Савелий сидел на одиноко стоящим посреди храма стуле, облаченный в серую монастырскую одежду. Это был энергичный мужчина лет шестидесяти на вид. С седыми волосами и длинной, достигавшей груди, белоснежной бородой. Глаза ясные, ярко-голубого цвета.
Стены и внутренний купол помещения украшали росписи некоторых сцен из Библии. Сквозь окна проникало недостаточно света, электрические лампы отсутствовали; освещения добавляли горящие у иконостаса свечи. Пахло ладаном; в легком полумраке золотистыми оттенками блестели лица святых.
В дверях показался новый посетитель - долговязый молодой человек с прилизанной прической: короткие светлые локоны были аккуратно зачесаны на бок. В темных штанах и черной рубашке. На плече небольшая сумка.
Не успел Виктор и рта раскрыть, как Савелий уверенным, твердым голосом заговорил.
- Я знаю, ты журналист из местной газеты. Видел я таких как ты - в каждом городе, где работал... Охотники за сенсациями... Хочешь написать обо мне материал?
- Да, - с воодушевлением ответил журналист, присев на небольшую деревянную скамейку напротив старика. Собеседников разделяло не более двух метров.
- Хорошо. Пообщаемся, но не долго - сегодня еще много людей принять нужно.
- Могу ли я включить диктофон, чтобы записать нашу беседу?
- Конечно. Тебе самому полезно будет потом это переслушать. Но скажу сразу - вряд ли ты что-то напечатаешь. Не то чтобы я запрещаю, нет. Поступай, как желаешь. Просто ты сам после нашего разговора не захочешь это сделать, - беззаботно ответил Савелий.
"Как это не напечатаю? Классная статья получиться - давненько я таких "кадров" не видел", - подумал Виктор и с невозмутимым лицом (словно и не было этих размышлений) спросил.
- Давно вы такой деятельностью занимаетесь?
- С тех пор как почувствовал, что должен это делать. Озарение, интуитивное понимание, прозрение - словами можно по-разному описывать. Около двадцати лет уже.
- А как вы начинали?
Савелий слегка улыбнулся, глаза его засветились. Он задумался на секунды.
Виктор знал: как и многие, добившиеся чего-то в жизни, люди, он наверняка пережил множество трудностей на своем пути. А об этих моментах почти все очень любят рассказывать. Ведь кто еще его об этом спросит? Журналист предвкушал любопытнейшую драматическую историю.
- Начинал я непросто. В способности помогать людям был уверен, но далеко не все это адекватно воспринимали. Когда вылечишь человека - да, он уже безоговорочно верит. А на этапе становления, когда еще мало рекомендаций от других - многие сомневаются, боятся идти на контакт. Ведь как можно что-либо сделать, если пациент закрыт: весь напряжен, в страхе? В первые годы я еще не умел с такими случаями работать, поэтому людей у меня было мало. Приходилось подрабатывать на других работах, трудиться физически, с простыми людьми, - кратко ответил старик.
- Но у вас ведь два престижных образования, неужели нельзя было лучшее место подыскать?
- Строительная сфера давно меня уже не привлекает, хотя в молодости нравилось чертить, проектировать. Но этого было настолько много, что быть архитектором мне разонравилась. Это как слушать очень красивую мелодию большое количество раз - рано или поздно она перестает радовать. Прошли годы, но желание заниматься некогда любимым делом профессионально не возвращалось. Только рисовать иногда тянуло... Просто для себя.
А семинарию я на самом деле так и не закончил - разочаровался в классическом религиозном мировоззрении. Ушел. Поэтому я и не священник вовсе, как многие говорят.
- С вас не насмехались на работе "простые люди"? Образованный человек в необразованном окружении...
- Некоторые да. Но меня это не задевало. Нужно лишь самому себе признаться: "да, я рабочий". Что здесь такого? Ничем не хуже любой другой деятельности. Твоей, к примеру. Да и среди "необразованных" я встретил множество достойных людей. Традиционное высшее образование редко облагораживает людей.
У Циновьева слегка дрогнула щека. Он проигнорировал сравнение Савелия, и одобрительно (через силу) кивнул, продолжая слушать. Но лицо его побледнело.
Старик продолжал рассказывать. Он говорил со все возрастающим энтузиазмом, но в тоже время без гордости в голосе, словно повествовал о каком-то другом человеке.
- Мне было все равно, поэтому чей-либо сарказм быстро затухал. К тому же я часто менял свои подработки. Не успели меня еще толком как личность идентифицировать, как я уже переходил на новое место. Да и трудится руками мне нравилось, поэтому то время я вспоминаю с удовольствием.
