Болезнь не отпускала. Царь Пётр 1 метался в горячечном бреду, временами бессвязно лепетал и дико вскрикивал. Потом надолго затихал и невидящими глазами всматривался в окружающих. Царственные черты лица заострились, крупные капли скатывались по лицу, усы недобро топорщились.
Верный Меньшиков вытирал государю лицо и грудь своим надушенным шёлковым платком, вглядывался в его глаза и всё бормотал: «Мин Херц… надёжа… не подведи…» Два лекаря из местных костоправов бестолково суетились у постели больного, поили его какими-то горькими настоями и периодически с умным видом шептались поодаль от царского ложа: консилиумом сие называется! Периодически они с опаской озирались на Меньшикова, который ещё утром на входе в покои больного сунул обоим под нос свой кулачище, оскалился и прошипел: «Ну… смотрите у меня! Забалуете – не пощажу!..» Зная крутой нрав петровского фаворита, лекари очень боялись «забаловать» и ни на йоту не сомневались, что в случае их оплошности пощады действительно не будет.
Горячка настигла Петра1 в начале марта 1697 года незадолго перед Великим посольством за границу, где царь задумал представляться под именем фейерверкера-бомбардира Петра Михайлова. Как всегда энергичный и неутомимый, он с головой погрузился в подготовку к сему мероприятию, отводя на сон не более 3-х-4-х часов и меньше всего, как всегда, обращая внимание на своё здоровье. Симптомы лихоманки уже проявлялись натужным, с мокротой, кашлем, внезапной испариной и периодической ломотой в костях, но Пётр отмахивался от озабоченного таким его состоянием Меньшикова, уже начинавшего надоедать своим «Отдохни, государь! Всё сам да сам! Распоряжусь – всё исполнят в лучшем виде!»
Поначалу царь не обратил особого внимания на недомогание, сильный организм обычно без труда справлялся со всякими хворями. Но на этот раз дело обстояло куда серьёзнее. В ближайшем окружении поползли нехорошие слухе о возможной скорой кончине царя. Несмотря на то, что отношения Петра с духовенством не отличались великим благочестием, а почитание царём церковных устоев было весьма и весьма условным, в церквях возносили молитвы во здравие самодержца и проводились крёстные ходы с призывами к Божьей милости. …
В палаты больного призвали патриарха Адриана, что бы он лично в молитвах просил Всевышнего об исцеления венценосной особы и неотлучно находился в покоях… на всякий случай. Об этом вслух не говорили, но все понимали, что трагический исход болезни не исключается и что непозволительно Самодержцу Всея Руси уйти в мир иной и предстать пред Господом Богом без причащения!
Извне в палаты доносился одинокий звон церковного колокола.
Царь открыл глаза.
- Адриан? А ты чего тут отираешься?
Священнослужитель подошёл к постели больного и осенил его крестным знамением.
- Помогаю тебе и молю господа о твоём исцелении, раб божий.
Пётр засмеялся, но смех внезапно перешёл в кашель. Меньшиков, неприязненно взглянув на патриарха, пихнул к постели ближайшего лекаря и сам метнулся к царю. Тот слабым движением руки остановил обоих, и фаворит послушно замер поодаль, всё ещё держа лекаря за шиворот…
- Только молитва Господу облегчит твои страдания и избавит от болезни, - продолжил Адриан. –Но молитва должна быть искренней! За тебя молятся все православные окрест…
- Так уж и все… - в глазах Петра впервые за последние дни промелькнула весёлая искорка, и он взглянул на Меньшикова.
Тот наконец-таки отпустил лекаря и, сделав изумлённо-подобострастное лицо, округлил глаза.
- Мин херц! Как можно! Молюсь и денно, и нощно! – и в доказательство, поискав глазами образа, обернулся к ним и неистово перекрестился, скосив при этом лукавый взгляд на Петра.
Адриан нахмурился. Показное благочестие Меньшикова не ускользнуло от его внимания.
-Тебе, царь, сейчас нужны люди, которые за тебя будут молиться по совести и исступлённо, так молитва быстрее дойдёт до Господа нашего.
С последними словами патриарх опять перекрестился.
