Экспертная группа «Европейский диалог» готовит к публикации книгу о либерализме и идее свободы в XXI веке. Ведущие экономисты, политологи и социологи на протяжении года обсуждали процессы, происходящие в либеральных государствах сегодня и вызовы, с которыми они столкнулись. Публикуем одну из глав будущей книги о либерализме, в которой обсуждаются вопросы развития современной экономики в эпоху кризиса, лежащих в ее основе, либеральных идей
В начале дискуссии глава Московского представительства фонда имени Фридриха Науманна (Германия) Юлиус фон Фрайтаг-Лорингхофен упомянул о том, что в 2016 году его Фонд провел в России опрос, в котором содержались вопросы о человеческих ценностях и об экономике. Было опрошено более 1200 человек во всех регионах. Один из вопросов был: какая экономическая система лучше для вас: система, где государство организует и планирует все, или рыночная экономика? Почти шестьдесят процентов россиян высказалось за государство. За то, чтобы государство планировало все. И лишь двадцать шесть или двадцать семь процентов за рыночную экономику.
Второй вопрос был более экстремальным: по вашему мнению, вы считаете, что государство должно контролировать цены на основные продукты питания? Девяносто шесть процентов россиян ответило утвердительно.
И последний вопрос: вы считаете, что возможно стать богатым и получить миллионы рублей за честную работу? Семьдесят процентов ответили — нет, это невозможно.
Юлиус фон Фрайтаг-Лорингхофен, глава Московского представительства фонда имени Фридриха Науманна (справа). Источник
После такого малоутешительного с либеральной точки зрения вступления слово взял профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Дмитрий Травин.
Он выделил три глобальных экономических вызова либерализму.
Вызов первый — государство всеобщего благосостояния, в котором собираются высокие налоги, а собранные ресурсы перераспределяются потом через государственный бюджет. В этой системе вызовом либерализму является высокое налогообложение. Экономисты либерального направления считают, что вмешательство государства должно быть минимально и налоговое бремя также должно быть минимально. Поэтому большое перераспределение средств через государственный бюджет — это явный вызов либерализму.
Второй вызов — государственная собственность. Что особенно актуально для нашей страны, где в эпоху СССР огосударствлено было практически всё, но эта проблема существовала не только в так называемых социалистических странах. После Второй Мировой войны широкая национализация была проведена в самых разных европейских и азиатских странах. Государственная собственность и государственное управление также бросают вызов либерализму, причем по мнению Дмитрия Травина это более жесткий, более явный вызов либерализму, чем высокое налоговое бремя и государство всеобщего благоденствия.
Третий вызов либерализму — протекционизм: высокие таможенные пошлины, нетаможенные ограничения — то есть различные препятствия свободе торговли, а также свободе движения капиталов, технологий, рабочей силы, помехи их движению через границу. У протекционизма, пожалуй, самая давняя история. Надо говорить еще об эпохе меркантилизма, о Кольбере, но если не заходить так далеко, то явный крен в сторону протекционизма наметился еще с 80-х годов XIX века после нескольких десятилетий свободного развития экономики. Особо было подчеркнуто: иногда говорят, что только межвоенный период (1918 – 1939 г.г.) был протекционистским. Это так, но самое начало этого явления — 80-е годы XIX века. Сегодня мы видим, что идеи протекционизма снова активно насаждаются. В частности, вызов Трампа — это в известной степени вызов со стороны протекционизма.
Существует три глобальных экономических вызова либерализму: государство всеобщего благосостояния, государственная собственность, государственный протекционизм
Это три основных вызова либерализму. В принципе, наверное, можно упомянуть еще четвертый. Это экспансионистская политика центральных банков: количественное смягчение и так далее. Но Дмитрий Травин предложил отдельно его не рассматривать — это узкоэкономический вопрос, а вот первые три вызова касаются идеологии либерализма, самых его основ.
Итак, первый вызов — со стороны государства всеобщего благосостояния. По мнению Дмитрия Травина в первой трети XXI века этот вызов не самый главный.
Почему? Потому что с этим все равно ничего не сделаешь. На дискуссии[1] по социальной политике особенно Юрий Кузнецов заострил мысль о том, что мы не переломим тенденцию к созданию социального государства. Эта тенденция сформировалась, когда доля налогов в ВВП возрастала до конца 70-х — 80-х годов. Потом в общем и целом наступило состояние равновесия.
Дмитрию Травину представляется, что либералам сегодня было бы нереалистично настаивать на том, чтобы налоговое бремя не превышало пять или десять процентов ВВП. Этого не будет никогда. Можно биться головой о стену, но, поскольку мы действуем в реальной политической сфере, то не найдем таких групп интересов, которые бы согласились поддержать столь радикальную либеральную политику.
Если мы будем продолжать принципиально настаивать на этих принципах, то в любой стране, не только в России, мы окажемся в меньшинстве. В принципе, конечно, надо по возможности стремиться к снижению налогового бремени, но надеяться на большую удачу в этой сфере вряд ли реально.
