«Можно утверждать без преувеличения, что никогда больше во время эмиграции, даже в гостеприимных славянских странах, русские не чувствовали себя «так у себя», как в 1921 и 1922 годах в Константинополе».
Текст и фото: Алексей Макеев
Так писал о жизни на Босфоре участник Белого движения Николай Николаевич Чебышёв. И объяснял, почему так сложилось: «В Константинополе не было тогда хозяев. Все были гостями, в том числе и сами турки. Хозяевами могло считаться союзное командование. Но оно числилось на этом положении только по праву силы и захвата, а потому морально тоже не могло признаваться настоящим хозяином. У турок же моральные права на положение хозяина яростно оспаривали греки. А греков усиленно, страстно отвергали турки, ненавидевшие их больше, чем «союзников». Таким образом, русские, прибыв из Крыма, чувствовали себя дома».
А какая это была масса народа! По данным генерала Врангеля, в ноябре 1920 года на кораблях из Крыма прибыло около 146 тысяч человек. В конце года в Константинополе было зарегистрировано 190 тысяч беженцев...
АРОМАТ БУБЛИКА
К пристани Каракёй, куда прибывали русские беженцы, и по сей день причаливают корабли. Паромы с азиатской стороны Босфора то и дело вспенивают воды у причала и поднимают волну, так что чугунные крышки колодцев на берегу подпрыгивают на полметра. Для рыбаков, промышляющих возле пристани, – сплошные неудобства. И леску приходится убирать из-за приближающихся катеров, и вставать на колодцы, чтобы тяжелая чугунина ненароком не ударила по ногам. Однако место это рыбаки оставлять не собираются: еще бы, то и дело на крючке у них оказываются сардины.
У этого причала мы и договорились встретиться с Линой Афанасьевной Давыдовой – стамбульской жительницей, знакомой с представителями старой русской эмиграции. Лина Афанасьевна прибыла в Каракёй как раз на пароме. Встретились мы у небольшого лотка продавца ароматных турецких бубликов-симитов.
– Я хорошо знала госпожу Аллочку Прискич, – рассказывает Лина Афанасьевна. – Когда ее родители бежали из Одессы, Аллочке не было и 2 лет. Семья перенесла тяжелое плавание по Черному морю, потом голодные дни у берегов Константинополя: беженцев ведь не сразу впускали в город. Потом их высадили на Принцевых островах. А когда они все же добрались до Константинополя, первое, что их потрясло, – это аромат свежего симита. Посыпанный кунжутом, с хрустящей корочкой, этот бублик стал для них настоящим символом новой жизни. Как вспоминала Аллочка, трепетное отношение к симиту в их семье сохранилось на всю жизнь.
ЛАРОЧКА, ВЕРОЧКА И КОТИК
Сердце русского Константинополя – церкви, построенные в XIX веке для русских паломников, направлявшихся в Святую землю и на Афон. Для измученных и голодных, потерявших родных и Родину русских изгнанников эти храмы в Каракёй стали настоящей отдушиной. В одном из них, церкви Апостола Андрея Первозванного, до сих пор теплится старая русская жизнь. Староста прихода – правнучка русского офицера из Карса; в числе постоянных прихожанок – внучка знаменитой актрисы немого кино Веры Холодной. Моя собеседница Лина Афанасьевна приехала в Стамбул из Риги в 1992 году и сейчас поет здесь в церковном хоре.
– В поисках чего-то близкого своей душе я оказалась в Андреевской церкви, – вспоминает она. – Тогда еще были живы многие потомки первых русских эмигрантов. В храме я встретила красивых, благородных, интересных людей. Первым делом они спросили, на каких языках я разговариваю. Мне было ужасно неловко, что никаких иностранных языков я не знала. Выручила меня игра на фортепьяно – по образованию я преподаватель музыки. С Верочкой Паккер мы подружились с первых дней моего пребывания в Стамбуле, она познакомила меня с этим удивительным городом. Если вы заметили, в среде старых русских все называют друг друга ласково: Ларочка, Верочка, Галочка, Рокочка. Котик Паккер, например, стал известной в Турции личностью, был профессором Стамбульского университета, инженером, который еще в 50-е годы планировал строительство метро в городе. Сейчас в университетской лаборатории, где он работал, красуется памятная доска с именем «Константин Паккер». Но мало кто знает, что это – талантливый русский человек.
