Всю неделю октябрьский ветер злобно тряс деревья, разбрасывал по улицам охапки листьев, а в субботу притих, захлебнулся дождем. Над городом плыли густые, бесприютные тучи. В такой день сидеть бы в теплой комнате за чашкой горячего чая... Но нет покоя человеку, зараженному страстью к рыбалке. Собирает он свое нехитрое снаряжение и едет в Сосновку, Уручье или Рябчевск — заветные места рыболовов Брянского полесья.
В этот пасмурный день и меня потянуло к дальним омутам Десны. Автобусом доехал до Выгоничей, потом пересел на попутную машину, на одном из поворотов соскочил и глубоким оврагом пробрался к меловой круче. Это местечко приметное. Из-под вылизанных водой берегов гигантскими клыками торчат мореные дубы. Вода ’в реке холодная, со дна бьют родники. В жаркие летние зори здесь выуживают много крупных судаков и лещей: видимо, они заходят сюда «принять холодный душ». Ниже золотые кручи и травянистая коса, где в изобилии жирует всякая рыбья детвора. Из года в год весной и осенью возвращаюсь я отсюда с богатым уловом налимов.
Налим — рыба оседлая, домовитая, покой любит. Заберется под колоду или под камень и сидит там годами — лежебока. Но не всегда он так живет. Глубокая осень для налимов все равно что май для пернатых. Когда вода похолодает, налимы начинают резвиться, у них развивается аппетит. Налимы всю ночь ползают по дну, жадно хватают задремавших ершей, пескарей, а возле берегов — лягушек. Тут-то их и ловить! Важно только, чтобы наживка находилась на дне...
Тучи опустились еще ниже, и казалось, что небо превратилось в огромную плиту, которая вот-вот придавит землю. К ночи стало совсем тихо, но дождь продолжал моросить. Крепко пахло лесом, грибами и медом. Настоящим медом пахнет в полесье. Может, оттого все еще много в дебрях медведей...
Я забросил донки у меловой кручи. Кругом ни души. Но вдруг из кустов вышел человек, забрел в резиновых сапогах в воду и тоже забросил донку. Кто бы это мог быть в такое ненастье? Подойдя к отмели, я увидел своего старого знакомого — бухгалтера Андрея Редина. Он был страстный рыболов. Таких людей не страшат ни бури, ни ветры, ни холода. Хоть камни с неба — он все равно будет на своих любимых местах. Увидев меня, Редин вышел на берег и улыбнулся:
— Принесла тебя нелегкая в такую непогодь? Небось закоченел.
— Пока неплохо, а ты уже посерел от дождя, как куропатка, простудишься.
— Бывает и так,— подтвердил Редин, вытирая мокрое лицо.— Как говорят, сегодня охота, а завтра перхота.
Он подул в кулак своей единственной руки, потер сначала одну, потом другую щеку и, обращаясь ко мне, заметил:
— Я уже управился, пять разных блюд налимчикам предложил, а что касается непогоды — это не страшит, выдюжу.
«И в чем душа держится? — подумал я.— Ростом мал, худо-ват, с одной рукой после войны остался, да и на ней только три пальца, а не унывает. Видна охотничья косточка».
Ночь надвигалась быстро. Я стал торопиться на отдых.
— Мое местечко вон там,— махнул Редин в сторону развесистого дуба, возле которого темнел стог сена.
— Может быть, вместе заночуем под кручей? Там тихо и сухо.
— Нет,— твердо сказал Редин.— Пойду мимо кровати спать на полати. Выкопаю себе норку в сене. Тепло и уютно.
Пожелав друг другу спокойной ночи, мы разошлись. Хорошо укрывшись плащом и навалив на себя ворох душйстого сена, я скоро уснул. Долго ли спал, не помню, только вскочил я от страшного крика. Душераздирающий вопль несся с той стороны, куда ушел Редин*' Несомненно, это кричал он. Быстро схватив топорик и электрический фонарь, я побежал к стогу.
— Помоги,— звал Редин с вершины стога.
Поднявшись к нему, я увидел необычайную картину. Мой приятель держал за шею огромную ушастую птицу. Я осветил ее фонарем. Это был филин. Но что за чертовщина! На месте глаз у него зияли кровяно-синие ямки.
— Брось его,— резко крикнул я.
Редин разжал пальцы, и в ту же секунду филин взмыл кверху и исчез в темноте. Все лицо Редина было залито кровью, а на щеке и выше бровей темнели раны.