- Мин Херц! – вдруг вскричал Меньшиков. – Прикажи – и я тотчас выстрою во фрунт все полки под знамёнами да с барабанами… на молитву! Господь враз услышит нас!
Пётр вдруг улыбнулся Меньшикову. Лекари обрадовано и удивлённо переглянулись.
-Негоже ёрничать и поминать Господа всуе!- Адриан с укором посмотрел на раздухарившегося ни к месту царского фаворита. И обратился к царю.
-Есть древний способ во много крат усилить молитву Господу, коим пользовались все венценосные предки твои. Надо всего лишь помиловать приговорённых к смертной казни, а уж они будут так искренне благодарить тебя в молитвах… так искренне будут молиться за твоё здравие!.. - патриарх опять замолчал.
Пётр с интересом взглянул на священнослужителя. Потом перевёл взгляд на Меньшикова.
- А много ли у нас сегодня приговорённых к смерти?
Конец фразы застал понятливого фаворита уже в дверях. Он стремглав метнулся из палат, только где-то в коридорах, отдаваясь эхом, затихало: «Сей моме-е-ент, мин Хе-е-ерц!!!»
Спустя непродолжительное время в помещение, словно от хорошего тычка в спину, влетел перепуганный и ничего не понимающий судья в незастёгнутом камзоле и съехавшем на бок парике, с какими-то бумагами в руках. Следом за ним ввалился тяжело дышащий, как загнанная лошадь, Меньшиков.
-Вот… мин Херц…- только и смог произнести он, переводя дыхание.
Царь, отстранив метнувшихся к нему лекарей, слегка покряхтывая, сел на постели. Багровый и потный судья, подталкиваемый в спину Меньшиковым, на ватных ногах подошёл и протянул ему список из 9 человек, приговорённых к смертной казни, с описанием их злодеяний. Пётр углубился в чтение. Воцарилась тишина, которую нарушал лишь всё тот же одинокий колокол.
Наконец, царь закончил чтение. Насупившись, он тяжело взглянул на судью.
-Почему эти подлецы ещё не казнены?- тихо спросил он ровным голосом.
Меньшиков почувствовал, как по спине пробежал холодок: он хорошо знал, что подобное начало беседы импульсивного самодержца не предвещало ничего хорошего. На всякий случай он сделал маленький шажок назад и, вскинув брови, вопрошающе уставился на парик судьи.
-Г-государь…- запнувшись, выдохнул судья. Впрочем, это было единственное, что ему удалось произнести.
Царские усы вздыбились, голос окреп, глаза метали гром и молнии в сторону судьи и патриарха.
- Эти… мерзавцы… должны молиться за меня? Этот детоубийца? – Пётр заглянул в список. - Этот нелюдь с рваными ноздрями, вырезавший всю семью от мала до велика ради конской упряжи? Или этот разбойник, ограбивший и убивший купцов из царского обоза?
Царь разошёлся не на шутку. Временами он заходился в кашле, и Меньшиков с лекарями тщетно пытались уложить его в постель. Патриарх Адриан встревожено наблюдал за происходящим, периодически осеняя себя крестным знамением.
-Ишь чего выдумали – молиться за государя!.. – неистовствовал самодержец.- Да я скорее сам, своими молитвами, стану на ноги, чем позволю им поминать меня в молитвах!
Наконец Пётр дал уложить себя в постель.
Едва заметным движением руки поманил к себе вконец оробевшего судью.
- Всех этих (царь ткнул пальцем в документ) зело скоро казнить не-пре-мен-но!
Меньшиков потянул сзади за судейский сюртук и свистящим шёпотом произнёс.
- Иди вон и исполняй сказанное… Да кланяйся государю, дурак, кланяйся!..
Непрестанно кланяясь и пятясь, судья покинул царские покои. Патриарх неодобрительно хмурил брови и покачивал головой…
Всех приговорённых к смерти казнили, как и было велено, в тот же день и без промедления.
На следующий день Петру стало лучше. А вскоре напасть совсем отпустила его, и он вновь приступил к исполнению неотложных государевых дел, первым из которых стало Великое посольство в Западную Европу, которое случилось в 1697-1698 гг.
Но это уже другая история…