При императоре Павле, рассказывают, был один чиновник, который все добивался получить место во дворце: «Ах, хотя бы за канареечкой его величества присмотр мне предоставили! Потому что около птички этой желтенькой и я, и моя супруга, и детишки мои — все мы преотлично прокормимся!»
(С. Н. Сергеев-Ценский. «Севастопольская страда»)
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Воображаю, как лезли на лоб глаза у ревизора, проверяющего расходы на содержание дворцовой канарейки.
— Тэк-с, что тут у нас? Белоярого пшена — десять пудов... гмм... токайского вина... девять дюжин бутылок... Это что?
— Канареечка царская-с, аппетит, извольте видеть, лейб-гвардейский...
— Материи атласной бордовой — сорок локтей... ЧТО???
— И шёлку-с локтей пятьдесят-с. Птичка, изволите видеть... испраж... то есть очищается-с, а в опилки ей это делать невместно, птичка императорская, вот и стелим-с благородную материю-с...
— Разберёмся... А ЭТО ЧТО?!. Говядины десять пудов! Да вы, сударь, за дураков нас считать изволите?
— А это — его величества кисоньке-с, чтобы она сыта была и на канареечку коготочки вострить не изволила...
— Да нет у его величества кисоньки!
— Надобно завести...