Тогда в Стамбуле я познакомилась с людьми интеллигентными, прекрасно воспитанными, у которых многому научилась. Они никогда никого не осуждали. Самое плохое слово, которое позволила себе графиня Софья Николаевна Татищева в отношении одной женщины, корыстно воспользовавшейся ее добротой, было: «Она – такая непоследовательная». Софья Николаевна прожила нелегкую жизнь. Родители ее погибли в революционной России. Дедушка увез своих внуков-сирот в Европу. Поначалу все складывалось благополучно, жили они на виллах, которые снимал дедушка. Софья Николаевна вспоминала, как они просили дедушку купить квартиру в Париже, а он им отвечал: вы – графские дети, не можете жить в квартирах, все наладится, вернетесь в свои дома. А когда дедушка умер, Софье Николаевне пришлось трудно. Пошла учиться на стенографистку, работала. Волею судьбы оказалась в Стамбуле, где вышла замуж за турка по фамилии Субаши. Я ее застала уже овдовевшей. Жила она с сыном Александром в скромной, но своей квартире. Однако в конце жизни из-за недостатка средств Софье Николаевне пришлось сдать в аренду свое жилье и уйти вместе с сыном во французский дом престарелых.
«ПОЙДЕМ НА ПЕРА»
Центром жизни русской эмиграции стала улица Гран Рю де Пера, или просто Пера, проходящая в километре от пристани Каракёй. Со времен поздней Византии здесь располагалась торговая колония латинян, отделенная от Константинополя заливом Золотой Рог. Отсюда и греческое называние этого пригорода: «Пера» означает «На той стороне». Русские неслучайно выбрали это место. В начале XX века район Пера был средоточием европейской жизни Константинополя. Здесь размещались европейские посольства, жили греки, англичане и французы, работали европейские рестораны и магазины. Уже давно улица Пера переименована в Истикляль, что значит «Независимость», но старые русские нет-нет да и оговариваются: «Пойдем на Пера».
В 20-х годах район Пера стал русским. Более состоятельные эмигранты селились на самой улице Пера, остальные – на соседних улицах и в переулках, уходящих круто вниз к Босфору. На Пера появились русские магазины и мастерские, благотворительные организации и общежития, рестораны и театры, книжные магазины и библиотеки, редакции газет и журналов, музыкальная и балетная школы. Беженцы из России явили удивительный пример самоорганизации, сумев за несколько месяцев создать на Босфоре уголок московской или петербургской жизни. Только их происхождение теперь не имело значения: порой бывшие дворяне работали шоферами, официантами, гардеробщиками.
О самых известных русских местах на Пера эмигранты вспоминали до конца своих дней, некоторые сведения сохранились в архивах. Несколько лет назад сотрудница Генерального консульства России в Стамбуле Ирина Касимова проделала большую работу, собрав всю информацию и издав книгу-путеводитель «По местам пребывания белой эмиграции в стамбульском районе Пера».
В любой день и в любую погоду на Истикляль многолюдно. Улица пешеходная. Только маленькому старому трамваю из позапрошлого века позволительно колесить по этому «Арбату» длиной в полтора километра.
В начале 20-х годов здесь почти в каждом доме было что-то русское. В самом начале улицы, напротив входа в старое миниатюрное метро «Тюнель», работала часовая мастерская Леина. Рядом располагался отдел пропаганды «ОсвАг», в витринах которого вывешивали карты военных действий белой армии, здесь офицеры подбадривали друг друга, что война еще не закончилась. На углу с улицей Асмалымесджид размещалась биржа Корпорации русских шоферов, тут же стояли их автомобили. По воспоминаниям современников, русские зарекомендовали себя в этой области заправскими профессионалами, так что понятия «русский шофер» и «русский механик» в Константинополе значили «лучший шофер» и «лучший механик». А в кафе «Лебон» с давних пор и до сего дня пекут на русский манер пасхальные куличи. За несколько дней перед праздником Воскресения Христова в витрине кафе появляется объявление на русском языке: «Куличи».
