Габдулла Ахметшин
В летние месяцы мы всегда ходили босиком, а наши пятки становились твердыми, как кирза. Бегая по гальке и камушкам, мы не чувствовали боли. В жаркие дни подолгу купались, бывало до посинения. Запруженная река Уяза тогда была местами очень глубокая и, образуя водовороты и воронки, всасывала в глубину. Самые отчаянные смельчаки, разбегаясь, с обрыва ныряли в воду и, долго находясь под водой, появлялись на другом берегу. Тех, кто не умел плавать, учили очень просто: взрослые ребята брали бедолагу за руки и за ноги и, под общий гогот ребят на берегу, раскачав, кидали подальше, где глубже. Все подчинялось принципу: «Жить захочешь
— выплывешь!». Этот несчастный всяческими методами, даже несуществующими в плавании стилями, старался выкарабкаться к берегу. Потом, выплевывая воду, отлеживался на песке, приходя в сознание. Метод был верным и, как правило, все быстро учились плавать.
В то лето к нам в гости приезжал из деревни Бузатова сын Галибрахман абыя
— Равиль. Оказывается, он тоже не умел плавать. Та же участь ждала и его. Когда его кинули в воду, он попал в воронку. Сначала барахтался, потом, подняв руки, ушел под воду, затем снова появился на поверхности и, отчаянно крикнув: «Помогите!», снова ушел на глубину. Тут я не выдержал и нырнул за ним. Под водой почувствовал, как он крепко обхватил меня двумя руками за шею. Я стал задыхаться. Дело было безнадежное, тут не то что спасти Равиля, своя жизнь висела на волоске. Хорошо, что ребята на берегу, увидев то появляющиеся, то уходящие под воду руки, кинулись и вытащили нас. Отцепили крепко сжавшие мою шею руки Равиля, откачали его, привели в сознание и меня. Так благополучно закончилось «водное крещение Равиля». Значит, нам суждено было еще долго жить!
ГДЕ ЖЕ КРАЙ ЗЕМЛИ?
В жаркие летние дни, проводя время у речки, купаясь и греясь под теплыми лучами солнца, порой забывали о том, что матери отпускали нас на часок, и мы должны были вернуться вовремя, чтобы помочь по хозяйству. Но мы часто забывали наказы родителей. В очередной раз, лежа на песке, наблюдали за облаками и размышляли: «Куда плывут облака? Вот бы сесть на них и увидеть, что находится за той горой, где край Земли».
Вот лежа на берегу, так размышляли мы, трое пацанов (самому старшему было около пяти лет). Долго не думая, решили подняться на высокий холм, в надежде, что оттуда увидим край Земли.
С этой целью Курбанов Шамиль, Шай-марданов Забир и я вышли в путь, к тому же Шамиль был инвалидом (одну ногу подволакивал). Мы шли черепашьим ходом, у нас не было ни еды, ни воды. Но мы были уверены, что быстро достигнем своей цели. Эта мечта нас и вела. Хорошо, что по пути мы нашли родник и полакомились ягодками земляники. Отдохнули, набрали сил и продолжили свой путь. Пройдя около девяти километров, мы оказались в деревне Тимяшево.
Вид, наверное, у нас был подозрительный, потому что местные жители остановили нас и расспросили: откуда мы и куда идем. Мы гордо ответили: «Из Шатмана мы, а идем — увидеть край Земли!» Нам сказали, что скоро наступит вечер, поэтому сегодня нужно отдохнуть, а завтра продолжить свой путь.
Мы согласились, потому что были уставшие и очень хотели есть. Нас накормили, спать уложили и позвонили нашим родителям. Оказывается, нас уже давно искали.
Когда нашли головные уборы («пилотки», сделанные из газеты) возле реки, где мы купались, подумали, что мы утонули и в отчаянии начали обследовать территорию реки и побережья.
Утром за мной приехал отец на велосипеде, а Забира и Шамиля увез Нурлы-гаян-абый на лошадке. Отец не стал сажать меня на свой велосипед, и мне пришлось бежать впереди него, хорошо, что обратная дорога была под склон, да и силы были свежие. Только сожалел о том, что путешествие наше прервалось так быстро, и мечта не сбылась. А дома от матери мне крепко досталось. В наказание меня закрыли в каменной кладовке, и я просидел там в заключении весь день. А на следующий, когда я встретил друзей, они хвастались, что их не наказывали вовсе, а вместо этого угощали сладостями. Может, они врали, а мне было немного обидно и завидно. Так мы и не смогли увидеть край Земли.
МЕЧТАТЕЛИ
Над нашей деревней часто пролетали самолеты-«кукурузники» АН-2. Босоногие ребята «верхом» на ивовых прутьях, представляя себя всадниками, поднимая клубы пыли, бегали за этими самолетами, наивно пытаясь их догнать. Вот тогда возникла у меня мечта: стать летчиком, подняться в небо, с высоты птичьего полета посмотреть на нашу Землю и увидеть, где она заканчивается. Поэтому я и увлекся самолетами. Искал в газетах и в журналах их фотографии и начал мастерить модели самолетов из бумаги, картона, дерева, а пропеллеры делал из жестянки, и они крутились как настоящие.
