Действующие лица:
ОН — преуспевающий артист, номинант, лауреат, звезда, красивый интеллигентный человек и т.д. и т.п.
Она.
Действие первое
Заходят в квартиру. Это ее квартира, скорее всего она ее снимает. Она заглядывает в другую комнату.
ОН: Ну что, там тихо?
Она: Да, как я и говорила — спит мертвым сном.
ОН: Как ты все-таки рискуешь ее оставлять дома одну?..
Она: С одной стороны, у меня просто нету иного выхода, все-таки мы с ней одни. И как-то приходится учитывать интересы друг друга.
ОН: То есть... она учитывает твои романтические прогулки под луной?
Она: Да. Знаешь, у меня их было так мало. Там, где мы жили раньше, луна светила только в холодные зимние дни. В теплые летние дни даже ночью светило солнце. Ты даже не представляешь, какая это романтика — гулять под луной в теплый темный день!
ОН: Какая странная у тебя жизнь… А что же с другой стороны?
Она: С другой?
ОН: Ну да, с другой…
Она: Аа…ну это все просто. Просто я знаю, что она не проснется.
ОН: Как это?
Она: Ну, как тебе объяснить? Уходя, я с ней договариваюсь, что уйду, но вернусь. А когда я не дома, я говорю себе: что она не проснется, что все будет в порядке, что не надо волноваться. Раз я не волнуюсь, значит, и она будет тихо мирно спать.
Неловкая пауза. Она не хочет, чтобы Он уходил, но боится подойти к нему. Он стоит задумавшись.
ОН: А где проект?
Она: Вот там на полке перед входом лежит.
ОН: Поздно уже, поеду я, наверно, домой. Пока доберусь... а там завтра с утра репетиция.
Она (Расстроено): Да, да, конечно.
ОН: Ну, давай! Удачи! (Достает ключи от машины, направляется к двери)
Она: (Мягко): Да, да, конечно. Беги. Беги от меня, от своих друзей, от своих поклонниц, журналистов, от жизни беги! Только вот от себя ты никогда не сможешь сбежать. Уж этот товарищ найдет тебя всегда. Даже ночью на подушке будет с тобой рядом спать и просить пустить его погреться! (Виновато) Извини. Удачи.
Он уходит и закрывает дверь. Она садится на диван, встает, перекладывает книги на полках, собирает детские игрушки.
Она (Пытаясь не заплакать): Господи, кто меня за язык-то тянул? Зачем, зачем все это сказала? Ведь столько всего пришлось пережить — и переезд, и новая работа, и этот сумасшедший город. Сколько пришлось дверей открыть, пока добралась до него. Цыганке платила, чтоб ему нагадала меня. Ведь здесь же, рядом был. Что мне еще нужно было-то? Кто меня за язык тянул?! Черт! Пусть он вернется, пожалуйста, пусть вернется!
В дверь тихонько стучат. Она подходит к двери со своей стороны.
Он: Это я, проект забыл, хотел ночью прочитать.
Она: (Посмотрев в зеркало) Я не могу тебе сейчас открыть. Ты можешь подождать хотя бы пять минут?
ОН (Садится, опираясь на дверь спиной) Зачем ты все это сказала?
Она: Я не могу до тебя достучаться.
ОН: А зачем? Зачем тебе это нужно?
Она: (Молчит)
ОН садится с обратной стороны двери.
ОН: Откуда ты взялась на мою голову? Я живу себе один спокойно уже столько лет. У меня есть замечательная работа, семья, друзья, поклонницы, черт побери, меня любят, ценят! И только ты постоянно смотришь на меня, как на человека после долгой болезни, который только-только начал выздоравливать. Почему это так, объяснишь?
Она: (Молчит)
ОН: ты так и будешь молчать?
Она: (Молчит)
ОН: (Звонит мобильный телефон) Черт! (Разговаривает по телефону): Я перезвоню, я за рулем. (Нервно бросает трубку) А я тебе скажу, почему ты такую чушь несешь. Потому что ты в меня влюблена, как и все остальные. Ну, переспим мы с тобой, а дальше-то что? Да я забуду об этом на следующий день. Таких, как ты — сотни! Дальше-то что? Никакой нормальной работы, стыдливые глаза и плач — почему я тебя бросил? Чушь это все. Собачья!
Она: (Громко) Не льсти себе, это делают другие.
Она резко открывает дверь. Он падает в квартиру и ударяется головой.
Она: Прости, прости, пожалуйста, я не хотела. (Помогает ему встать и сажает на стул.) Я сейчас принесу лёд. (Выбегает в другую комнату и возвращается с пакетом замороженных овощей.)
Она (Весело): Прости, льда не оказалось, есть только овощи. (Прикладывает с силой к голове).
