Дневники войны
Марианна ДАВЛЕТОВА
Когда мы услышали по радио сообщение о том, что мы победили и война наконец-то закончилась, бросились обнимать друг друга, поздравлять с Победой!
Софья Ивановна и Яков Васильевич в студенческие годы.
СЫТЫМИ НАС ДЕЛАЛА ВЕРА В ПОБЕДУ!
Моя бабушка Зайцева Софья Ивановна ушла от нас в 2012 году. Она часто повторяла мне одну фразу: «Деточка, только бы не было больше войны!».
Ее глаза всякий раз наполнялись слезами, когда 9 мая она пересматривала фильмы, которые уносили ее в те тяжелые годы войны. Мы не раз беседовали с ней о том периоде ее молодости и, к счастью, я успела записать ее очередной рассказ на диктофон. Чтобы правнуки знали, чтобы могли гордиться.
А начался наш диалог с провокационного вопроса:
— Бабушка, сейчас то тут, то там говорят про депрессии. А ты знаешь, что это такое?
Она рассмеялась. Пожала плечами.
— Мы не знали, что такое депрессия. И слова-то такого не было, — ответила она. — Когда я была маленькой, в моей семье произошла трагедия, умерла младшая сестренка Рита. Сидела, грызла семечки и вдруг побледнела и стала задыхаться. Умерла через час, в больнице. В тот момент я поняла, что человеческая жизнь — самое ценное, что может быть на земле! Не было современных лекарств, люди гибли от обычных болезней.
И в продолжение темы о стрессах и депрессиях я задала ей вопросы: «Как ты пережила войну?», «Откуда вы черпали силы для борьбы с врагом? Вы — еще совсем юные, молодые.».
И бабушка рассказала мне историю, которая, словно символ той войны, до сих пор у меня в памяти.
— Война началась, когда мне было шестнадцать лет. Я решила пойти на фронт, но отказали. Пришлось поступить в фельдшерско-акушерскую школу в городе Мен-зелинске, чтобы стать медсестрой. После окончания учебы я написала заявление с просьбой направить меня в город Казань.
Софья Ивановна.
Была надежда на то, что все-таки заберут на войну, но меня оставили работать в эвакогоспитале.
Трудились сутками, без сна и отдыха. Однажды в госпиталь привезли молодого парня. Врач позвал меня к себе в кабинет и произнес: «У Кротова серьезное ранение, надеюсь, выкарабкается, но шансы 50 на 50», — дальше он сказал мне, что надо сделать перевязку раненому бойцу и дать необходимые медикаменты. Заглянув в палату, я подошла к юному солдату. Держался он бодрячком, даже попросил меня написать письмо родне.
«Только о том, что приболел я немножко, писать не надо», — сказал он. Вечером доктор вновь вызвал меня к себе: «Я готовлю Кротова к операции.
Софа, сделай ему вот этот укол», — он протянул мне пузырек с жидкостью.
Я беспрекословно отправилась исполнять поручение.
Зайдя в палату, я увидела, что парень немного приуныл: «Софа, ногу мне отрезать хотят, говорят, гангрена», — по спине прошел холодок. Я взглянула в его глаза, и мне показалось, еще больше испугала его. «Андрюша, раз врач говорит, то придется...».
Ну, что я могла еще сказать? Быстренько сделав укол, я бросилась в коридор. Душили слезы. В тот момент я просто ненавидела войну, фашистов, несправедливость мира. Мне было так жалко этого пышущего внутренней силой, красивого молодого парня. Сердце сжалось от боли за всех воюющих и раненых ребят, за всю страну, всех нас.
После операции доктор приставил меня наблюдать за Андреем. Когда он очнулся, постоянно повторял: «Мама, мама.». Эта картина до сих пор у меня перед глазами. Кротов попросил меня написать ей письмо о том, что с ним все в порядке и он обязательно к ней вернется. Сам диктовать он не мог. «Ты напиши, чтобы она не переживала, я знаю, ты хорошо напишешь». Я держала его за руку и шептала, что все будет хорошо.
Конечно, все это время я занималась и остальными ранеными, но все время думала о Кротове. Этот молоденький боец стал для меня как бы образом борьбы молодости, красоты, смелости советского народа с ненавистным, полным ничтожества и подлости врагом.
Прошло несколько дней, солдат вроде бы пошел на поправку, но доктор по-прежнему говорил мне, что состояние критическое. Часто поднималась высокая температура, Андрюша впадал в беспамятство. «Ну что, Софья, чувствую себя терпимо, надеюсь, недельки через две встану на ногу», — оптимистично говорил Андрей, приходя в себя. «Не привык я быть не в форме, хочу вновь вернуться в боевой строй. И как можно скорее».