Это была чрезвычайно насыщенная жизнь! Подъем в четыре тридцать утра. Приготовление завтрака, пеший поход на работу, почти что на самом рассвете... Восемь часов труда на фабрике, потом домой, пол часа на сон, подкрепиться и еще четыре часа в мастерской по изготовлению поделок из дерева. И так пять дней в неделю. И только на выходных я мог практиковать свою нынешнею деятельность.
- Ничего себе... Поразительно! Выдерживать такую нагрузку! - подхалимствовал Циновьев. В его глазах отсутствовала искренность: замутненный, но сосредоточенный взгляд преследовал другие цели.
- А ваш учитель? Говорят вы к одному старцу-отшельнику ездили?
- Да, правда. Но о нем рассказывать ничего не стану, - неожиданно жестко заключил Савелий.
Обнаглевший слегка журналист с точно таким же, как и в начале беседы, невозмутимым видом, спросил.
- Почему же? Думаю многим будет интересно узнать, кто вам передал знания и силу.
Он осознавал, что вопрос был не совсем тактичен, но надеялся, что разговорившийся к этому времени старик должен еще больше открыться. Но Савелий лишь неодобрительно посмотрел на собеседника и внезапно спросил.
- Скажи мне лучше... А совесть тебя не мучает на работе?
Эти слова застали Циновьева врасплох: глаза замешкались по сторонам, губы покраснели. Повисла напряженная пауза. Не найдя ответа, он задал встречный вопрос с почти мастерски сыгранным удивлением.
- Совесть?
- Да, совесть, - сказал Савелий в более жестком тоне и уставился парню прямо в глаза.
Но Виктор уже окончательно собрался и с подлинной уверенностью заявил.
- Я в полном порядке. У меня своя работа, а всякие "возвышенные чувства" для людей других профессий - вашей, к примеру. Да и вообще, что такое совесть? И кто сейчас о ней заботится?
- Ты прекрасно знаешь что это такое. Видел я как-то наклеенную листовку в одном городском автобусе с надписью "не знаешь как поступить - поступи по-человечески"... Каждый может это прочувствовать, не правда ли?
- Видимо я не такой, как все, - парировал журналист. Глаза парня продолжали дергаться. Казалось, они рассматривают нечто очень подвижное, вращающееся под разными траекториями.
Он чувствовал, что разговор шел не в ту степь, и понимал что нужно сейчас говорить другое, но не мог удержаться от реплики.
- А почему, собственно, она должна меня мучать? Я же просто пишу статьи, фотографирую, общаюсь с людьми...
Савелий встал. Он сделался вдруг необычайно серьезным. Подойдя к парню достаточно близко, он вытянул руки вперед ладонями от себя и, приподняв их до уровня его лба (старец был на голову ниже молодого человека) медленно опустил по самые щиколотки, одновременно опустившись на корточки. Выпрямившись, он молча вернулся к стулу и вновь уселся. Помолчав с минуту, он заговорил.
- Сильных бесов в себе носишь, раз можешь "творить" такое - писать о несчастьях... В этом ты еще убедишься... Ты никогда не задумывался, почему, к примеру, у тех людей, которые в селах самогонку продают, нередко горе в семье случается? Неожиданная или нелепая смерть, болезнь или другая беда приключается.... Понимаешь? Ничего не остается без наказания.
"Что посеешь, то и пожнешь" - как говорится. И что же ты полезного своими публикациями в читателях "сеешь"? Попалась мне вчера (не случайно ведь!) "макулатура" ваша - почитаешь такое и жить потом не захочется: один утонул, второй разбился, третий пропал без вести; этих ограбили, тех обманули; ампутация; клиническая смерть; изнасилование... Срам! - проговорил Савелий резко и громко.
- Да какая вообще разница? Я выезжаю на аварию - вижу все это и меня, несмотря на некоторую жесткость, это увлекает! Что хочу, то и пишу. Не убиваю, не ворую, и на том спасибо! - отрезал Циновьев почти крича. Глаза совсем перестали слушаться его.
- Если ты "в полном порядке" - почему же тогда алкоголем увлекаешься? У пьяниц почти такая же печенка как у тебя.
Виктор смекнул что нужно срочно закруглять эти темы. Контроль над разговором все больше ускользал из его рук. С минуту он отчаянно молчал.
(продолжение следует)
Вторая глава рассказа "Святая весть"
Пожалуйста, ставьте лайк — это важно для развития канала.