В японском биографическом жанре дневников (дзуйхицу), есть потрясающий образец "Записки у изголовья" Сэй Сёнагон.
В этих записках Сэй, в отличие от Мурасаки Сикибу, очень естественно и без прикрас описывает придворную жизнь во дворце тогдашней столицы Хэйан-кё (ныне Киото).
Значительную часть дневника составляют короткие "рассказы о пережитом".
В девятом рассказе Сэй рассказывает историю пса, живущего при дворе, по имени Окинамаро.
Госпожа кошка, служившая при дворе, была удостоена шапки чиновников пятого ранга, и ее почтительно титуловали госпожой мёбу. Она была прелестна, и государыня велела особенно ее беречь.
Однажды, когда госпожа мёбу разлеглась на веранде, приставленная к ней мамка по имени Ума-но мёбу, прикрикнула на нее:
– Ах ты негодница! Сейчас же домой!
Но кошка продолжала дремать на солнышке. Мамка решила ее припугнуть:
– Окинамаро, где ты? Укуси мёбу-но омото!
Глупый пес набросился на кошку, а она в смертельном страхе кинулась в покои императора. Государь в это время находился в зале утренней трапезы. Он был немало удивлен и спрятал кошку у себя за пазухой.
На зов государя явились куродо – Тадатака и Наринака.
– Побить Окинамаро! Сослать его на Собачий остров сей же час! – повелел император. <...> Стражники прогнали бедного пса за ворота. <...>
Через три-четыре дня услышали мы в полдень жалобный вой собаки.
– Что за собака воет без умолку? – спросили мы. Псы со всего двора стаей помчались на шум.
Скоро к нам прибежала служанка из тех, что убирают нечистоты:
– Ах, какой ужас! Двое мужчин насмерть избивают бедного пса. Говорят, он был сослан на Собачий остров и вернулся, вот его и наказывают за ослушание.
Сердце у нас защемило: значит, это Окинамаро! <...>
Все мы очень опечалились, но вечером к нам подполз, дрожа всем телом, какой-то безобразно распухший пес, самого жалкого вида.
– Верно, это Окинамаро? Такой собаки мы здесь не видели, – заговорили дамы.
– Окинамаро! – позвали его, но он словно бы не понял. Мы заспорили. Одни говорили: «Это он!», другие: «Нет, что вы!»
Государыня повелела:
– Укон хорошо его знает. Кликните ее.
Пришла старшая фрейлина Укон. Государыня спросила:
– Неужели это Окинамаро?
– Пожалуй, похож на него, но уж очень страшен на вид, – ответила госпожа Укон. – Бывало, только я крикну «Окинамаро!», он радостно бежит ко мне, а этого сколько ни зови, не идет. Нет, это не он! Притом ведь я слышала, что бедного Окинамаро забили насмерть. Как мог он остаться в живых, ведь его нещадно избивали двое мужчин!
Императрица была огорчена.
Настали сумерки, собаку пробовали накормить, но она ничего не ела, и мы окончательно решили, что это какойто приблудный пес.
На другое утро я поднесла императрице гребень для прически и воду для омовения рук. Государыня велела мне держать перед ней зеркало.
Прислуживая государыне, я вдруг увидела, что под лестницей лежит собака.
– Увы! Вчера так жестоко избили Окинамаро. Он, наверно, издох. В каком образе возродится он теперь? Грустно думать, – вздохнула я.
При этих словах пес задрожал мелкой дрожью, слезы у него так и потекли-побежали.
Значит, это все-таки был Окинамаро! Вчера он не посмел отозваться. Мы были удивлены и тронуты.
Положив зеркало, я воскликнула:
– Окинамаро!
Собака подползла ко мне и громко залаяла. Государыня улыбнулась.
Она призвала к себе госпожу Укон и все рассказала ей. Поднялся шум и смех.
Сам государь пожаловал к нам, узнав о том, что случилось.
– Невероятно! У бессмысленного пса – и вдруг такие глубокие чувства, – шутливо заметил он.
Дамы из свиты императора тоже толпой явились к нам и стали звать Окинамаро по имени. На этот раз он поднялся с земли и пошел на зов.
– Смотрите, у него все еще опухшая морда, надо бы сделать примочку, – предложила я.
– Ага, в конце концов пришлось ему выдать себя! – смеялись дамы.
Тадатака услышал это и крикнул из Столового зала:
– Неужели это правда? Дайте, сам погляжу. Я послала служанку, чтобы сказать ему:
– Какие глупости! Разумеется, это другая собака.
– Говорите себе, что хотите, а я разыщу этого подлого пса. Не спрячете от меня, – пригрозил Тадатака.
Вскоре Окинамаро был прощен государем и занял свое прежнее место во дворце.
Но и теперь я с невыразимым волнением вспоминаю, как он стонал и плакал, когда его пожалели.
Так плачет человек, услышав слова сердечного сочувствия.
А ведь это была простая собака… Разве не удивительно?
Как можно понять из рассказа, отношение к животным в древней Японии было очень трепетным. Более того, отдельным животным при дворе императора, даже присваивались ранги, подобно чиновникам.
Почему я привёл именно этот отрывок? Потому что с собаками в Японии связан следующий исторический факт - с 1687 по 1709 год в Японии действовал запрет на жестокое обращение и убийства, в начале собак, а затем и многих других животных. При чём среди них находились и сельскохозяйственные и многие другие животные, включая лошадей, куриц, кошек и, даже змей. Этот закон был введён Токугавой Цунаёси - пятым сёгуном в династии Токугава. Это было связано с тем, что у него долгое время не рождался наследник и по совету буддийских монахов ( по другой версии по наставлениям его фаворита Ёсиясу Янагисавы (1658—1714), Цунаёси провозгласил защиту животных в Японии, так как, ему было предсказано, что у него не рождается наследник, из-за того, что он жестоко обращался с животными в прошлой жизни, прежде всего, с собаками. Именно за это его и прозвали "Собачий сёгун".
В период правления Токугавы Цунаёси, впервые в мировой истории строятся приюты для животных. Однако, их явно не хватало, потому что по воспоминаниям некоего немецкого путешественника, посетившего Японию в 1692 г. улицы Эдо были полны больными животными, более того, даже, если собака нападала на человека, было строго запрещено наносить ей, какой-либо вред!
Данные приведены по книге:
The Dog Shogun: The Personality And Policies of Tokugawa Tsunayoshi
Beatrice M. Bodart-Bailey
Животных было запрещено, не только бить, но и оскорблять!
*Любопытно, что указы Токугавы Цунаёси отражены в игре Age of Empires III: Asian dynasties. В этой стратегии, японская фракция не имеет возможности охотиться на животных, а получает еду, только через постройку сада. При этом, кампания за Японию происходит во время правления Токугавы Иэясу, а не Токугавы Цунаёси.
Указы защищающие животных были отменены через 10 дней после смерти Цунаёси. По иронии судьбы, сын у него так и не родился, несмотря на огромное желание Собачьего сёгуна искупить вину прошлой жизни.
Наследовал Цунаёси его племянник Токугава Иэнобу.
Такова история первого зоозащитника в мире! Если не учитывать явные перегибы, Токугаву Цунаёси можно, даже похвалить.