ОН: Зачем же еще больнее?
Она: Разбить бы ее, пересобрать, восстановить разрушенные связи, подпаять маленько…
ОН: Ты что себя самой умной считаешь, да? Я не знаю себя? Нет, я-то знаю! В каждой своей роли есть часть меня! Для того, чтобы это сыграть нужно найти сначала в себе все эти слова, чувства, боль. Нужно вывернуть себя наизнанку и двадцать раз умереть, потом воскреснуть. Да в каждой роли, сыгранной мною, есть я! Даже больше чем жизни!
Она: (Тихо) В том-то и дело, что больше чем вы жизни… Говоришь, находишь себя?
ОН: Да.
Она: Хорошо, тогда скажи — кто ты?
ОН: (Подумав) Я — творение Бога.
Она: Отлично! А какое ты творение? Кто ты? Каким тебя сотворил твой Бог, в которого ты веришь?
ОН: Да что ты мне тут психоанализ-то устраиваешь? Ты младше меня на пятнадцать лет! Какое ты имеешь право?
Она: Ну вот, видишь? Как дело доходит до сути — ты начинаешь орать. А зачем? Почему ты орешь? Потому что боишься.
ОН: (Молчит)
Она: Пойми самое главное… (Тихо) Господи, и зачем я все это затеяла? Пойми, я не упрекать тебя собралась. Я достучаться до тебя хочу. Ты живешь работой, все твои мысли только о работе. Ты гений, и никто этого не оспаривает. Ты действительно себя находишь только в работе, да только по кусочкам. Вот в этом спектакле я понял, как я истинно могу переживать смерть любимого человека. Да, ты ее так переживаешь, никто не спорит. В другом спектакле, ты понял, какой ты, когда счастлив. И ты действительно такой. Ты очень много работаешь над собой, иначе ты не сможешь так удивительно играть. Просто, ты настоящий — как мозаика из кусочков, только клея нет. А потому все твоё, истинное, сложилось в кучу внутри тебя самого, и ждет, когда же ты склеишь из этого всего что-то единое целое.
(Молчание)
Бог с ним, вот скажи… если бы сейчас умер. Ну, ушел из этого мира. И там, на перевалочной базе, тебе бы сказали, мол, дорога в следующую жизнь Вам открыта, вот только Вы можете взять с собой только одно воспоминание из этой жизни. Только одно. Какое бы ты взял?
ОН: Глаза своей мамы.
Она: А зачем? Чтобы искать их потом всю свою новую жизнь и мучиться, что не можешь найти? Ты их и так ищешь в этой жизни в лице каждой женщины и как-то не особо счастлив.
ОН: А ты? Ты сама знаешь? Обычно, кто задает такие вопросы, тот сам на них ответа не знает.
Она: Да, ты прав, я не знаю. У меня есть выбор. Можно выбрать воспоминание о родном городе, но тогда я буду все время стремиться туда попасть… Можно выбрать то удивительное место силы, где я впервые услышала зов «Домой». Хотя, наверно, я выберу знаешь что? Как, однажды, я каталась с молодым человеком на коньках. Это было наше с ним первое свидание. Я не помню его лица, но помню, что мне было удивительно хорошо рядом с ним. Было темно, играла музыка, падали огромные снежинки. И я помню это упоение счастьем и восторгом, эту гармонию в душе и в мире! Наверно, я выберу это.
А у тебя, у тебя было когда-нибудь такое ощущение?
ОН: Да, когда я любил…
Она: А что тебе мешает любить сейчас?
(Пауза)
ОН: Не лезь, в душу, а? И без тебя тошно.
Она: Господи, мне показалось, что ты меня сейчас убьешь… Прости, я не хотела причинить тебе боль. Просто я иногда как скажу что-то — так самой страшно — куда меня несет…
ОН: да, уж… и как выясняется, несет тебя без разрешения покопаться в чужой душе. Где проект?
Она: На полке у двери. Я не копаться хочу, я хочу общаться с этой удивительной душой, которую ты спрятал от всех глаз подальше, лапником прикрыл и снегом припорошил.
Он: А ты знаешь, сколько таких — готовых лезть в мою душу? Они все видят, что я от них прячусь, они все меня любят и желают мне только добра, а потом — что потом? А потом оказывается, что я-то настоящий — совсем другой! И не таким они меня представляли. И нужно-то им было только одно — поплакаться в жилетку.
Она: просто они видят в твоих глазах что-то свое, до боли знакомое, родное.
ОН: А я не железный. Мне бы самому кому-нибудь… Так плохо бывает иногда, что аж скулы сводит…
Она: Я знаю, я видела.
ОН: Где?
