони покрываются испариной. Я сижу у себя в саду, рядом мои дети, но все бесполезно, паника не отступает.


Нас освободили 2 июля 2008 года. Я помню этот день до мелочей. Начался он со стандартного подъема в половине четвертого утра, но потом на завтрак нам вдруг дали суп с рисом в настоящих тарелках, чего раньше не случалось ни разу — только кофе и энчоринос, лепешки из пресной муки. В девять утра командир боевиков — Сесар — распорядился, чтобы нас отвели отдохнуть в хижины. Это тоже было странно: обычно мы спали прямо в джунглях, в ветхих палатках. В первый раз за шесть лет оказались под настоящей крышей. Сесар стал подробно расспрашивать меня, что я думаю о революции, понимаю ли я, зачем боевики берут заложников, что насилие может быть оправданным, а с заложниками они обращаются в меру сил вежливо. Я подумала: «Зачем он тратит время? Ясно же, что я не верю ни одному его слову!» Он сказал, что скоро должны прилететь вертолеты с членами комиссии Евросоюза, а потом, если буду вести себя хорошо, меня отвезут к новому главнокомандующему FARC — Альфонсо Кано.TED TALKS

В 11 утра мы услышали звук вертолета. К тому моменту нас уже перевезли на лодках на другой берег реки, где были плантации коки: урожай почти собрали, так что поля превратились в прекрасный естественный аэродром. Когда вертолет приземлился, я поняла, что мы — заложники — стоим в окружении двухсот вооруженных боевиков. Обычно нас охраняли человек семьдесят, а тут — втрое больше. Многих из них я никогда не видела. Я подумала: «Боже мой, происходит что-то очень неправильное». Из вертолета вышли несколько человек, довольно эклектичная группа: медсестра в белом халате, фотограф, люди в простых футболках. Нам сказали, что это — представители ЕС: «Нужно пройти с ними в вертолеты, только в наручниках».

Никто не хотел идти в вертолет. Мы решили, что это ловушка, нас увезут в сердце джунглей, и тогда уж нас точно никто не найдет. Нас насильно затолкали в вертолеты, я вошла последней. С нами был командир FARC Сесар. Как только мы оказались на борту, нам дали белые куртки, чтобы мы не мерзли. От этого стало совсем худо: значит, все кончено, нас везут на расстрел. Когда люки вертолета задраили, я попыталась высвободить руки из наручников. Через секунду до меня дошло, что в вертолете началась драка: несколько человек накинулись на Сесара, заковали его в наручники, надели на глаза повязку. Когда он лежал на полу, кто-то из группы громко крикнул: «Мы из национальной армии Колумбии! Вы свободны!»

-5

Потом уже мы узнали, что военные взломали систему связи FARC. Один из колумбийских разведчиков связался с полевым командиром Сесаром, представился Альфонсом Кано — тот возглавил герильерос в конце июня 2008 года, и его голос никто не толком знал, — и велел отправить нас к нему на вертолетах с группой из Евросоюза.

В те шесть лет я поняла, что такое настоящий животный страх. Я ощутила его в первый же день, когда здоровенный боевик заставил меня лечь лицом на землю и встал мне на руки. Ужас, который я испытала, заглушал боль.

Что помогло мне выжить? Во‑первых, я католичка, и мне очень помогла продержаться моя вера. Во‑вторых, конечно, семья — мои дети, Мелания и Лоренцо, мама и отец, мое счастливое, благополучное детство. Мысли обо всем этом не давали мне превратиться в животное. А еще мне помогало то, что с ранней юности я увлекалась историей, особенно — историей Второй мировой войны. Я читала книги тех, кто прошел концлагеря, и знала, что выживают только сильные духом. Моими любимыми писателями всегда были экзистенциалисты — Камю, Сартр. Благодаря их книгам я могла воспринимать свое состояние без истерики.

Я трудно привыкала к плену, но моментально привыкла к свободе. Ночные кошмары постоянно преследовали меня год, а потом становились все реже, и реже. Но мне до сих пор иногда снится, что я в плену.

Часть 2. Арьян Эркель читайте по ссылке.


___________________________________________________________________________________

Если вам понравилась статья, то ставьте лайк и подписывайтесь на канал esquire.ru на Яндекс.Дзен, чтобы видеть больше интересных материалов.