Экспедиции Гвоздева, Чирикова и Беринга стали эпохой в русском мореплавании
Америку "открывали" много раз. В Древнем мире это, возможно, удалось египтянам и финикийцам. В Средневековье — викингам Эрика Рыжего, которые дошли до Гренландии и, вероятно, до Ньюфаундленда.
Текст: Василий Голованов, фото предоставлено М. Золотаревым
Колумб — генуэзец, служивший испанскому королю, — в первый раз заплыл в лабиринт островов Карибского моря в 1492-м. В 1497–1498 годах еще один итальянец, Джованни Кабото, служивший британской короне и звавшийся Джоном Каботом, добрался до побережья Северной Америки. Португалец Педру Алвариш Кабрал причалил к берегам Бразилии в 1500-м. В 1534 году Жак Картье высадился в Канаде, а в 1607-м капитан Ньюпорт основал первое поселение на территории нынешних Соединенных Штатов. И, наконец, в 1732 году капитан Михаил Гвоздев, плывя с запада на восток, открыл берега Аляски.
ПЕТР I И ФРАНЦУЗСКАЯ АКАДЕМИЯ
Петр I в силу крайне ограниченного исторического срока, отпущенного ему на превращение Руси в Россию, в нашей истории считается западником номер один. Действительно, на пути тогдашней модернизации он, как говорится, скупал Европу оптом и в розницу: во время Великого посольства он покупал заспиртованных уродов, минералы, географические карты, вина и табак; во время Северной войны заказывал в Англии и Голландии боевые корабли, оружие, приглашал специалистов по военному делу, архитектуре и фортификации; капитанов он тоже "скупал", приглашая на русскую службу. Потом, после победы над шведами и учреждения в Санкт-Петербурге Императорской Академии наук, стал "скупать" европейских ученых для пользы Отечества. Слово это, исконно русское, именно при Петре приобрело тот высокий и в некотором роде пафосный смысл, который оно сохранило до сих пор (хотя Павел I в короткие годы своего царствования слово "отечество" отменил). Вообще, бесчисленные "заимствования" из европейского обихода Петр рассматривал как временные, полагая, что, "восприняв плоды западноевропейской цивилизации, Россия может повернуться к Европе задом". Ему, западнику, нелегко далось вхождение в западный мир. Петр не просто прорубил окно в Европу, он врубился и в европейскую историю, сломив самого могущественного самодержца той поры и вырвав у всей Европы признание равноправия — Ништадтский мир. Стокгольм не хотел подписывать его с варварским российским государем, который пригнул шведов к договору силой, посылая к шведским берегам свой флот и беспощадно сжигая города и села. Но Петр хотел иных отношений с Европой. Незадолго до смерти он, например, сказал: "...Оградя Отечество безопасностью от неприятеля, надлежит стараться находить славу государству через искусство и науки. Не будем ли мы в исследовании такого пути счастливее голландцев и англичан?.."
Факт не слишком известный: сам Петр после последнего своего Персидского похода (1722–1723) представил Французской академии карту Каспийского моря с ясно прочерченной линией западного берега и уникальными промерами больших глубин, за что и был избран во Франции академиком. По завершении церемоний у Петра завязался с коллегами (то есть французскими академиками) разговор о новых открытиях русских в Азии. Интересовало их, в частности, и то, как далеко от крайних восточных пределов России находится Америка и нет ли перешейка, соединяющего Америку с Азией. Мы знаем, что Семен Дежнёв еще в 1648 году прошел через Берингов пролив и доказал, что Азия и Америка разделены. Однако Дежнёв жил в XVII веке, когда передовые информационные технологии сводились к фельдъегерю, скачущему во весь опор. И донесение, которое он отправил молодому отцу Петра, царю Алексею Михайловичу, застряло в якутском архиве, где его через девяносто лет и обнаружил академик Герхард Фридрих Миллер во время Великой Сибирской экспедиции, о которой разговор особый. Вопрос, таким образом, не потерял своего научного значения, кроме того, имел значение политическое: Петр хотел торговать с Индией и Китаем и желал удостовериться, проходим ли Северный морской путь, который в то время представлялся к тому же гораздо короче. Идея такого морского пути носилась в воздухе: ее, в частности, высказывал близкий сподвижник Петра, один из образованнейших людей того времени, Федор Степанович Салтыков, в своей "препозиции" "О изыскании свободного пути морского от Двины реки даже до Омурского устья и до Китая". Во второй своей "препозиции", поданной Петру 1 августа 1714 года, Салтыков предлагал для исследования Северного морского пути "построить суда в низовьях Северной Двины, Оби, на Лене, у Якутска, около Святого Носа, а также на Амурском устье, если только эта река подвластна России". Он предлагал складывать северные очертания России как пазл: от Обского устья до Енисейского, от Енисейского до Ленского и так далее. То есть проследовать путем казаков-первопроходцев, только с необходимым геодезическим и прочим инструментом. Так впоследствии была построена работа Великой Сибирской экспедиции.