Она: Не важно, я просто видела, или почувствовала. Так сильно. Я потом заболела, помнишь, с температурой лежала?
ОН: Нет.
Она: А, ну да, конечно. Я тогда так сильно прочувствовала твою боль, что, видимо, взяла часть на себя — вот и свалилась…
ОН: Взяла на себя? Что за чушь ты говоришь? Так не бывает.
Она: Я тогда поняла, что с тобой что-то такое страшное происходит, и я ничем не могу тебе помочь. Поэтому я пытаюсь достучаться до тебя. Мне страшно не хочется, чтобы в этой темноте ты барахтался один.
ОН: Когда это было?
Она: В мае. Тогда все цвело. А я лежала с температурой, и переживала, что опять не могу увидеть весны.
ОН: А я больше не увижу... В мае эскулапы сказали, что мне осталось жить год максимум, будь они прокляты. Теперь ты понимаешь, почему я не могу никого любить???? Как я могу любить человека и дарить ему надежду, если через несколько месяцев я буду на том свете? Один. Без никого.
Она: Ну не преувеличивай так. Там много хороших людей проживает. Да и кто знает, где твой настоящий дом. Может быть, как раз тогда и начнется дорога домой.
ОН: Ты что, не поняла? Я умру. Всё, меня не будет. От меня останется только воспоминание в фильмах и некрологи!
Она (Встает и начинает искренне что-то искать, бормоча под нос): Где же оно? Куда делось? Я же его с собой брала.
ОН: Что ты ищешь?
Она: Сейчас-сейчас. Где же оно было? Ага, вот, нашла. (Достает черное платье)
ОН: Что это?
Она (Серьезно): Платье черное. Траур же у нас.
ОН: Дура!
Она: Не больше чем ты! Умирать он собрался! Да у тебя на полтора года гастроли расписаны и постановки со съемками. Ты их всех кинуть собрался? Нет. Ты работать собираешься — до последнего вздоха, до последнего писка из твоей глотки! Ты ведь для себя сейчас решил, что смерть — это не повод не приходить на работу? Решил. Иначе ты бы давно всё бросил к чертовой матери.
ОН: Но это работа!
Она: А любовь — это что? Не работа? Разве это не кропотливый труд души — каждый день и каждый час? Так вот, милый мой, смерть — это тоже не повод не любить. Это пошлая мерзкая отговорка. Ты отказываешься жить уже сейчас! Ты уже умер, даже раньше, когда принял для себя такое решение. Поэтому я с полным правом могу одеть траурное платье по тебе!
ОН: Господи! Зачем, зачем тебе все это нужно? Все эти слезы, страдания, похороны? Зачем?
Она: Мне нужно, чтобы ты жил. Понимаешь? Не существовал, а жил. Ты как маяк в этой жизни для очень многих людей. Большая часть, чего я смогла добиться в своей жизни — это благодаря тебе. Вот только ты сам не живешь. Ты работаешь, спишь, ешь, развлекаешься, но не живёшь. Нет мира в душе тебя.
ОН: А потом?
Она: А «потом» будет потом. Может, мне завтра кирпич на голову упадет. И тогда неизвестно, кому придется одеть первым черное. Хотя, нет, если что — хороните меня все в сиреневом. Это будет красивее…
ОН: А если я тебя не люблю?
Она: Что?
ОН: Если. Я. Тебя. Не. Люблю.
Она: А вот это надо отметить. За это надо пить шампанское!
ОН: За что?
Она: Я так рада, я так за тебя рада! (Обнимает его).
ОН: Ты что? Ты о чем?
Она: Ты не представляешь — это такое счастье! Видеть тебя честным самим с собой! Понимаешь, мне не надо, чтобы ты меня любил. Надо, чтобы ты просто любил этот мир, эту жизнь! Я бесконечно счастлива! А раз так, я тоже должна сказать тебе правду.
ОН: Какую?
Она: Не было цыганки. То есть она была, но это я ее послала. Дала ей денег и попросила нагадать тебе меня. Что она и сделала — нагадала тебе девушку с края света в сопровождении ангела.
ОН: Господи, так это всё — подстава? Значит, это не судьба, а все твои интриги?
Она: А зачем тебе сейчас о судьбе говорить? Ты же умирать собрался. У тебя и календарь уже расписан по минутам.
ОН: А я-то идиот, купился! Думал — вот она удивительная судьба! А это все подстава!
Она: А чего ты так запереживал? Ты же меня не любишь. Не судьба говоришь? Так ведь могла и не попасться мне та цыганка, могла и отказаться, а могла посмотреть в твои глаза и наговорить совершенно другого. А ведь она могла бы и не пройти через твой кордон, а я во второй раз могла бы опоздать на спектакль и мы бы разминулись. Вот она где — судьба. А ты причитаешь. А не будь той цыганки, не разговаривали бы мы с тобой сейчас, не взял бы ты меня на работу полгода назад.