На соседней улице Мершрутиет работало отделение американского Красного Креста. Возглавлял константинопольское отделение адмирал Марк Ламберт Бристоль – дипломатический представитель США в Турции. Благодаря его деятельности американское общество живо представляло себе бедственное положение русских беженцев, что вызывало постоянный поток пожертвований из США. Известно, что американский Красный Крест обеспечивал питанием 6 тысяч русских, выдавал муку, консервы, шоколад и другие продукты, снабдил одеждой более 70 тысяч человек, оказал медицинскую помощь многим беженцам. Отделение организовало курсы по обучению нужным в городе специальностям. В мастерских, созданных американским Красным Крестом, было трудоустроено около 400 русских.
МАСТЕРА БАЛЕТНЫХ ТУФЕЛЬ
Здание бывшего российского консульства в последние годы пришло в ветхость и стояло опустевшим. И только в прошлом году началась его реставрация. В начале XX века здесь помимо консульства располагалось российское торгпредство, квартиры русских, магазины и даже тюрьма. В оккупированном Константинополе граждане европейских государств подчинялись юрисдикции своих посольств и консульств – наличие иностранных трибуналов и тюрем в то время было обычным делом. По воспоминаниям эмигрантов, во дворе консульства всегда стояла толпа русских беженцев.
Бурная жизнь кипела и в посольстве Российской империи, расположенном в паре сотне метров вверх по Пера. Этот прекрасный дворец, построенный в 1845 году по проекту Гаспаре Фоссати и расписанный художником А. Форкари, превратился в общежитие. Беженцы размещались во всех залах, служебных кабинетах, в коридорах и на широких лестницах. Отгораживались друг от друга развешанными на веревках одеялами. А в Зеркальном зале, где до того проводились торжественные приемы, был устроен госпиталь. Посольство стало и политическим центром русской жизни, которая порой принимала экстремистские формы. Так, 5 апреля 1920 года прямо возле парадной лестницы был застрелен генерал Иван Павлович Романовский – один из организаторов Белого движения и начальник штаба Деникина. Убийцей оказался член ультрамонархической офицерской организации, обвинявший генерала в поражении большевикам.
Бывшее посольство ныне является Генконсульством России в Стамбуле со всеми известными строгостями. Мимоходом здесь можно увидеть только чугунные ворота и решетки, отлитые луганскими мастерами еще до революции.
В соседнем с посольством здании в дореволюционные времена располагался ресторан «Медведь». В эмигрантское время он превратился в «Сапожную и балетную мастерскую Б. Аблаева», в которой, согласно сохранившемуся рекламному объявлению, работал «специальный мастер балетных туфель».
Кстати, многие объявления и афиши из жизни русского Константинополя дошли до наших дней благодаря офицеру армии Врангеля Николаю Триполитову. С детства Николай увлекался пением и танцами, в Константинополе стал работать в одном из варьете. Он каждый день вел дневник, а также собирал афиши представлений со своим участием. Позже Николай открыл балетную школу и перебрался в Париж. Его жена, балерина Ксения Триполитова, до сих пор живет во Франции, в прошлом году она отметила свое столетие. Архивы мужа она опубликовала в книге мемуаров «Маленькая балерина», написанной в соавторстве с историком моды Александром Васильевым.
Русские эмигранты во многом открыли для турецкого общества европейское искусство. Балета на берегах Босфора до того не было вообще. В городе на Босфоре блистали русские музыканты, оперные и эстрадные певцы, живописцы, театральные актеры. Профессор Стамбульского университета Жак Делеон в своем исследовании называет 144 фамилии русских людей искусства, живших в Константинополе в 20-е годы. Многие из них создали свои школы, некоторые – остались в Турции навсегда.
