Найти тему
SULARU

Государство продолжает скупать бизнес в ключевых отраслях

Слишком высокая доля госкомпаний в экономике, достигшая 47%, почему-то априори считается одной из основных структурных проблем российской экономики. Возможно, это правдивое суждение, но для объективности стоит заметить, что никаких фундаментальных исследований, достоверно подтверждающих или опровергающих такое мнение о "проблемности", на эту тему в РФ нет. Ситуация, скорее, напоминает борьбу верований, вроде вечной полемики сторонников свободной торговли и протекционизма. Мировая практика об эффективности госкорпораций также противоречива. Не лишним будет отметить, что новое исследование ЦСР и РАНХиГС ограничивается итогами 2017 года. В результате изучения заявлений исследователей, констатирующих устоявшуюся тенденцию, SULARU пробует ответить на вопрос: «И что из этого следует?».
Слишком высокая доля госкомпаний в экономике, достигшая 47%, почему-то априори считается одной из основных структурных проблем российской экономики. Возможно, это правдивое суждение, но для объективности стоит заметить, что никаких фундаментальных исследований, достоверно подтверждающих или опровергающих такое мнение о "проблемности", на эту тему в РФ нет. Ситуация, скорее, напоминает борьбу верований, вроде вечной полемики сторонников свободной торговли и протекционизма. Мировая практика об эффективности госкорпораций также противоречива. Не лишним будет отметить, что новое исследование ЦСР и РАНХиГС ограничивается итогами 2017 года. В результате изучения заявлений исследователей, констатирующих устоявшуюся тенденцию, SULARU пробует ответить на вопрос: «И что из этого следует?».

Доля государства в компаниях из ключевых отраслей экономики выросла в 2015–2017 годах почти на 4 процентных пункта (п.п.) до 46,7%, следует из совместного исследования ЦСР и РАНХиГС, пишут "Известия". Данных за 2018 год еще нет, они появятся в конце 2019 года.

Динамика объясняется, с одной стороны, стремлением государства усилить контроль за экономикой, а с другой, опережающим ростом частного сектора, считают эксперты ЦСР и РАНХиГС. Несмотря на консолидацию собственности, вклад госкомпаний в суммарный ВВП страны за эти годы сократился. Показатель снизился почти на 3 п.п. до 43,8% и стал самым низким с 2008 года, когда доля вклада государства в ВВП составляла 42,2%.

Пакет государства увеличился в пяти ключевых отраслях экономики - ТЭК, финансы, электроэнергетика, коммуникации и технологии. Больше всего он вырос в финансовом секторе - с 22,5% до 31,6%- в реультате санаций банков. В электроэнергетике доля государства увеличилась с 39% до 44,1%, в ТЭКе - с 37,5% до 41,1%, в технологиях - с 89,4% до 91,1%. В сфере коммуникаций осталась неизменной на уровне 25,9%, говорится в исследовании.

Несмотря на официальные призывы к борьбе с огосударствлением, госструктуры активно наращивали свое участие в коммерческих компаниях в 2015-2017 годах, констатировал один из авторов исследования, завлабораторией Института прикладных экономических исследований РАНХиГС Александр Абрамов. По его словам, экспансия государства в капитал бизнеса объясняется двумя факторами:
- желанием контролировать экономику в ручном режиме,
- ослаблением позиций частного бизнеса в последние годы, чем государство активно пользовалось, приобретая коммерческие компании.

Слишком высокая доля государства считается одной из основных структурных проблем российской экономики. О необходимости разгосударствления неоднократно говорил и президент РФ Владимир Путин. Однако на практике сокращение доли государства не наблюдается.

Например, по оценке главы Счетной палаты Алексея Кудрина, в последние годы санация ФК "Открытие", Бинбанка и Промсвязьбанка внесла вклад в огосударствление экономики на уровне 0,2-0,3%. А покупка пакета акций сети супермаркетов "Магнит" у его основателя Сергея Галицкого госбанком ВТБ увеличила долю госсектора на 1,4%. Кроме этого, из планов приватизации, заявленных в бюджете на 2019-2021 год, исчезла продажа пакетов акций Сбербанка и ВТБ.