ПРОМАХ БЕРИНГА
У Петра, однако, уже не было времени для столь масштабных предприятий. Незадолго до смерти он вызвал к себе датчанина на русской службе Витуса (Ивана Ивановича) Беринга, велел ему отправляться в Охотск и досконально исследовать вопрос с Америкой. Дал инструктаж: пройти от Камчатки не только по оси норд-зюйд, но и пошарить на запад и на восток, чтобы решить вопрос несомненно. Почему выбор пал на Беринга? Он был взят на русскую службу из голландской Ост-Индской компании, имел опыт плаваний в океане, а не только в Балтийском море, вот Петр и посчитал, что этот океана не убоится. В чем ошибся. Но русских капитанов, имевших опыт океанского плавания, тогда еще просто не было. Первую навигацкую школу Петр открыл в Москве в 1701 году, в 1715-м Морская академия открылась в Санкт-Петербурге, но ее выпускники еще рангом не вышли, будучи в лучшем случае мичманами или лейтенантами. Руководство Первой Камчатской экспедиции составили, таким образом, три человека: капитан Беринг, лейтенант русской службы Мартын Петрович Шпанберг и выпускник Морской академии лейтенант Алексей Ильич Чириков.
Экспедиция прибыла в Охотск (тогда главный российский порт на Тихом океане) лишь в 1727 году, когда Петра уже не было в живых. Однако государево задание следовало выполнять. В августе специально построенный для экспедиции шитик "Фортуна" и большая "лодия", груженные оборудованием и людьми, прибыли в Большерецк (город на западном побережье Камчатки, в который удобно было доставлять людей и грузы из Охотска). Из него участники экспедиции с трудом до конца года "на обывательских собаках" успели перебраться в Нижнекамчатск, где в июне 1728-го был спущен на воду 20-метровый бот, нареченный "Святым Гавриилом".
Экспедиция началась. Подолгу находясь в Якутске, Охотске и на Камчатке, Беринг, безусловно, должен был бы сделать умозаключения относительно того, где искать Америку. Но почему-то не сделал. Получив указание Петра "описать тамошние места, где сошлася ль Америка с Азиею, что надлежит зело тщательно сделать, не только на зюйд и норд, но и ост и вест, и все на карте исправно поставить", он тем не менее боялся открытого моря и жался к берегу. Сетовал, что ему не довелось идти проторенным путем промышленников с Колымы до Анадыря, "как прежде хаживали", а бросили в открытое море, где кругом — сплошная неизвестность.
Он поднялся до мыса Чукотский Нос, где вновь услышал от чукчей слова, подтверждающие существование пролива между Чукоткой и Америкой. Собственно, он уже вошел в этот пролив, названный потом его же именем, но, кажется, тогда никто на "Святом Гаврииле" не понимал обстановку хуже, чем сам Беринг. Если бы в этот момент он повернул на "ост", от Америки его отделяло бы километров 300. Но робость, вообще капитан-командору свойственная, украла его удачу: в самом узком месте пролива он прошел, не заметив, что было почти невозможно, остров Малый Диомид, от которого до Америки, как говорится, рукой подать. Далее, несмотря на предложения Чирикова и Шпанберга, Беринг неуклонно продолжал следовать прежним курсом, пока — вот что значит невезучесть! — 15 августа 1728 года, находясь на 67 градусе 18 минуте северной широты (то есть немного за полярным кругом) и опасаясь зимовки в суровых условиях, не принял решения о возвращении домой. Если бы он еще день-два продолжал следовать тем же путем, он просто уперся бы в американский берег, до которого оставалось 76 километров. Но...