Надо было немедленно оказать ему помощь. Но у нас не оказалось ни куска бинта. Что делать? Я взял Редина под руку и повел его глухой, малоезженой лесной дорожкой к хате лесника. Идти было трудно, часто мы падали, спотыкались о корни деревьев. Маленький фонарь светил так слабо, что мы едва разбирались среди многочисленных тропинок, которые теперь все казались похожими друг на друга. Какая из них куда ведет?..
Наконец выбрались на широкую поляну и через несколько минут были в доме лесника.
— Что случилось? — тревожно спросил наш общий знакомый Мироныч.
— Беда, брат,— ответил я,— филин так разделал Редина, что придется отправлять в больницу.
— Филин? Да что ты мелешь? Ведь...— начал было Мироныч, но, взглянув на окровавленное лицо Редина, прервал свою речь, торопливо достал из сундука кусок белого полотна, нашел йод, вату, и мы, как умели, забинтовали раны потерпевшему. Лесник недоумевал, как это могло случиться?
— Купил лиха за свои гроши! Да что ты филю, как цыпленка, за хвост держал, что ли? — допытывался Мироныч.
— Сам он налетел на меня.
— Ты что чепуху городишь? Сорок лет в лесу, а такого не слыхал. Ты толком расскажи.
— Да я и сам не пойму, как все случилось. Лег я спать, слышу сквозь сон, что шуршит что-то возле уха. Вроде как зверушка какая или жук большой. Стала эта тварь продвигаться к лицу; хотел было я освободить руку, чтобы пугнуть ее, как вдруг что-то зашумело, как ветер, и камнем — на меня. Вцепился, проклятый, в лицо. Я сначала оцепенел от испуга... А потом опомнился и хвать его за горло. Я его жму, он меня...
— Ясно,— заключил лесник,— мышь бегала. Но все же...— Мироныч развел руками.— Филин — птица зоркая, не мог он в человеческую голову вдарить...
— Да филин слепой был! — крикнул я, вспомнив, что вместо глаз у него зияли дырки.
— Вот оно что...— удивленно протянул лесник.— Слепой, говоришь... Видно, бедный филя выдержал бой с пернатыми врагами, и не иначе как днем: ночью в лесу он хозяин. Ну, а по-том-то что?
— А потом прибежал вот он. Я выпустил филина.
— Так-то и выпустил,—произнес Мироныч.— И пера из хвоста не выдернул на счастье? — Он хитровато подмигнул мне, верь, мол, в сказки, и сердито так:
— Все спят, а вам покоя нет... И как вас, бродяг, земля держит.— Вдруг широко улыбнулся:— Люблю таких одержимых! Ой как люблю...
Через несколько минут Мироныч запряг лошадь. Решено было отправить Редина на медпункт в ближайший поселок. Из глубокой телеги, закутавшись в одеяло, Редин кричал мне:
— Донку мою разыщи, пустой не будет!
— Вот чудак, да откуда ты знаешь, что на твою наживку налим клюнет?
— Обязательно попадется! Уж я-то знаю...
Ночевать пришлось на старом месте, где у меня осталось все, с чем я приехал на рыбалку. Вскоре я заснул. А когда пробудился, было уже светло. Собрав все имущество, я прошел к берегу. Каково же было мое удивление, когда, выйдя на песчаную косу, я увидел шагающего по воде Редина. Лицо у него было забинтовано, а в руке он держал снизку крупных налимов. Подходя ко мне и показывая на свою добычу, он весело кричал:
— Вот видишь, я говорил тебе — клюнет!
Приятное волнение изменило его глаза, они излучали блеск радости. Ночной кошмар и раны забыты. У Редина чудесное настроение. Вот что значит охотничья страсть! Для рыболова-любителя дни отдыха на реке — это счастье, зарядка бодрости и силы.
А как же насчет работы? Как показаться людям с расцарапанным лицом?
Ничего! В понедельник, сидя за конторским столиком подшефного колхоза, Редин, добродушно посмеиваясь над собой, сам рассказывал о ночном происшествии и как ни в чем не бывало стучал косточками счетов.
Так уж водится, что рыболов матерый — всегда работник спорый.
Еще больше интересного о рыбалке и охоте на сайте velesovik.ru и в нашей группе Вконтакте.
Приглашаем Вас отправиться в удивительный мир рыбалки и охоты в любое время и в любую погоду.
