10 января 1911 года Коба переселяется в дом Матрены Прокопьевны Кузаковой, молодой вдовы. Одет не по-зимнему — в черном осеннем пальто и фетровой шляпе. Вдова поинтересовалась:
«Сколько вам лет?» — «а сколько дадите?» — «Лет сорок, пожалуй». Он рассмеялся: «Мне только двадцать девять»...
... В 1978 году на телевидении праздновали 70-летний юбилей одного из телевизионных начальников — Константина Степановича Кузакова. Это был сын той самой Матрены Кузаковой.
И похож, удивительно похож он был на одного человека.
Он это знал и немного играл: был нетороплив, немногословен.
Биография Константина Степановича была крайне загадочна.
В анкете Кузакова в графе рождения стоит 1908 год, а его отец, согласно той же анкете, умер в 1905 году!
Вот так-то!
Впрочем, 1908 год — всего лишь осторожная деликатность. Так же, как напечатанный в «Правде» рассказ вдовы о знакомстве со Сталиным только в 1910 году.
Утрата жены была тогда особенно остра. Добрая вдова, видимо, помогла ему забыться. Вот почему, когда Коба вновь появился в Сольвычегодске, он переехал в ее шумный дом. Так что Константин Степанович, скорее всего, родился годом позже. Дочь Сталина Светлана Аллилуева пишет, что, по рассказам теток, в одной из сибирских ссылок отец жил с крестьянкой и где-то должен быть их сын...
Вскоре после возвышения Иосифа Виссарионовича вдову вызвали в столицу, дали квартиру в новом правительственном доме, юный Кузаков получил высшее образование и всю жизнь занимал высокие посты, соответствующие рангу заместителя министра. В конце 40-х годов Кузаков уже работал в ЦК партии.
В это время началась очередная волна репрессий. Очередь дошла до Кузакова.
Судили судом чести ЦК за потерю бдительности. Исключили из партии, сняли со всех постов. Было тяжело, но все же не лагерь и не расстрел. Берия вынес вопрос об “атомном шпионаже" на Политбюро, и там требовал ареста. Он ведь понимал, что в тюрьме они заставят подписать любые признания.
Сталин долго ходил вдоль стола, курил и потом сказал:
“Для ареста Кузакова я не вижу оснований”