На обратном пути он наткнулся-таки на небольшой остров, который по святцам назвал островом Святого Диомида (ныне — остров Крузенштерна), но не стал задерживаться, чтобы обследовать его. 2 сентября 1728 года после 50-дневного плавания Беринг благополучно привел бот "Святой Гавриил" в Нижнекамчатск.
Таким образом, экспедиция не только не выполнила своей задачи, но и в некотором смысле не подтвердила даже того, что было известно уже всем образованным людям, живущим в Сибири. Знания эти были суммированы в карте, вычерченной якутским дворянином Иваном Львовым, которая, к сожалению, была доставлена в Санкт-Петербург только через год после выезда из столицы личного состава Первой Камчатской экспедиции.
"Безусловно, — пишет исследователь отечественного мореплавания Н.Н. Зубов, — в Сибири, особенно в Охотске и Анадырске, об этой карте знали, возможно, имелись и ее копии. Может быть, именно ее Беринг и имел в виду, говоря о "новых азийских картах".
Как бы схематично она ни была рисована, на карте обозначен Берингов пролив, мыс Святой Нос (Дежнёва) с группой островов напротив (острова Диомида) и "Большая Земля" (Америка) к северу от них. Возможно, Беринг не доверял чертежам подобного рода, выполненным вне действительного масштаба и геодезических координат. Но видит Бог, на дворе стоял лишь XVIII век, и большинство мореплавателей того времени сочли бы за счастье иметь такую подсказку, поскольку им приходилось в буквальном смысле продвигаться вслепую. Колумб никогда не открыл бы Америки, полагайся он только на "проверенные источники", а не на свой ум, волю и отвагу. Магеллан знал, что земля круглая, но не имел ни малейшего представления о том, как она "устроена", и это его не испугало. А Беринга испугало — вот он и ограничился чисто школярской, прикладной задачей: определением точных геодезических координат берегов Камчатки и Чукотки.
Так же бескрыло прошел и летний сезон 1729 года. На этот раз Беринг выбрал курс на восток — для поисков земли, которую, по рассказам местных жителей, в ясную погоду можно увидеть с берегов Камчатки. Не дойдя в очередной раз нескольких километров до острова, где через двенадцать лет ему суждено будет обрести вечный покой, он уже в разгар лета отдал приказ повернуть назад и направил корабль в Охотск, чтобы уже не связывать себя никакими экспедиционными обязательствами. Плавание, в которое Петр вложил столько надежд и средств, было окончательно провалено.
Вернувшись в 1730 году в Санкт-Петербург, где царствовала уже Анна Иоанновна, Беринг представил докладную записку, состоящую из общих слов "о близости Америки" и необходимости развивать торговлю с нею. В Адмиралтейств-коллегии, где задавали еще тон "птенцы гнезда Петрова" Николай Головин (в ту пору контр-адмирал) и прокурор коллегии Федор Соймонов, результатами плавания Беринга остались крайне недовольны. Они считали, что "о несоединении" Азии и Америки по результатам экспедиции "заподлинно утвердиться сомнительно и ненадежно" и что необходимо продолжить исследования. Разумеется, Беринг не помышлял ни о каких "новых исследованиях", ему было уже 49 лет, и он, скорее, для очистки совести изложил свои соображения об исследовании северных морей. Они не слишком отличались от тех, что в свое время излагал Петру Федор Салтыков, да и вообще от способа, которым продвигались на восток русские промысловые люди, — построить корабль в известном месте на большой реке (Енисейск, Якутск, Нижнеколымск), скатиться по ней в море, а затем "короткими перебежками" двигаться до устья следующей большой реки, где можно будет поставить зимовье или острог. Беринг и представить себе не мог, что всего через три года он будет заброшен так далеко в запредельность, откуда уже не найдет выхода.