Однажды, когда мама была на работе, к ее приходу я поставил варить суп с мясом, в кастрюле на «кирогазке». Тут зашли друзья, позвали идти купаться. Я отказался, мотивируя тем, что скоро придет мама с работы, а мне надо суп доварить. Друзья заметили мои авиамодели и восторженно разобрали всю мою коллекцию. Уже через минуту, гудя как настоящие самолеты, начали бегать и кружиться по двору, выполняя элементы «высшего пилотажа»: то резко взлетая, то круто пикируя. Все чувствовали себя пилотами-асами. Я тоже не удержался и со всеми вместе бегал. Через какое-то время вспомнил, что к приходу матери надо поставить самовар. Положил в трубу самовара уголь, зажег лучину и заново подключился к стихийному вихрю друзей, а они, позабыв о купании, носились по двору как угорелые. Не знаю, сколько прошло времени, самовар дымил, но не кипел. Я его и кирзовым сапогом кочегарил, но пар не шел. Когда наш самовар начал оседать и наклонился, как пластилиновый, только тут я сообразил открыть верхнюю крышку и увидел, что там вообще нет воды. Значит, в суматохе я забыл налить воды. Испугавшись, что мне попадет за это, я спрятал самовар в кладовке. Это меня не спасло, мать все равно узнала и с сожалением сказала: «Ведь этот самовар был моим приданым, я его с Челябинска привозила»
МЫ ЗАКАЛЯЛИСЬ ТРУДОМ
С малых лет нас приучали трудиться, и чем взрослее мы становились, тем ответственнее мы относились к порученному делу, а дальше это воспринимали как свои обязанности. По мере возможностей и со всей ответственностью мы старались выполнять порученные нам задания. А таковых было немало. Выполнял я их вместе с братишкой Динияром. Он на три года младше, поэтому ответственность и спрос возлагался на меня, а ему делали снисходительную возрастную скидку. В деревне работы — непочатый край. Только заканчиваем прополку картофеля, надо идти на помощь маме, прополоть колхозную свеклу, а там
Габдулла АХМЕТШИН, заслуженный работник культуры РБ
окучивание картофеля и уже пора вторично прополоть свеклу. Я всегда хотел закончить порученное дело как можно скорее, поэтому трудился не поднимая головы. Динияр же любил поболтать и поэтому чаще всего он «работал» языком, а его долю приходилось выполнять мне. Вот такое разделение труда у нас было...
Подходило время сенокоса. Бригадир заранее выделял лошадку, сбруи и фурманы (длинные грузовые телеги). Тогда сенокос был полностью ручным трудом. Мужчины, идя цепочкой друг за другом, скашивали целые луга и поля, оставляя после себя уложенные, словно ленточки, покосы. Через день-два женщины и подростки переворачивали эти покосы граблями и вилами. Когда сено подсыхало, его собирали в копнушки, а дальше, в зависимости от скошенной площади, укладывали в стога или в скирды. Тут и подростки подключались. Загруженные сеном фурманы подвозили к скирдам и, резко поворачивая повозку, ловко опрокидывали воз в нужном месте, а у кого это не получалось, того заставляли разгружать вручную, да еще и насмехались. Вооружаясь длинными вилами и самодельными деревянными трезубцами, опытные работники складывали большие скирды. Вот так и кипела работа. Всюду царила атмосфера праздника труда, каждый чувствовал необходимость своего вклада в общее и нужное дело.
Перерывы на обед добавляли трудовому процессу особо насыщенный и яркий колорит. В больших котлах варили суп с мясом, плов, в других — чай или компот. Мясо порциями делили по количеству работников, в этот список и мы, «извозчики», тоже входили. Торжественно оглашая список, выдавали большие куски мяса, и мы с чувством гордости, что влились в трудовой коллектив колхоза, брали эти порции двумя руками. После обеда все отдыхали, а подростки, оседлав своих коней, уводили их на водопой. Тут мы давали волю своим необузданным порывам и, обгоняя друг друга, вихрем скакали. Мой конь был небольшого роста, крапленой масти, звали его «Чукеш» (Молоток).
После обеда опять трудились в поте лица. В день иногда ставили до четырех скирд. А вечером все садились на фурманы и, распевая песни, ехали домой. Если «извозчики», подхлестывая лошадей вожжами, пытались устраивать бега, взрослые их усмиряли: «Кони целый день трудились, устали. Им ведь еще все лето трудиться. Жалости у вас нет. Еще фурманы ломаете!»
После сенокоса мы подключались к заготовке дров. Отец иногда брал нас с собой в лес помогать: ветки и сучья срубать, веники заготавливать, убирать мусор. Динияр от нечего делать на некоторых бревнах нарезал метки, букву «А». Как-то раз отец на лошадке поехал в лес за дровами, но их там не обнаружил, только заметил следы от трактора Т-20. А такой трактор был в деревне Исламгулово. Отец направился туда и нашел хозяина трактора. Это был его знакомый Суфьян. Доказательства были на месте: сияя на солнце, издалека сверкали метки, которые ставил Динияр. Потом Суфьян привез к нам вместо одного воза, два воза дров. Тогда отец очень сильно нахваливал Динияра, что благодаря его проделкам, дров стало больше. А мы с Динияром до конца лета распиливали поперечной пилой эти бревна на полешки, потом их кололи, сушили и раскладывали в дровяном сарае. Еще между делом надо было собрать ягоды малины, смородины, черемухи, кукурузные початки и семечки.