Приоритет же международного права есть возврат в Средневековье
Совершенно верно утверждение о том, что включение в Конституцию РФ пункта о первенстве международного права над национальным было политически неоправданно и юридически делало шаг к тому, чтобы отдать Россию во власть более чем спорных норм и инстанций.
При этом имеются еще два обстоятельства абсурдности и спорности подобного установления.
Первое. Сам по себе факт некой формы подчинения национального начала международному есть по факту отрицание принципа национального суверенитета в пользу тех или иных претендующих на универсализм норм. Но принцип национального суверенитета был тем началом, которое в международном праве отделил наступление Нового Времени от Средневековья. Он был признан в системе Вестфальских соглашений и стал результатом длительной борьбы национальных государств против двух средневековых инстанций, претендовавших на наднациональную власть, – римского папского престола и Священной Римской империи, ставшей к этому времени уже не римской, а австрийской.
Папская традиция видела мир как подчиненный единой системе религиозных норм, главным толкователем и главным судьей в которых был высший иерарх католической церкви. Императорская традиция видела мир как сложившуюся единую систему иерархии, возглавляемой высшим светским властителем. Эти две традиции и две претензии сталкивались друг с другом и противостояли друг другу, но сходились в принципе подвластности всех государств и людей некой верховной власти – а потому в принципе не самостоятельных, лишенных права на полное определение собственной судьбы.
Сами по себе нормы универсализма как мировоззренческие и познавательные могли быть хороши или плохи: в конце концов, нормы десяти заповедей или Нагорной проповеди отражали действительно более чем достойные этические нормы, но создание системы высшего властного начала, претендующего на их трактовку и господство над всеми людьми, означало отношение к странам, нациям и людям не как к субъектам жизни, полноправно распоряжающимся своей судьбой, а как к объектам управления, лишенным собственной воли и собственной правомочности.
В Вестфале этот порядок был сломан, и были утверждены нормы, согласно которым народы и государства (и тем самым, в потенциале, граждане) признавались субъектами, не подлежащими подчинению иной власти, кроме своей воли и своего разума. Признание национального суверенитета в потенциале несло в себе признание принципа суверенитета народа, т. е. признание того, что лишь народ страны обладает правом на общую власть и является единственным источником власти.
В этом отношении отказ от принципа национального суверенитета является принципом отказа от гуманистических векторов Нового Времени и возвратом к миру Средневековья, отказом от потенциала принципов свободы и разума и возврату к признанию мира как торжества единого господства.
Второе обстоятельство нелепости подобной установки – это как раз теперь уже и конституционное противоречие, созданное ст. 15 Конституции РФ, причем двоякое. Ее п. 4 утверждает: «Общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью ее правовой системы. Если международным договором Российской Федерации установлены иные правила, чем предусмотренные законом, то применяются правила международного договора».
Но ее же п. 1 гласит: «Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации. Законы и иные правовые акты, принимаемые в Российской Федерации, не должны противоречить Конституции Российской Федерации». Т. е., с одной стороны, приоритетное положение признается за международными нормами, с другой – за Конституцией.
Второй момент противоречивости заключается в том, что, согласно ст. 3 той же Конституции, «носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации является ее многонациональный народ». И плюс к этому: «Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону».
Т. е. принцип верховенства международных норм противоречит и принципу высшей силы Конституции, и принципу суверенности народа как единственного источника власти.
Таким образом, обращение к верховенству международного права означает возврат к нормам Средневековья и является изначально реакционным, а с другой стороны, противоречит важнейшим статьям Конституции РФ, и потому само введение в нее этого положения является антиконституционным по духу, и по букве.
Однако если эти положения имеются, с конституционной точки зрения они не могут находиться в противоречии. Т. е. требуется толкование, расставляющее иерархию их приоритетности. Конечно, единственным толкователем Конституции является Конституционный суд. Но толкование – сама по себе такая вещь, которая утверждает сложившуюся норму неформального понимания вопроса и правосознания общества.
Отсюда – вопрос за обществом, т. е., строго говоря, как раз за народом-сувереном. И это – вопрос и политической воли, и суверенного самосознания, и национального самоуважения. Тем более что, при всей нелепости и абсурдности положения о приоритете международного права над национальным, текст Конституции вовсе не однозначен в этом признании.
Во-первых, та же самая ст. 15 называет не два нормативных начала – национальные нормы и международные, – а три: Конституция, законы РФ и международное право. Причем приоритетность расставлена лишь в двух отношениях: международное право приоритетно по отношению к законам, а Конституция имеет непосредственное действие и высшую силу по отношению к тем же законам. Но о приоритетности международного права по отношению к Конституции ничего не сказано. Сказано, что международные нормы являются лишь частью российской правовой системы, т. е. являются не ее навершием, а лишь составным элементом, приоритетным по отношению к одним элементам, но также подчиненным по отношению к другим – поскольку высшая сила все же признается за Конституцией. Т. е. если при противоречии российских законов и международных норм действуют международные нормы, то при противоречии последних и Конституции действует Конституция РФ.
Более того, российская правовая система включает не только Конституцию и законы, но еще и конституционные законы. А т. к. приоритетность признается по п. 4 именно за законами, но ничего не сказано об их приоритетности по отношению к конституционным законам, то и последние является приоритетными по отношению к международным нормам, принципам и заключенным договорам.
И, в конце концов, самое главное – как раз упомянутый ключевой тезис, оговоренный ст. 3, – о суверенности российского народа и его статусе единственного источника власти. Уже само это означает (и должно быть в этом качестве понято и осознано), что воля российского народа (который, согласно п. 2 ст. 3, осуществляет свою власть непосредственно) по определению выше любых международных норм, принципов и соглашений.
Т. е. все последние могут иметь приоритет перед обычными законами РФ, но выше их и конституционные законы РФ, и Конституция РФ, и, что самое главное, воля народа России. Поэтому если те или иные международные нормы, принципы и соглашения оказываются вызывающими сомнение, они могут действовать только в том случае, если получают подтверждение на референдуме.
Конечно, для устранения тех или иных коллизий лучше всего было бы вообще устранить упоминание о некой степени приоритетности международных норм над российскими конституционными. Но даже и без этого нужно просто проявить волю и самоуважение – и исходить из приоритета над ними и Конституции РФ, и воли российского народа. И для полной четкости в понимании этой проблемы видеть ее в контексте и приведенного п. 4 ст. 3 Конституции: «Никто не может присваивать власть в Российской Федерации. Захват власти или присвоение властных полномочий преследуется по федеральному закону». И четко обговорить в законодательстве ответственность за пропаганду и попытку утвердить верховенство международных норм над волей народа России и ее Конституцией как частных случаев попытки присвоения власти либо властных полномочий в России.