ОТКРЫТИЕ АМЕРИКИ КАПИТАНОМ ГВОЗДЕВЫМ
Фигура Витуса Беринга при всей ее значимости и внутреннем трагизме вызывает все же недоумение: у него было решительно все, чтобы открыть побережье Аляски, но он этого не сделал. Между тем идея настолько уже назрела и чуть ли не в деталях была проработана, что, как говорится, если Беринг этого не сделал, это неминуемо должен был сделать кто-то другой. Еще в 1720 году мореход Прокопий Нагибин просил дать ему для плавания в Америку 200 человек команды и сети для заготовки рыбы на провиант. Получив отказ, Нагибин на свои средства построил в устье Анадыря судно для плавания в Америку, но по стечению обстоятельств в 1725 году на судно напали чукчи, и Нагибин был убит...
Мало кто знает, что летом 1728 года, когда совершалось робкое плавание Беринга, в Охотск прибыла вторая экспедиция, инициированная обер-секретарем Сената Иваном Кирилловичем Кириловым, на которого большое впечатление произвела доставленная в столицу казацким головой Шестаковым упоминавшаяся уже карта якутского дворянина Ивана Львова.
Экспедиция эта развивалась сложно и даже трагически: Шестаков был убит чукчами, а одно из экспедиционных судов, бот "Лев", во время зимовки сожжено.
23 июля 1732 года бот "Святой Гавриил", унаследованный от экспедиции Беринга, под командой капитана Михаила Спиридоновича Гвоздева (по сохранившимся сведениям — "из солдатских детей", окончил петровскую Морскую академию в Петербурге) вышел из Нижнекамчатска, поднялся до мыса Дежнёва, откуда повернул на восток и вскоре достиг острова Святого Диомида. Здесь мореплаватели встретили эскимоса, который сказал, что "Большая Земля" близко и на ней живут эскимосы же. 21 августа "Святой Гавриил" подошел к "Большой Земле" в районе мыса Принца Уэльского и, следуя вдоль берега из-за штормовой погоды, возле небольшого острова (видимо, остров Кинга) стал на якорь и произвел высадку на берег. Таково было на самом деле русское открытие Америки. Оно осталось совершенно в тени плаваний Беринга, хотя участники второй экспедиции Беринга знали, что именно капитан Михаил Гвоздев "открыл Америку".
Поскольку бот сильно протекал, а провизии было мало, 28 сентября 1732 года путешественники вернулись в Нижнекамчатск. Отсюда штурман Иван Федоров и капитан Михаил Гвоздев послали в Анадырск донесение об успешном окончании экспедиции. Рапорты и записки об экспедиции, сделанные ссыльным Скурихиным, достигли Петербурга лишь через девять лет. К тому времени эпоха экспедиций подошла к концу, и, хотя Адмиралтейств-коллегия по достоинству оценила изящный проход капитана Гвоздева к берегам Аляски, экспедиция эта так и осталась безвестной, не набрав необходимого "статуса". Первый подробный рассказ об этом плавании появился в "Записках Гидрографического департамента" лишь в 1851 году...
РУКА СУДЬБЫ
Берингу исполнилось 52 года, когда не без протекции кабинет-министра графа А.И. Остермана он был назначен капитан-командором тихоокеанского отряда Великой Сибирской экспедиции (1733–1743). В отряде было шесть экспедиционных кораблей. Правда, четыре из них, под общей командой М. Шпанберга, должны были обследовать Курильские острова и искать подходы к Японии, и только пакетботы "Святой Петр" и "Святой Павел", под командованием соответственно Беринга и Чирикова, должны были выполнить прежнюю задачу — достичь Америки и дать наиболее полное описание ее.