ОН: Ты из меня все жилы вытянула сегодня. Мне кажется, что я пустой, совсем пустой. Все перемешалось. Все пошло вверх ногами. Я не могу больше. Это какой-то ад…
Она: Прости, прости…
ОН: За что простить? За то, что все-таки своего добилась? Влезла в мою жизнь, вьешься около меня как змея, теперь в душу ко мне пролезла. За что простить? За то, что наизнанку меня пытаешься вывернуть? За это простить?
Она: За все прости. Я не знаю… я всю жизнь меняю жизни других людей. Это происходит само собой. Я не могу с этим ничего сделать.
ОН: Так не надо менять мою жизнь! Меня в ней все устраивает! Я доживу её и без твоей помощи — красиво и со вкусом.
Идет к двери берёт документы.
Она: Кстати, по поводу вкуса. Если ты захочешь научиться чувствовать вкус солнца ранним утром, или запах кучевых облаков, или понять, что такое летать самому, а не с парашютом, или просто ощутить тепло и любовь этого удивительного мира — мой адрес ты знаешь. Цыганка тебя не обманула.
ОН: Спасибо за предложение. Учту. Что-нибудь еще?
Она: Одна просьба.
ОН: Что еще?
Она: Пожалуйста, влюбись. В кого-нибудь, в первую прохожую женщину, мужчину — какая разница. Просто влюбись, по настоящему, от всей своей широкой души. Чтобы луна содрогнулась. Прошу. Очень прошу.
ОН: Прощай.
Затемнение.
Действие 2
Она на левой стороне авансцены. Освещена лучом. В черном платье. В руках сиреневые цветы. Он с другой стороны авансцены, медленно высвечиваются. Оба смотрят в зал.
Она: Ну как ты там?
Он: Нормально, только холодно. Не освоился еще. Как мама?
Она: Держится. Она боец с закалкой. Газеты про тебя пишут только хорошее, как и всегда. Поклонницы рыдают. Даже имя твое свечами выстлали. Завещание вскрыли, был шум, гам, но все успокоилось.
Он: Это было мое решение. Единственно правильное.
Она: Спасибо тебе.
Он: Как Алиска?
Она: Скучает.
Он: Я тоже.
Он: А как ты?
Она: (молчит)
Пауза.
Он: Знаешь, мне уже показали дорогу, я даже знаю, кем я хочу родиться и что сделать в следующей жизни. Вот только…
Она: Что?
Он: Я ведь должен все забыть. Ну… не совсем забыть, а заложить куда-то глубоко-глубоко, чтобы только в снах или в "дежа-вю" вспоминать. Мне разрешили взять с собой только одно воспоминание.
Она: Ты что-то выбрал уже?
Он: Нет. Помнишь, как ты искала свое черное траурное платье, и говорила, что смерть — это не повод не любить.
Она: Не помню. Тогда тебя еще не было со мной. Ты появился позже. Настоящий ТЫ постучался к нам через неделю с огромным букетом ромашек. Я помню твои глаза, в них стало отражаться солнце.
Он: Мне сказали, что и здесь от меня много света, а потому я не заблужусь по дороге. А помнишь наш подъем на гору и то, сколько ты меня упрашивала это сделать?
Она: Да. Помню. Правда ведь, оно того стоило?
Он: Да. Это единение с ветром, силой, и красотой природы... И огромное плато цветов. Ради этого стоит жить. А еще я помню, как ты пела. Правда, фальшиво, неправильно, но тихо-тихо, и так нежно. Когда укладывала Алиску спать, а еще потом, когда я лежал там, в больнице… Спасибо тебе.
Она: Пожалуйста. Понимаешь, для меня самое главное то, что ты смог. Пусть не полностью, но хотя бы взять себя за руку. Теперь ты не один. И я за тебя спокойна.
Он: Мне пора идти…
Она: Ты не сказал, что ты выбрал.
Он: Что? Я выбираю твое черное траурное платье.
Она: Но почему?
Он: Я так решил, и именно его я заберу с собой. И закаты, и рассветы, и горы еще будут в моей новой жизни. А вот этого навряд ли. Ты удивишься, но именно оно делает меня счастливым. Ты была права: смерть — это не повод не любить. Мне пора. Прощай!
Она: Береги себя. (Вслушивается.) Пауза. (Тихо). Ну вот и все. Господи, как холодно-то стало! А я так и не смогла, не смогла сказать ему…. Но я скажу, в следующий раз я не испугаюсь, я обязательно скажу…
2008г.