Снова пришел поезд, я ушла помогать перетаскивать раненых. Носилки были неподъемными, а все нужно было делать быстро. Порой нас, медсестер, не хватало, и нам помогали врачи.
При этом было только одно желание — помочь как можно большему количеству нуждающихся в срочной медицинской помощи. Кстати, был период, когда не хватало и бинтов. Приходилось стирать, а потом и кипятить уже использованные бинты. Было много грязной одежды, каждый день мы стирали испачканную одежду в холодной воде. При этом, удивительное дело, непринужденно болтали, старались отвлечься от царящей вокруг нас тяжелой атмосферы.
Прошла неделя-другая, я поинтересовалась у доктора о состоянии Андрея. «Ничего хорошего сказать не могу», — ответил он, и слова его снова резанули мне душу. «Я полагал, что опасность позади, но все вышло иначе, он плох, очень плох».
Вечером я заглянула в палату к Кротову. Голова его была запрокинута, он с трудом дышал. Я подошла к нему, взяла за руку, но он никак не отреагировал на это. Говорить он уже не мог. Так я просидела возле него некоторое время, но потом нужно было вновь вернуться к работе. Вечером этого дня Андрей умер. И сколько было таких вот ребят! Страшно вспоминать. Сначала плакала, а потом привыкла. Мы так часто видели смерть и страдания, что они стали неотъемлемой частью работы и жизни.
В то время мне пришлось совмещать работу и учебу, это было нелегко. Да и к тому же мы голодали. Кусок хлеба был для нас и завтраком, и обедом, и ужином. Раз в две недели я ходила в донорский пункт сдавать кровь, которая необходима была для раненых, на станции всем выдавали сладкий чай и кусочек хлеба с маслом — вот это был пир!
Я жила в общежитии, помню, как боялась утром вставать с постели, особенно в темноте. Частенько туфли и тапочки глодали мыши и крысы. Вот так встанешь и на тебе — еще и крыса покусает. Каждый вечер сидим мы в общежитии с девчонками, разговариваем, а у самих животы болят, кушать очень хочется. Кто-нибудь предложит сходить на танцы. Не поспим, зато зарядимся оптимизмом. Сытыми нас делала вера в Победу! Я думаю, что тогда мы жили идеалами и четкой целью: прогнать фашистов с советской земли.
И вот тот день настал! День победы:! Это было одно из самых радостных мгновений моей жизни, как и поется в песне: «со слезами на глазах!»
Когда мы услышали по радио сообщение о том, что мы победили и война наконец-то закончилась, бросились обнимать друг друга, поздравлять с Победой! Мы с подругой отправились фотографироваться. Идя по улице, встречали счастливых прохожих. Весь день и весь вечер люди пели и танцевали на улицах Казани. Гордость за страну, за наш народ переполняла сердца каждого!
После войны я продолжила учебу в Казани. Там и нашла свою судьбу. В один прекрасный день в наш исключительно женский коллектив Казанского государственного педагогического института пришли пятеро молодых ребят. Девчонки начали шептаться. Подружка Клава толкнула меня в бок: «Посмотри-ка вон на того симпатичного парня». Я оглянулась, оценивающе взглянула: «И правда красив». Он мне сразу понравился: высокий, стройный, вся грудь в орденах и медалях. А Яша засмущался. Все пятеро новых одногруппников были хороши, но особенно мне понравился именно он. Статный боевой офицер. Я тоже приглянулась ему. Как-то опаздываю на лекцию, спешу, а оказывается, преподаватель еще не пришел. В дверях стоит Яков. Я хотела прошмыгнуть в аудиторию, а он подошел и говорит: «Вот ваше место», — и показал на первую парту, рядом с собой. По правде сказать, иногда я опаздывала на занятия, и Яша мне строго говорил:
«Группа у нас большая, не опаздывай, а то опять кто-нибудь на твое место сядет». С этого и начался студенческий роман.
В 1948 году, закончив институт, мы поженились. Что и говорить, наша история любви имела место в послевоенное, трудное для страны время. У нас даже не было свадьбы. Пришли в ЗАГС, как сейчас помню, я была в розовом скромном платье, стареньких туфельках. Расписались, вернулись в общежитие, сварили большую кастрюлю супа с картошкой, капустой, позвали друзей. Через несколько дней поехали к Якову Васильевичу в деревню, знакомиться с родней. Мы прожили счастливую, яркую жизнь. И если бы кто-то спросил меня, хотела бы я что-то изменить в ней, я бы наверное ответила: «Нет». Война не сломала нас, мы стали сильнее...
День победы был в нашей семье одним из самых главных праздников. Я горжусь своими корнями. Теперь я считаю своим долгом рассказывать о подвигах наших предков своим детям.