В экспедиции Беринга была часть академического отряда, принявшего участие в Великой Сибирской экспедиции. И хотя наиболее яркие "звезды" академии, к примеру Миллер или Гмелин, так и остались работать в Сибири, Беринг привез с собой на Камчатку отряд "студентов", среди которых был и Степан Крашенинников, написавший позднее прекрасное "Описание земли Камчатки". На судне его находился натуралист Георг Вильгельм Стеллер, а на корабле Чирикова — астроном Делиль де ла Кройер, приехавший в Россию по приглашению своего родственника Жозефа-Николя Делиля, который в академии руководил работами по картографии и снабдил Беринга картой, которая, отчасти хотя бы, повлияла на неудачу и этого повторного плавания.
В 1740 году пакетботы "Святой Петр" и "Святой Павел" вышли из Охотска и зазимовали в Авачинском заливе на Камчатке — откуда и будущее название построенного здесь сначала острога, потом города: Петропавловск. При этом у Беринга и капитана Чирикова с самого начала пошли разногласия из-за того, каким путем плыть в Америку. Чириков, который был в первой экспедиции Беринга, знал, что говорят о плавании в Америку местные жители и казаки, карта Львова не могла быть ему неизвестна, равно как и успешные результаты плавания в Америку капитана Гвоздева на "Святом Гаврииле". Однако офицеры флагманского корабля и сам капитан-командор предпочитали пользоваться картой, составленной для экспедиции Жозефом-Николя Делилем. На ней значительно южнее Берингова пролива была нанесена "Земля Жуана да Гамы" — полулегендарного португальского мореплавателя, будто бы открывшего в первой половине XVII века к востоку от Японии обширную землю под 44–45 градусами северной широты. Земля эта, как и многие открытия XVII века, была призрачна, ничего на ее месте нет, даже Алеутская островная гряда расположена на тысячу километров севернее. Тем не менее, когда 4 июня 1741 года корабли Беринга и Чирикова вышли из Авачинской бухты, они легли на совершенно несообразный курс, в результате чего плавание до Америки растянулось на полтора месяца. 20 июня в густом тумане корабли потеряли друг друга. Беринг совершенно растерялся. И хотя присутствовавший на борту "Святого Петра" представитель академического отряда врач и ботаник Стеллер по водорослям, скоплениям животных и птиц указывал капитан-командору, что земля, несомненно, находится к северу от избранного курса, — на протяжении трех недель "Святой Петр" следовал параллельно гряде Алеутских островов — тот предпочитал отмалчиваться.
Кончилось тем, что на 58 градусе северной широты корабль Беринга просто "уперся" в американский континент и пристал возле небольшого островка Каяк. Однако это никого как будто не вдохновило. Совет по поводу открытия Америки не был, как того требовали правила, созван. Беринг явно не хотел зимовки на незнакомом берегу. Все сошлись на одном: что надо пополнить запасы пресной воды.
Язвительный Стеллер не упустил случая сострить: "Мы пришли сюда лишь для того, чтобы увезти американскую воду в Азию!" Он даже не представлял, насколько близок к истине. Пока половина экипажа занималась водой, Георга Вильгельма Стеллера отпустили погулять по острову. Как вскоре выяснилось, всего на десять часов. За это время Стеллер обнаружил котлы, остатки человеческой трапезы, трут, деревья, срубленные, похоже, каменным топором, и погреб с запасами провианта, где среди припасов вкуснейших была тем не менее еловая заболонь (слой живой коры), свернутая в рулон и высушенная. Ее едят в случае бедствий и голода не только на Камчатке, но и по всей Сибири. Также были обнаружены им растения, животные и птицы — известные и неизвестные. И все. Неожиданно Стеллер получил извещение, что через час он должен вернуться на корабль. "...Каждый был противен главной цели и, следовательно, своей фортуне..." — записал он в дневнике.
