У компании Steepler в 90-е был такой слоган: «Денди — играют все!» А я был не все. Я был хуже. Я не играл. Но очень хотел.
Играли соседи, одноклассники, Сергей Супонев и какие-то мажоры в его программе. Играли те, кто играть не умел и просто баловался, непозволительно глупо теряя жизни на первых уровнях Контры. Как они легко относились к игре! Они могли забить и не пройти игру. Могли дурачиться и стрелять друг в друга. Они не владели мастерством. Не обожали игру.
А я обожал.
Но я не играл. Мне Денди не покупали. Я знал о ней все и даже больше. Но играть мог только с друзьями у них в гостях. По очереди и не во что хочешь, а чтобы все были довольны. Так что можно сказать, что я не играл. Ведь когда по очереди и чтобы всем угодить, это не твоя игра.
Эта травма во многом сформировала отношение к своим желаниям и мечтам. В итоге я научился исполнять мечты через сопротивление самых близких. Но тогда, в 12 лет, я еще не играл.
Денди была мечтой, с которой я засыпал и просыпался. Оставленный ребёнок 90-х, я умел фантазировать и создавать миры в голове, используя самый простой инструментарий. Солдатики, нарисованные своими руками, одеяло, пара коробок — и вот у тебя декорации для целого приключенческого исторического боевика из головы. «Вероломное нападение красных на зелёных». Я ставил эти фильмы и сам их смотрел. Тогда я ещё не знал, что такие оставленные наедине с фантазиями дети вырастают в писателей.
Писатели были моими учителями всю жизнь. От рассказа «Честное слово» до комиксов про черепашек ниндзя. Но в 90-е появилось то, что по уровню инструментария реализации фантазий оставляло книги и солдатиков далеко позади.
Денди.
Игры на денди были сложными, увлекательными и скупыми на сюжетные вставки. Поэтому Contra, Contra Force, Rush'n'Attack, Jakal, да любой безымянный платформер «герой против кучи врагов под героическую музыку» были платформой для фантазии. Не просто аттракционом с быстрым нажатием кнопок. Я жил в этих играх. То есть пока не жил. Я не играл.
Равно не жил.
В серости нищеты 90-х примитивная графика и музыка Денди были окном в нормальный мир. Но мне ещё предстояло прорубить это окно.
Приставку мне не покупали. Это же блажь. А тут гадают, на что завтра макароны купить. С Союзом рухнула и моя семья. Мы жили на руинах. Какие тут игры. Я играл у более удачливых или зажиточных соседей. И отсутствие приставки для многих детей было понятным и экономически обоснованным, но унижением. Потому что ты не имел права на мечту. На жизнь, которую ты хочешь. Ты мог только прилипнуть к кому-то, кто захочет поделиться мечтой с собой. Бедность лишила права на игру, оставив право на выживание. Я выживал. Но хотел играть. Я был ребенком.
Было ли дело только в бедности? У моего соседа была мать алкоголичка. Она проводила дни с компанией на кухне, а мы играли в Сегу под пьяные песни и разборки. В «Сегу, сука, Мегадрайв 16 бит». С потрясающей графикой. С дорогими картриджами. У соседа была сложная жизнь с мамой и ее ухажерами. Но у него была Сега.
А у меня не было и Денди. Однажды наш сосед-предприниматель предложил мне разносить газеты «Экстра М». Это было мусорное бесплатное издание с рекламой. Ненавистное всей Москве. И вот такой был бизнес — раскладывать противные, пачкающие пальцы чёрной типографской краской, толстые газеты в узкие, как их злые глаза, почтовые бойницы москвичей девяностых.
По 800 штук за выход. На целый квартал у Красных ворот. До уроков, таща в 5-30 утра по черным обледенелым переулкам громыхающую твоим стыдом телегу с пачками никому не нужных газет. И потом бегом поверху через Садовое кольцо (тогда с переходами как-то не считались). Потом бегом назад, чтобы никто знакомый не увидел. Чтобы успеть до школы вернуть телегу в подвал с газетами. Успеть распихать газеты по всегда открытым подъездам, пока жильцы не стали выползать по делам и не обматерили тебя за засорение их великолепных ящиков.
Это в будний день. Ещё 1600 газет в выходные. Не удивительно, что пару пачек мы иногда выкидывали в контейнеры. За это на нас тоже стучали местные жители. Им все было не так! В ящики — плохо. Мимо ящиков — тоже плохо. Самые предприимчивые из местных, проще говоря, гопота, ещё и начали нас шантажировать. Требовали выплачивать им часть, по их мнению, баснословных доходов. Каждый выход на газеты был лотереей — у какого подъезда будет сидеть компания наших врагов. Наш босс приходил к ним разбираться. Запомнилось, как они обступили нашу проклятую телегу, а интеллигентный добрый босс в очках кричал: «Это вопрос ко мне!».
Ничего, я справлялся. В этом возрасте все нипочём. Мне нужна была Денди. Я хотел играть. Как все.
Так или иначе, со штрафами, страхом, усталостью и телегой стыда за собой я получил зарплату за первый месяц. И купил Денди! Хватило на обрезанную версию «Джуниор» без светового пистолета и с хреновыми джойстиками, но за годы мечтаний это было уже сверхнаградой.
Денди!
Семья сделала попытку лишить меня заработанных денег. Нельзя же тратить на глупости в наше время! Потерпишь без Денди. Я умел терпеть. Но ещё и был упорным. Я купил ее. Картриджи нашлись у друзей. Я играл.
Я играл!
Семья посмотрела на мои успехи в манимейкинге и стала потихоньку лишать заработанных на газетах денег. Денди же у тебя есть! А теперь надо кормить тебя и младшего брата. С такими шантажистами некому было справиться. В итоге ещё пару месяцев я носил газеты уже в семейный бюджет и картридж купил только один. Очень удачный. 8 игр в 1. Шедевры все как одна. Я не мог купить плохой картридж — бюджета на ошибку у меня не было.
Наконец я устал быть russian hardcore paper boy и сделал перерыв в рабочем стаже до конца школы. У меня была Денди, черно-белый телевизор и возможность играть без звука до уроков. А еще борьба с нелепым суеверием «посадишь кинескоп» после уроков. Чего ещё желать. Я победил. Кому-то, правда, и бороться не пришлось. Но тогда это было не важно.
Я играл. Я прошёл 100 игр и записал их названия в тетрадку. Я заслужил это. Я пропал в играх, пропал в фантазиях. Мама говорила: «Видишь, какой ты упорный в играх! Надо быть таким же упорным в учебе». Я считался не упорным. Ха-ха-ха. Денди моя.
Я играл.