ОТ «КАРПИЧА» ДО «РЕЖАНСА»
Напротив нынешнего консульства Нидерландов располагался ресторан «Карпич», в котором часто обедали турки. Хозяин ресторана Юрий Карпович прививал местным жителям культуру питания: официантам ресторана строго указывалось, через какие промежутки времени можно подавать разные блюда. А на возражения официантов, что от любителей быстро поесть они вместо чаевых получают только ругань, отвечал так: «Вы можете получить и пощечину от клиента. Но если вы подадите мясо ранее, чем через восемь минут после супа, я сам лично выгоню вас отсюда… Они должны привыкнуть есть с удовольствием». Много позже один турецкий литератор написал, что Карпич действительно «научил нас культуре питания».
В середине улицы Пера работало самое известное заведение русского Константинополя – кабаре «Черная роза», где пел Александр Вертинский. Размещалось оно на втором этаже здания «Восточного клуба», членами которого были европейские дипломаты и османская элита. «Я пел в «Черной розе», – вспоминал Вертинский. – Конечно, не свои вещи, которых иностранцы не понимали из-за незнания русского языка, а преимущественно цыганские. Веселые, с припевами, в такт которым они пристукивали, прищелкивали и раскачивались. Это им нравилось. Почти ежевечерне по телефону заказывался стол верховному комиссару всех оккупационных войск адмиралу Бристоль. Он приезжал с женой и свитой, пил шампанское и очень любил незатейливую «Гусарскую песенку» («Оружьем на солнце сверкая…»), которую я ему пел, искусно приправляя эту песенку всякими имитациями барабанов и военных труб».
Напротив «Черной розы», как следует из рекламного объявления, располагались книжный магазин и библиотека «Русь», где за 2,5 пиастра в сутки можно было читать самую разную литературу. Здесь же русская публика собиралась послушать кумира под окнами «Черной розы». Хозяин кабаре это знал и закрывал окна во время выступлений. Вертинский тоже знал. Говорил, что ему душно, и просил проветрить зал.
Сейчас здание «Восточного клуба» закрыто на реставрацию. У грубых фанерных щитов играют на дудочке и гитаре южноамериканские индейцы в пестрых пончо. На Истикляль почти непрерывно льется музыка, выступают музыканты со всего мира. Среди завсегдатаев – русская певица и аккордеонист. Лина Афанасьевна замечает их здесь уже не первый год. В последнее время ряды уличных музыкантов потеснили арабские беженцы. Как-то мы с Линой Афанасьевной забрались на второй этаж одного тихого кафе, чтобы выпить чая и поговорить. И в течение двух часов, пока длилась наша беседа, с улицы доносилось очень красивое восточное пение. Правда, такое заунывное, что мы не переставали возмущаться, когда же там «сменят пластинку»! А когда вышли на улицу, увидели, что это совсем не «пластинка»: пел сирийский юноша. Пел без всяких усилителей несколько часов подряд…
– Ресторан «Режанс» – русское заведение-долгожитель, просуществовавшее до XXI века, – рассказывает Лина Афанасьевна, пока мы сворачиваем в уютный тупичок за пассажем «Оливио». – Когда-то в «Режансе» баронесса Таскин завораживала публику исполнением русских романсов. А на моей памяти здесь играли задорные балалаечники. Мы не раз собирались в этом ресторане со старыми русскими. Они говорили, что там сохранилась атмосфера их молодости: старинная обстановка, русские национальные блюда, русская музыка. Сами хозяева «Режанса» были выходцами из смешанных семей, плохо говорили по-русски, но восприняли завет своих предков держать здесь русский ресторан. «Режанс» закрылся несколько лет назад. Сейчас ресторан выкупил один турецкий бизнесмен и делает ремонт. Надеюсь, русский уголок здесь сохранится. Как видите, над обновленным входом уже появилось название Rejans...