ГНИЛАЯ ВОДА И ШТОРМ
Дневник Стеллера позволяет нам взглянуть на экспедицию как на драму, заставляет вспомнить тайные подоплеки человеческих побуждений и ироническую беспощадность Судьбы. Беринг и его офицеры желали как будто только одного — избежать опасностей, связанных с зимовкой на незнакомом берегу, — и поэтому торопились вернуться назад. Но обратный путь неожиданно превращается в настоящий ад, во многом подготовленный своими руками. Остров Каяк был покинут так быстро, что команда не успела наполнить водой все бочки — 20 из них остались пустыми. "Святой Петр" лег на обратный курс, и, хотя на протяжении двух с лишним недель корабль следовал вдоль Алеутской островной гряды, нигде ни разу не было сделано попытки высадиться на берег и обследовать эти острова. Только когда стала сказываться нехватка воды, пакетбот причалил к группе скалистых островов, чтобы пополнить запасы. К удивлению Стеллера, который обнаружил на острове родник, воду в бочки стали набирать из ближайшей береговой лужи, где вода была подсоленная. Стеллер отправил на судно образец родниковой воды и устный рапорт, что "при пользовании другой водой цинга быстро распространится, из-за ее (воды) известковости люди быстро высохнут и ослабнут" и т.д. Тем не менее Беринг и офицеры отмахнулись от этого предупреждения. На судно были доставлены 52 бочки очень плохой воды.
24 сентября корабль был объят огнями Святого Эльма, а находящиеся на нем с ужасом наблюдали облака, которые неслись друг навстречу другу с одинаковой быстротой. Шторм начался 24 сентября, продолжался непрерывно и 30-го достиг такой свирепости, с которой никто из моряков не сталкивался раньше. "Мы не могли вообразить себе, что шторм может быть еще сильнее или что нам удастся его выдержать. <...> Невозможно было ни сидеть, ни лежать, ни стоять. Никто не мог оставаться на своем посту, и мы находились во власти Божией во всякий миг, когда небеса пожелали бы взять нас". При этом половина людей была уже больна. Сраженный непонятной болезнью Беринг передал командование лейтенанту Свену Вакселю и флот-мастеру Хитрово. Решено было твердо идти на Камчатку. "Этот план, предложенный лейтенантом Вакселем, был бы самым разумным в том случае, если бы мы действительно хотели достичь Авачи и обошлись без дальнейших задержек". Однако воля экипажа была уже надломлена. Более того, "опасность и смерть внезапно настолько одержали верх на нашем судне, что умирали не только больные, но и люди, считавшие себя здоровыми, сменившись с вахты, падали замертво от изнеможения; не последними причинами этого были малые порции воды, отсутствие сухарей и водки, холод, сырость, вши, страх и ужас...".
В результате корабль Беринга прибило к земле, которую и Ваксель, и Хитрово приняли за Камчатку, а адъютанта Беринга — лейтенанта Дмитрия Овцына — называли канальей и сукиным сыном за то, что тот осмеливался утверждать, что по показаниям приборов найденная земля никак не может быть Камчаткой, и призывал плыть дальше. Однако положение "Святого Петра" было жалкое: шторм изорвал ванты и паруса грот-мачты, лишь несколько матросов держались на ногах, поэтому корабль стал на якорь у спасительного, как казалось, берега.
ОСТРОВ БЕРИНГА
Ночью налетел шторм, сорвал судно с якорей и понес на берег. Чувство неминуемой гибели парализовало всех, но тут явились "сукин сын" Овцын с боцманом Алексеем Ивановым, они провели судно за рифы и буруны и, когда оно встало в спокойной воде за рифами, отдали новые якоря.
Стеллер с самого начала был убежден, что земля, к которой они причалили, — остров. Причем остров суровый, тундровый, без единого дерева, лишь кое-где по ложбинкам поросший ивовым стлаником. Вместе с топографом Плениснером они в первый же день высадились на берег, разжились кое-какой дичью да зеленью для цинготных и начали строить землянку на берегу.
На следующий день в палатку на берег принесли командора Беринга. Он обратился к Стеллеру с вопросом: что он думает об этой земле? Стеллер сказал, что ему не кажется, что эта земля похожа на Камчатку. Это изолированная земля: уж больно непуганые здесь животные. Скорее, остров. Но недалеко от Камчатки, что подтверждается сходными сообществами растений... Странно, но капитан-командор выглядел удовлетворенным...
