Окончание.
Оба замолчали. Петр Иванович вдруг оживился и, сверля глазами собеседника, с напором сказал: —Я выслушал Вашу версию. Моя — совершенно другая. Есть показания, что после курсов в военно-политической академии он вернулся другим. А что такое Москва? Это посольства. Конечно, к американскому и на полкилометра незамеченным не подойдешь. Но есть нейтральные государства, не входящие в НАТО, допустим - Швеция, Финляндия. При желании можно, не засвечиваясь, вступить в контакт. В пользу этой версии говорит и тот факт, что корабль, предназначенный стать рупором эпохи, не стоял на месте, а двигался в сторону нейтральных вод. — Возможно, это было безрассудством, возникшим в растерянности после пришедшей радиограммы об отказе в удовлетворении требований восставших, — задумчиво ответил бывший офицер и растерянно развел руками.
— Боевой офицер растерялся и запаниковал? И так, что сразу направил крейсер к врагам? Не смешите меня. Думаю, все было просчитано заранее. Он понимал, что пока его требования дойдут до верха, будут идти согласования, он уже будет в нейтральных водах, где, имея договоренность, окажется под защитой кораблей ВМС НАТО. Это - мировая сенсация! Захватывали пассажирские самолеты и угоняли за границу. А тут - военный корабль с секретным техническим оснащением перешел на сторону НАТО. Сразу мировая известность, сотни изданных им книг, и еще куча сладких моментов.
Следователь замер и забарабанив пальцами по столу, устремил колючий взгляд на собеседника. — Логика ваша хороша, если бы сидели и обсуждали это как два офицера и не в этом кабинете. А для обвинения нужны доказательства, которых, как я понимаю, у вас нет? — Почему вы так думаете?— сконфузился Петр Иванович.
— Хотя бы потому, что вы тогда не стали бы рассматривать со мной версии, а безапелляционно заявили бы, что у вас есть доказательства измены им Родине. В частном разговоре могу сказать, что и ваша логика рушится, ибо Поляков воспитан на коммунистической морали. В личном деле есть данные, что его называли в училище совестью курса. Он был членом КПСС, замполитом. А вам ли не знать, что такие люди проверяются и перепроверяются. И каждый их чих в подушку записывается и фиксируется. - Сергей замолчал. И несколько секунд спустя, глядя в упор на следователя, спросил. — А чем вы объясните, что он не угнал крейсер у берегов Кубы, где США под боком, а попытался сделать это, следуя Вашим словам, у берегов Невы, уже двигаясь в док со снятым вооружением?
— Может, время не пришло или что-то не сработало, — поморщился Петр Иванович. — Соглашусь - это слабое звено в цепи рассуждений. Но в любом случае, неужели вы думаете, по такому громкому бунту следствие может быть прекращено? Даже если допустить, что я самовольно это сделаю, в лучшем случае меня уволят, а в худшем - отправят на скамью подсудимых к Полякову.
Сергей неожиданно замер и выдохнул. — Знаете, а я уверен, если на вашем месте был бы Владимир Ильич, а вы - на его, он бы дело прекратил.
Собеседник сначала растерялся и даже приоткрыл рот, но затем небрежно бросил: — И чего бы он добился? Дело, довели бы до конца другие следователи. Он бы ничего не изменил. — Вот в этом и разница, что он не мог бы поступить иначе. — Может, не мог. А вы сами на моем месте в отношении Полякова дело бы прекратили?
Наступило молчание. — Даже не знаю. Сразу не скажу, — растерянно растягивая слова, ответил бывший офицер. — Вот мы заговорили и об относительности понятия честность. Абсолютно честных людей не бывает. И абсолютно порядочные, если и объявляются, не приносят пользы. Вспомните Дон Кихота. Никому его подвиги не принесли пользы, и неизменно заканчивались печально как для него самого, так и для тех, кому он помогал. Он вступается за мальчика, но в итоге дитя избит до полусмерти и выброшен на улицу; помогает заключенным разбить цепи, но, разбежавшись, они наводят страх на всю округу; питает любовь к прекрасной Дульсинее, но оказывается бедствием для окружающих. Но сам Дон Кихот восхищен своими подвигами, даже не замечая, что выглядит смешным.
