«Папа умер,
праздник в доме
хоронить его не будем
так и выбросим в болото»
Посвящается маме
Я знаю, что использовать письмо как терапию нельзя, демаркация необходима, но меня правда не заботит никакая семья – ни абстрактная, ни прошлая, ни лесбийская, мне плевать на это – меня волнует мало вещей – это письмо, секс, философия, политика и разные формы коммуникации, постоянное сцеживание насилия из детства в этот перечень не входит, но мы не очаровываемся забвением и все понимаем. Что я могу сделать, и должна ли это делать?
Вот он сейчас там с маленьким Сашей, я не понимаю, что я могу сделать, должна ли я решаться на опеку, хочу ли я этого и готова, женщин нельзя обвинять по установкам радикального феминизма, но я ужасно зла на нее и ее лицемерие, разве можно позволять так поступать с собой и с детьми, смотреть на то, как их принуждают и насилуют. Помню я была тогда в 9 классе, и она была дома – пришла с суток и легла спать, в этой же кухне-комнате он дергал меня за одежду и за волосы и заставлял исправить имя в телефоне моей одноклассницы с «ксюха!» на «ксюша», я тогда много плакала, я всегда много плакала, перестала плакать только в 22 года. Не могу дописывать, усталость сильная. Сейчас вспомнила, как нас с Наташей сильно избили, мне было 5, ей 6 – нас и нашу подружку послали за туалетной бумагой по проезжей трассе в деревни, там был километр или два, дали 5 рублей, мы шли, играли и уронили 5 рублей в траву, долго искали, но так и не нашли, пришлось вернуться домой. Он взял полотенце и с размаха бил нас им, толкал и дергал, у меня пошла кровь из носа, она всегда шла, когда он бил меня по лицу, так странно, Наташа уже тогда защищала меня от него, хотя ее он тоже бил, Машу (нашу подружку) он не тронул, но она, как помню, была в полном ахуе от той истерики. Пришла бабушка посмотрела на это и сказала – «Да, не беречь деньги - плохо», я считаю их предательницами, и даже сейчас, аффективно, конечно, хоть и общаюсь с бабушкой каждый день, но я помню как в 2018 году, она уговаривала меня не заниматься проблемой домашнего насилия и тем более не рассказывать про свой типо личный опыт. В сентябре 2019 года она со второй попытки ушла в дом престарелых и оставила ему квартиру, он в тот же день переехал туда, она сделала это, чтобы маме с Сашей легче жилось, но он все равно периодически присутствует в их жизни, тем более мама оправдывает его и считает, что мы сделали из него монстра. Это какой-то странный механизм по усвоению поведенческих решений, который со мной видимо навсегда, ты понимаешь, что пиздец, страдаешь, впадаешь в аффект и готова сесть на 25 лет, но ничего не делаешь, просто когда всплывает новая ситуация насилия и угрозы, единственное, что ты делаешь - воспроизводишь паттерны страдания и бесконечные попытки уговорить маму перестать общаться с этим мудаком и ограничить его от коммуникации с Сашей.
Я вообще беспокоиться не должна, но принудительное материнство даже при его осознании лишает тебя возможности не сочувствовать ребенку, который родился, когда тебе было 10; мы с Сашей договорились, что чтобы не случилось, я не должна как женщина жертвовать своей жизнью ради спасения мальчика из рука другого мужика, тем более, что я не его родительница и решение о его существовании не принимала, но, мне очень тревожно за него. Сегодня я позвонила, и он сбрасывал, потом написал, что не может говорить и что плохо себя чувствует, т.к. находится с ним. Я позвонила в полицию, просто уточнить, хотя я знаю все брифы, могут ли он приехать и незаметно проверить - « нет», - мне сказали, что консультациями они не занимаются и мне следует обратиться в юридический центр. Так странно, у меня не было никогда особой ненависти к людям, даже в период сталинизма и гомофобии, но с самого детства единственный человек, которого я хочу убить это отец. При каждой кризисной ситуации, я все время размышляю о разных способах и меня не от одного не тошнит [наверняка, за эти слова мое любимое патерналистское государство может меня посадить – хотя за единственное преступление за которое я бы села – это убийство отца, но все-таки я не хочу сидеть в тюрьме, т.к. люблю кино, немного общения и вкусную еду].
Он бил нас, помыкал нами, запугивал до 18 лет, Саше сейчас 15, много ужасных вещей происходило именно в подростковом возрасте, но, конечно, несмотря на то, что «мужчины» - это не пол, а власть, при их приблизительно одинаковом телосложении, я беспокоюсь за Сашу – принудительное материнство не отпускает. За маму я так не беспокоюсь, а это уже некое гендерное предательство с моей стороны; мне надо лечь спать, иначе опять снизится иммунитет и меня сильнее накроет инфекция в горле, а завтра еще решать силлогизмы на продажу – тоже достаточно отвратительная форма труда, хотя это лучше, чем продавать носки, трусы или чай, но с точки зрения самостоятельного образования - подло. Легче мне не стало, но я поработала с языком – в моем случае это удача, надеюсь, уже завтра Саша вернется домой, а через год уедет из этой круговой поруки патриархата, я с этими своими эмоциями – просто великая мать, но я помню о нашем договоре с Сашей – в нужное время я от него откажусь, ибо это конечно привязка женщин к патриархату и постоянное обслуживание кого только можно, отцов, братьев, сыновей; я и маме сказала, что если бы она поступила честно и отказалась от нас, я бы ее уважала, она не подписывалась на социальное материнство, даже если у нее появились дети.