ГОТИЧЕСКАЯ КВАРТИРА
«Чичек пассаж», где сейчас расположились рестораны европейской кухни, согласно городской легенде, получил свое название из-за русских барышень. Продавая цветы на улице, эмигрантки нередко страдали от настойчивых ухаживаний покупателей. Барышни нашли защиту в лице хозяина пассажа, который позволял им скрываться в многочисленных магазинах его заведения. А затем и торговать цветами в самом пассаже. Вскоре пассаж наполнился цветочными магазинами, за что и получил свое название: «чичек» на турецком означает «цветок».
Весьма экзотично смотрится на Истикляль величественная неоготическая базилика из красного кирпича с комплексом окружающих ее жилых зданий – таких же красных и готических.
– В этом доме при церкви Святого Антония на четвертом этаже жила Галина Супрунова, – вспоминает Лина Афанасьевна свою недавно ушедшую приятельницу. – Прожила она здесь более шестидесяти лет, но мы узнали ее только в 2000 году. Случайно, на одном званом вечере. Галечка говорила на многих языках, русский почти забыла. Однако, познакомившись с нами, стала вспоминать русский язык и даже его специально изучать. Отец Галечки, бывший белый офицер, вместе с семьей Сокольских открыл в пригороде первую мукомольную фабрику современного образца. А затем и фабрику по изготовлению сыров. Галю отдали учиться во французскую школу. Казалось, жизнь устроилась, но в одночасье все рухнуло: ее родители погибли в автокатастрофе. Только благодаря французским монахиням сирота получила воспитание и образование. Галечка вышла замуж за одного испанского еврея и оказалась в его квартире в этом доме. Официально их брак так и не был зарегистрирован. Его родители, ортодоксальные евреи, не разрешали сыну жениться на русской. Но он любил Галю безумно, всю жизнь провел с ней и добился для Гали испанского гражданства. Когда я познакомилась с Галечкой, она уже много лет была вдовой. Мы бывали у нее в гостях вместе с Верочкой, Костиком, Ларочкой. Нас, конечно, впечатляла ее квартира: огромный холл, большая ваза с цветами, старинная резная мебель, гобелены, зеркала. Галя сервировала стол английским фарфором и столовыми приборами Фаберже. На наши восторги хозяйка отвечала, что квартира красивая, да слишком большая: две гостиные и пять спален. Жила Галя одна с девочкой-турчанкой, которую удочерила в раннем детстве. Квартира была в аренде у семьи мужа с 1917 года, а после смерти Гали отошла церкви Святого Антония.
ЗАКАТ РУССКОГО КОНСТАНТИНОПОЛЯ
Конечно, для многих русских беженцев Константинополь был лишь временным пристанищем. Большинство в первые годы эмиграции перебрались в европейские страны и Америку. Лига Наций оказывала в этом беспримерную помощь. Тогда современный мир впервые столкнулся со столь массовым исходом людей, оставшихся без гражданства. В 1922 году в международном праве появляется закон о беженцах, который в адаптированном виде действует и сейчас. Русские изгнанники получили особый статус, права и документы – знаменитый «нансеновский паспорт».
Из Константинополя уезжали, но не все. Около 5 тысяч русских остались на Босфоре. Однако в 1925 году отношение к иностранцам у турецких властей резко изменилось. В ответ на нежелание европейских держав вернуть под турецкий контроль провинцию Мосул правительство Кемаля-паши начало политику выдавливания из страны иностранцев. Был издан ряд декретов, запрещающих им заниматься доходными ремеслами и промыслами, состоять на службе во многих государственных, общественных и частных предприятиях. Для белоэмигрантов положение осложнялось еще и дружескими отношениями Страны Советов с Турцией. В ультимативном порядке до августа 1927 года русским беженцам надлежало принять турецкое или советское гражданство либо покинуть страну. Делегаты Лиги Наций пытались добиться хоть каких-то послаблений для беженцев в Константинополе, но получили резкий отказ. После чего русским рекомендовали эвакуироваться из Турции. Финансовую помощь отъезжающим оказывали американские благотворительницы Митчел и Регльс. Международное бюро труда начало массово выдавать контрактные визы в европейские страны, главным образом во Францию.