— Смешным - вряд ли. — Именно - смешным, — назидательно заявил следователь, — и не только не приносящими пользы, но и вред. Как и геройство Полякова, если это было геройство, а не измена Родине. Он не подумал, что результат взбалмошного мятежа ляжет клеймом на его родственников, приведет к увольнению всего экипажа корабля. И что мы видим: отец и бабушка от позора скончались. Жена в психушке. Дети в детдоме. Весь состав крейсера расформирован. Офицеры уволены. Вы тоже, боевой офицер, имеющий ордена и медали, с пинком вылетели без пенсии с волчьим билетом. Кому его бунт принес пользу?
— Он, как Дон Кихот, не думал об этом. В любом случае, Дон Кихот - не предатель Родины. — Уважаемый Сергей Михайлович, неужели вы не понимаете? Это политическое дело и наверху уже все решили. Спущена директива осудить за измену Родине. Ничему вас жизнь не учит. Давайте на этом и закончим. Честь имею.
Сергей не сразу попал рукой в рукав шинели и обескураженный вышел из душного здания. По дороге домой остановился и долго стоял перед штабом флота, глядя на тридцатиметровый флагшток с развивающимся флагом. Дома жена обняла его и тихо сказала: «Мы с тобой, Сережа».
Зал военного суда был заполнен битком. Здесь перемешались запахи перегара, табака и духов «Красная Москва». На возвышении стоял стол, покрытый зеленым сукном. В креслах сидели судьи военного трибунала в мундирах с расшитыми золотом воротниками. Стол прокурора. Рядом со скамьями присутствующих – металлическая решётка, за которой подсудимый Поляков в наручниках. После проверки явки, свидетелей удалили. И зал опустел.
На суде Сергей в точности повторил свои показания. Затем замер и неожиданно для всех громко сказал: - Я полагаю, что Поляков цели измены Родине не преследовал. — Это решать не вам, а трибуналу. Держите свое мнение при себе,— сразу взвился военный прокурор.
— Сам врага проморгал, теперь пургу гонит, — прозвучал в тишине зала шепот одного судьи другому.
После допросов были оглашены материалы дела, и подсудимому было предоставлено последнее слово. Все напряглись. Поляков был бледный, как полотно. Затем вскинув голову, заявил: — Я ни о чем не сожалею. Наше дело было правое. Хочу, чтобы передали сыну мои слова: «Верь, что история честно воздаст всем по их заслугам. И тогда, мой сынок, ты никогда не усомнишься в том, что сделал твой отец. Я хочу, чтобы ты был храбр. Будь уверен в том, что жизнь замечательна. Верь в то, что Революция всегда побеждает».
Военная коллегия признала доказанным материалами дела, что Поляков Владимир Ильич длительное время вынашивал враждебные Советскому государству цели замены правительства и изменения государственного строя. И признан виновным по пункту "а" статьи 84 УК РСФСР в совершении измены Родине.
— Приговорить… — звучал карающим набатом дрожащий голос председательствующего, — к высшей мере наказания — смертной казни. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
— Это же расстрел! — ойкнул кто-то в зале.
Выходя из зала, Сергей столкнулся с матросом Петром Ерохиным.
— Вот ведь, врагом народа оказался. А я что? Я как все. Все дали показания, и я дал. — С этим все ясно,— размышлял Сергей. — Такой может и Родину на шмоток сала поменять. А вот с Поляковым сложнее. Возможно, когда-нибудь правда и выйдет наружу. А может, нет.
Выйдя на улицу, он глубоко вдохнул морозный воздух и медленно пошел к дому. У флагштока не остановился… Брел по проезжей части… Сигнал машины услышал не сразу… Постепенно возвращаясь в реальность, Сергей вспомнил, что скоро заступать на смену сторожем и ускорил шаг.
***
Рассказ основан на реальных событиях восстания в 1975 году на военном корабле «Сторожевой» ВМФ СССР.
Первоисточник и остальные рассказы автора можно прочитать на сайте Союза писателей России "Проза.ру"
Свидетельство о публикации №216011100580