Существенное замедление этого процесса в 2017 году может служить косвенным признаком приближения экономического кризиса, считает Абрамов. Процесс разгосударствления экономики нельзя ускорить искусственно, утверждает профессор СПбГЭУ Елена Ткаченко. Форсированная приватизация может привести к исчезновению целых отраслей, предупреждает она.

Излишнее стремление ухода от государственной собственности к частной действительно может быть вредным, согласен замдекана экономического факультета МГУ Александр Кудрин. В некоторых отраслях это может привести к замещению госмонополии частной, что негативно скажется как на потребителях, так и на эффективности бизнеса.

А что исследователи считали?

Итак, вывод исследования понятен: если доля государства в экономике растет, а вклад госсектора в ВВП страны падает, то это может говорить только об одном – о неэффективности госсектора. Математически это выглядит как динамика соотношения «Вклад госсектора в ВВП» / «Доля государства в экономике» = эффективность государственного вмешательства в экономику.

Показатель, если честно, больше напоминает отдачу на капитал (выручка / основной капитал = фондоотдача), то есть к эффективности это имеет мало отношения, но сравнение "мягкого с теплым" в целом никем не запрещено. Поэтому почему бы и нет? Да, для объективности стоит отметить, что фондоотдача действительно используется в качестве одного из косвенных показателей оценки эффективности деятельности предприятий.

Для не меньшей объективности стоит отметить, что это один из нескольких десятков показателей, применяемых для подсчёта этой самой эффективности. В экономическом ВУЗе есть курс «Анализ хозяйственной деятельности», где все эти показатели вдалбливаются (судя по исследованию, не очень успешно) в головы бестолковых студентов-экономистов.

Главное другое, при измерении эффективности производства сопоставляются различные варианты развития предприятия, решения его структурных проблем. Так как авторы исследования всё-таки пытаются дать совет по изменению структуры экономики, рекомендуя уменьшить долю госсектора, то примем их предположение, что фондоотдача тождественна эффективности. Ещё раз, никто не запрещает сравнивать мягкое с тёплым.

Такое отождествление даже облегчает жизнь, так как подобные исследования на примере западных стран проводятся регулярно. Если вкратце, то вывод таких исследований несколько неоднозначен. Так из всех стран Еврозоны, помнится, только у Нидерландов показатель «Вклад госсектора в ВВП» / «Доля государства в экономике» был ниже единицы, то есть фондоотдача госсектора в среднем по Еврозоне превышала фондоотдачу частного сектора. Какое из этого можно сделать суждение? Ровно никакого.

И если читателю требуется пояснение, то SULARU с удовольствием перейдёт к важной претензии к исследованию, напомнив, что в мире всё чаще поговаривают об отказе от измерения ВВП, считая показатель бессмысленным. То есть даже на теоретическом уровне неясно, а что мы, собственно, рассчитываем, если значение числителя и знаменателя в формуле фондоотдачи ни одно статистическое ведомство в мире адекватно считать не умеет? Но мы оставим в стороне все теоретические аспекты этой увлекательной темы, а поразмышляем, как авторы на практике рассчитывали свой показатель «эффективности».

Итак, если взять «долю государства в экономике», то самым показательным сектором экономики, как правильно отмечено в исследовании, в плане огосударствления стал финансовый, после соответствующего приобретение государством проблемных банков. То есть государство, чтобы не допустить катастрофы на рынке, купило в 2017 году три системообразующих банка. Таким образом, доля государства выросла (знаменатель в формуле фондоотдачи вырос).

При этом «вклад проблемных банков в ВВП» сократился из-за падения их выручки в результате бизнес-проблем, которые возникли под частным управлением, но перешли по наследству госсектору (числитель в формуле фондоотдачи упал). Математически фондоотдача госсектора закономерно уменьшилась, или «эффективность» госкомпаний обвалилась.

Однако стоит задать вопрос, а если бы государство допустило банкротство трёх банков, то какой был бы результат? Правильно – прямо противоположный, и «эффективность» госсектора выросла бы как на дрожжах. Правда, ценой финансовой катастрофы.

Кстати, под загадочной фразой г-на Абрамова об «ослаблении позиций частного бизнеса в последние годы» скрывается именно тот факт, что государство зачастую выкупало проблемные или теряющие стоимость частные компании, которые грозили теми или иными малыми или большими катастрофами. То есть авторы исследования механизм падения фондоотдачи госсектора в банковском и других секторах в рамках посткризисного восстановления экономики прекрасно это понимают, но продолжают гнуть линию о необходимости уменьшения госвмешательства в текущих условиях, сетуя на отказ государства от продажи акций ВТБ и Сбербанка. Вопрос «зачем это делать», они игнорируют.

