Однажды Петя с отцом построили домик для птиц. Петя удивлялся, почему у него нет стен, а папа сказал, что это называется кормушка и что без стен птичкам будет легче прилетать за едой, которую тут для них оставят.
Зима в том году выдалась снежной и очень холодной. Машины отказывались заводиться, а те, что заводились с трудом переваливались через сугробы. Закутанные по самые глаза пешеходы дышали на руки в толстых перчатках и прятали их в карманы.
Каждый день после школы Петя обязательно навещал кормушку и оставлял там угощение. Иногда — крошки, иногда — семечки, а иногда небольшой кусочек сала (кто-то из взрослых сказал ему, что синицы любят сало).
Птицы сначала боялись Петю, вспархивали на ветки, а потом привыкли и даже позволяли подойти поближе. Пете нравились снегири, с красной грудкой и белыми полосками на чёрных крыльях. Он думал, что красные они потому, что любят рябину.
Когда в сосульках замелькало яркое мартовское солнце и зазвенела капель, снегири улетели.
Кормушка провисела до лета, пока её не сорвала одна из быстрых июньских гроз. К тому времени Пете стало не до птиц: тяжело заболела мама, и ему пришлось провести все летние каникулы в больничных коридорах и палатах, то с цветами, то с апельсинами.
Как-то раз она спросила «Петя, а как там твои птички?». Он не знал, что ответить.
В тишине палаты попискивали медицинские приборы.
«Не бросай того, кто доверился тебе. Помни: только делая добро ты живёшь».
Осенью мама умерла. Холодный дождь заливал развёрстую могилу, ветер заносил красными листьями прощающихся. Отец был как каменный, ни на что не обращал внимания, только глотал стылую водку.
Петя смотрел на облака. Ему казалось, длинные перья в вышине — это следы сквозняка, который вытягивает из мира всё хорошее. Мёрзлые белые дороги в отстранённой синеве. Доброта уходила, таяла безвозвратно. От ближних высоток надвигались серой стеной низкие тучи.
На следующий день Петя растормошил отца, и они принялись мастерить. До зимы надо было сделать побольше кормушек.
Уходящую доброту нельзя остановить. Да и не нужно. Потому что человеческая душа — источник доброты и жива по-настоящему только пока помнит об этом.