Здесь же, в конце улицы Пера, русские толпились возле французского консульства, желая получить путевку в лучшую жизнь. Эти старые каменные ступеньки консульства отполированы ногами тысяч русских константинопольцев... Хотя для современной Истикляль это не цифра. С наступлением вечера улица превратилась в сплошной поток людей, сквозь который, учтиво позвякивая, пробирается старый трамвайчик.
Из тех русских беженцев, что остались в городе, многие растворились в турецком обществе. Причем не только в Стамбуле, но и в окрестностях, где, согласно сохранившемуся объявлению, у «Русской торговли» были «собственные фермы и предприятия». Турецкий ученый-русист Тюркан Олджай рассказывала, что не раз встречала потомков первой русской эмиграции в районе Чаталджи и на Принцевых островах. Однако эти потомки только и знали, что их бабушки и дедушки были русскими и занимались фермерством. Сами они по-русски не говорят, истории своих предков не знают совершенно.
ВЫСОКИЕ ОТНОШЕНИЯ
– Из детей первого поколения русских эмигрантов до наших дней дожили единицы, – рассказывает Лина Афанасьевна. – Но есть некоторые – быть может, от смешанных браков, – которые в нашей церкви не появляются и ни с кем не общаются. Три недели назад мы случайно познакомились с одной из них. В воскресенье после литургии мы зашли в храм Турецкой православной церкви (неканоническая православная юрисдикция, образованная в 1922 году и признанная турецким правительством. – Прим. ред.). Просто полюбопытствовать. И встретили там пожилую русскую женщину – Клавдию Михайловну Зайченкову. Никто из нас до того о ее семье не слышал. Тем более удивительно было узнать, что ее сын является патриархом этой церкви. Разговорились. Отец Клавдии Михайловны служил в «придворном казачьем полку», как она выразилась. В Стамбуле их семья испила полную чашу тяжелой жизни на чужбине. Когда она выходила замуж, отец говорил, что ничего не может дать в приданое, кроме русской крови. В 50-е годы в самые трудные минуты Клавдия Михайловна порывалась написать Хрущеву о бедственном положении русских эмигрантов. Но подумала, что России и так трудно, Хрущеву не до нас. Я просила ее рассказать о своей семье, но она не смогла. Сказала, что всегда плачет, когда вспоминает Россию.
С помощью смотрителя мы нашли могилы родителей Клавдии Зайченковой на православном кладбище в Шишли. На этом кладбище стоит множество памятников с русскими именами и фамилиями, о которых в современном русском Стамбуле не знает никто.
Да и не все похоронены в Шишли. Аллочке Прискич не довелось найти покой среди русских могил. Ее отец, православный человек, офицер белой армии Генрих Прискич, сумел вывезти с родины только сундучок бумажных денег, которые потом продавал на развес торговцам жареными каштанами. Аллочка вынуждена была формально стать мусульманкой. Вышла замуж за состоятельного турка – сына хозяина фабрики лекарств. Умерла она четыре года назад в возрасте 98 лет. Перед смертью Аллочка говорила, что ее похоронят по мусульманскому обычаю на мусульманском кладбище – так захочет семья и в документах значится, что она мусульманка. Но просила молиться о ней в церкви, так как в душе она осталась православной. По завещанию Аллочки ее дочь позволила мне прочитать у гроба матери православную литию. Аллочка действительно осталась преданной своей Родине. До тех пор пока она могла подниматься по лестнице в наш храм, приходила в воскресенье на литургию. И в своей семье поддерживала русские традиции. Они даже Пасху праздновали каждый год, что в других смешанных семьях представить довольно сложно, – вздыхает Лина Афанасьевна.
Меня всегда удивляло, как наши старые русские эмигранты любят свою историческую Родину. Родину, которую они никогда не видели, в которой они никогда не были; Родину, которая отобрала у них все. Несмотря ни на что, они продолжают испытывать самые трепетные чувства к России, сохранили культуру, веру, язык, русскую кухню. Общаясь с нашими старыми русскими, всегда испытываешь какое-то особое чувство любви к Родине и высоких отношений. Нам всем есть чему у них поучиться.