Отбросим лишнее

SULARU отметит, что вопрос соотношения государственного и частного секторов в экономике невероятно обширен и что по этому вопросу были написаны тысячи и тысячи томов экономических текстов. Поэтому зачастую сложно разобраться в сути проблемы. Также SULARU не может не отметить, что при обсуждении проблематики излишнее внимание уделяется статистике, которая только запутывает ситуацию, как и было показано выше.

Вкратце, эффективность частного сектора экономики по отношению к государственной экономической деятельности в экономической литературе обычно обосновывается… «большей эффективностью» бизнеса. Это масло масленое, поэтому уточним, что под этим принято подразумевать:
- рост
конкуренции и как следствие снижение цен,
- рост
инвестиций и как следствие улучшение качества товаров и услуг,
- рост эффективности управления и как следствие улучшение финансовых показателей.

Опять обратим внимание на повторение слова «эффективность» в последнем пункте. От него нужно избавиться и выделить несколько ключевых аспектов:
-
грамотность (в широком смысле) руководителя и работников,
-
скорость прохождения решений по цепочке от руководителя к подчиненному (не просто издать приказ, а донести его, пояснить и обосновать, до каждого исполнителя,
- ограничения, которые накладываются государственным регулированием для принятия нужных решений по управлению бизнесом, порой жёстких.

Последний пункт является критически важным. Его SULARU подробно рассматривало на примере национализации железнодорожного транспорта в Великобритании. Вкратце, вопрос эффективности лежит не в области собственности (частной или государственной), а в области запретов, которыми окутаны действия госкорпораций. И если таких запретов много, то управление страдает. А если снять лишние ограничения, то и министерство обороны РФ может демонстрировать чудеса эффективности при грамотном экономисте.

Некоторые дополнительные аспекты

Хозяйственную деятельность можно грубо разделить на текущую и направленную на развитие. Для первой части главным является прибыль, для второй - отдача от инвестиций. И хотя оба показателя похожи, так как говорят о рентабельности использования капитала, но есть и одно важное отличие.

Развитие требует доступности инвестиций. И если в развитых экономиках этот аспект зачастую сглаживается развитостью рынка капитала, то в развивающихся экономиках в вопросе привлечения капитала госкомпании имеют зачастую преимущества. Есть два фактора доступности капитала:
- процентные ставки по кредитам,
- потенциальный размер привлекаемых средств.

В России есть дополнительное ограничение привлечения инвестиций в виде западных санкций.

Но наиболее ярким примером эффективности вмешательства государства в экономику в плане доступности капитала является Китай. Главная претензия, если не считать воровстватехнологий, всех западных стран к промышленной политике Поднебесной – колоссальная господдержка национального производства, которая, по мнению оппонентов, делаетзападные товары неконкурентоспособными.

Как происходит реализация преимуществ к Китае в разрезе указанных двух факторов? Во-первых, государство через субсидии удешевляет привлечение средств, делая реальную процентную ставку ниже рыночной. Во-вторых, при организации производства заранее предусматривается большой размер инвестиций, чтобы промышленное предприятие воспользовалось «эффектом масштаба», когда себестоимость единицы продукции снижается при увеличении объема выпускаемых товаров.

Conclusio

Частный сектор, считает SULARU, может и должен быть эффективнее государственного, так как частный предприниматель быстрее принимает и реализует принятое решение. Но на практике в развивающихся экономиках это правило работает лучше в рамках малого и среднего бизнеса (доля которого в России непростительно мала), когда много конкурирующих игроков и когда не нарастают ограничения в плане грамотности управления и доступности капитала.

А если вернуться к вопросу, что следует из увеличения доли участия государства в экономике, то пока такое увеличение просто констатирует замещение неэффективного частного бизнеса на государственный со спорной эффективностью. Как только кризисные явления в экономике будут преодолены, то, вероятно, последует обратный процесс. Однако и в будущем не следует ожидать кардинальных и быстрых изменений в ключевых отраслях, так как они особенно чувствительны к объемам привлекаемых инвестиций.