8 декабря Беринга не стало. Стеллер пишет о нем с теплотой: "Он всегда стремился изо всех сил и способностей наилучшим образом исполнить порученное, хотя сам признавал и часто сетовал, что у него не хватает сил нести такое бремя; что экспедиция оказалась гораздо больше и продолжительнее, чем он предполагал; а также, что в его возрасте он не желал бы ничего лучше, чем передать все предприятие молодому, энергичному и уверенному в себе человеку русского происхождения, который во многих случаях поступал бы смелее и правильнее, чем старый человек и иностранец... Теперь же он умер скорее от голода, холода, жажды, паразитов и горя, чем от болезни. <...> Его самообладание, его серьезные приготовления к смерти и сам его избавительный конец, который наступил, пока он еще полностью владел разумом и речью, достойны восхищения...".
Преодолев разногласия, команда выстроила четыре зимовья, кузницу, занялась заготовкой плавучего леса и охотой. В результате оставшимся в живых удалось пережить суровую зиму на бесприютном острове, что было бы невозможно, если бы буквально под боком у зимовщиков не было неисчислимых стад морских котиков и лёжек животного, которое Стеллер назвал морской коровой, чье мясо отличалось отменным вкусом и долго не портилось. Последний экземпляр этого безобидного животного был убит промышленниками в 1768 году, через 27 лет после его открытия и описания...
Зимние штормы настолько разбили пакетбот, что весной судовой плотник Савва Стародубцев из деталей корабля выстроил небольшое судно — гукор — на котором оставшиеся члены экипажа "Святого Петра" (31 из 71) решились достичь Камчатки. Смолу для пропитки днища вытапливали из корабельных канатов. Когда судно вышло в море, оказалось, что среди взятых с собою предметов нет судового дневника Беринга. Вряд ли его "забыли" случайно. Некоторые подробности плавания удобнее было забыть.
На третий день мореплаватели увидели берега Камчатки. Отсюда офицеры прямым ходом отправились в Охотск, а оттуда — в Петербург. Только Стеллер пешим ходом двинулся в Большерецк, где оставались "студенты" Степан Крашенинников, Алексей Горланов, живописец Иоганн Христиан Беркган и камчатские служилые люди... Хочется воздать должное Стеллеру и другим энтузиастам европейской науки, которые ездили по дикой еще Сибири, классифицировали, открывали, спорили... Будущие русские академики у них в студентах... Да и сами "немцы" стали тем не менее частью не германского, а российского мифа; и хотя свои отчеты писали они по-немецки, отчеты эти были переведены и стали достоянием и нашей, и мировой культуры.
Экипаж под командой Чирикова тоже достиг Америки. Сравнивая плавания Чирикова и Беринга, исследователь российского мореплавания XIX века А. Соколов писал: "...открыв американский берег полутора сутками ранее Беринга, в долготе одиннадцатью градусами далее; осмотрев его на протяжении трех градусов к северу и оставя пятью днями позже, Чириков вернулся в Камчатку — восемь градусов западнее Берингова пристанища — целым месяцем ранее, сделав те же на пути открытия Алеутских островов; во все это время не убирая парусов и ни разу не наливаясь водою; тоже претерпевая бури, лишения, болезни и смертность... Превосходство во всех отношениях разительное! По времени истинное торжество морского искусства!" Восемнадцать лет из 45, отпущенных ему Богом, капитан Чириков провел в экспедициях. Стоит представить себе это, чтобы понять, сколь настоящими людьми были "птенцы гнезда Петрова", готовые пожертвовать всем во благо Отечества...
С практической точки зрения в XVIII веке экспедиции Гвоздева, Чирикова и Беринга оказались наиболее значимыми: их прямым следствием стала Русская Америка — владения России на Алеутских островах и на северо-западном побережье Северной Америки, от мыса Барроу на севере до Калифорнии на юге. Эти же события создали целую эпоху в русском мореплавании — знаменитые русские кругосветные путешествия первой половины XIX века. Исследования Северного морского пути, предпринятые в XVIII столетии, стали актуальны лишь двести лет спустя, с появлением ледокольного флота, когда от Русской Америки не осталось ничего, кроме воспоминаний...