Более того, Дмитрию Травину кажется, что в этом вопросе установился некий консенсус между различными политическими силами. В общем есть понимание того, что дальше увеличивать налоговое бремя нереалистично, потому что это подрывает экономику, и нет таких влиятельных государственников, которые могли бы продавить резкое увеличение налогового бремени в какой-нибудь стране — кроме экзотической Венесуэлы или чего-нибудь в этом роде. Но и сокращение социальных гарантий никто не поддерживает. Так что и туда, и туда, пожалуй, не двинуться и этот вопрос уже отыгран дискуссиями прошлых десятилетий.
Второе. Государственная собственность. С этим даже много проще. Отказ от идеи массированного распространения государственной собственности наметился уже в 80-е годы, приватизация прошла уже по всем значимым странам — не только в России и в странах Восточной Европы, которые были в советском блоке, но и в Великобритании, во Франции, в Австрии, в общем, были всюду приватизационные программы, и, в принципе, среди экономистов маргиналами сегодня были бы те, кто предлагал бы расширять государственную собственность. Поэтому это тоже не главная опасность для либералов.
Опять же, понятно, что Россия — особый разговор, ведь у нас государственная собственность нарастает очень активно, но она нарастает в связи с общим состоянием политического режима.
А вот третий вопрос Дмитрию Травину представляется наиболее актуальным сегодня. Это протекционизм как новый вызов либерализму. Причем вызов, связанный с тенденциями последних десятилетий.
Либералы всегда будут в меньшинстве, если мы не будем находить серьезных влиятельных союзников в проведении нашей политики
Возможное усиление протекционизма в наши дни основывается не на тех факторах, которые были в конце XIX века. Те факторы были в свое время отыграны, группы интересов, которые настаивали на активном протекционизме, были не столь сильны уже после Второй Мировой войны, создание ВТО двинуло мировую экономику к более фритрейдерской системе. Но сегодня в условиях глобализации появились очень большие группы интересов, которые заинтересованы в новом протекционизме. Это те, кто проигрывает от глобализации. Это те, кто не хотят, чтобы капитал уходил из Соединенных Штатов в Китай, потому что они теряют рабочие места, и те, кто не хотел бы, чтобы мексиканец перебежал в Соединенные Штаты, потому что американцами теряются рабочие места из-за конкуренции со стороны мексиканцев.
По мнению Дмитрия Травина именно в этом направлении главная работа может состоять. Здесь можно бороться, причем бороться разными способами — как научными, идеологическими, убеждая в том, что протекционизм неэффективен, так и чисто политическими, отыскивая различных союзников, тем более что сегодня будет происходить большой передел политических партий во всех странах, и прежде всего на Западе, где есть реальные партии. До России это дойдет несколько позже. Либералы всегда будут в меньшинстве, если мы не будем находить серьезных влиятельных союзников в проведении нашей политики.
Продолживший дискуссию Павел Усанов, директор Института экономики и права имени Хайека, сконцентрировался на двух аспектах, которые ему кажутся очень важными. Но прежде чем перейти к их описанию, он пытается в общем сформулировать истоки проблем современного либерализма. Об этом в свое время тот же Хайек писал. А именно: либерализм или либералы в своем стремлении сохранить то влияние, которое они имели, очень часто становились на путь содержательного компромисса. Знаменитая книга Хайека «Дорога к рабству» и его работа, посвященная социальному государству, показали: есть опасность того, что либерализм превратится в определенную форму своей противоположности — этатизма. Тогда классический либерал начнет спорить не о том, нужно или не нужно государство, а должно ли государство регулировать ту или иную сферу, должно ли оно вливать деньги через, условно говоря, правое ухо в экономику или, условно говоря, через левое ухо.
Хайек не раз говорил о том, что есть опасность потери фундаментальных принципов либерализма и замены их неким условным межеумочным существом. Эта идея очень актуальна и в наши дни.
Павел Усанов предложил сконцентрироваться на двух прикладных вопросах, связанных с современным либерализмом. Одна проблема — современная финансовая или денежная система, а другая проблема — интеллектуальная сфера. Эти две сферы наиболее сейчас страдают от этатизма, от государственного вмешательства.
Если начнется новый кризис, то тот социальный консенсус, из которого все сегодня исходят, необязательно сохранится
Павел Усанов напоминает, что в 2007 году, буквально десять лет назад, начался ипотечный кризис в США. Он отчетливо помнит, как собирались различного рода либеральные интеллектуальные группы и находились в некотором шоке от того, что предложить альтернативу вливания денег в экономику в той ситуации по сути дела было сложно.
Если посмотреть на то, что произошло в мире за последние десять лет, то это действительно вызывает опасения. Можно только перечислить те факты, которые всем хорошо известны, а именно: за последние десять лет денежная база, благодаря действиям Федеральной Резервной Системы увеличилась с одного триллиона долларов до четырех. Иначе говоря, за последние десять лет она напечатала столько же долларов, сколько за сто лет своего существования, с 1913 года. Правда, денежная масса выросла не такими темпами, но и она значительно увеличилась.
Беспрецедентно низкой является банковская процентная ставка, которая почти десять лет находилась на уровне ноль процентов. Сейчас она начинает повышаться. Как мы понимаем, такая денежная и кредитная политика создает очень большие риски того, что повышение процента (а сейчас он уже составляет 1,25) может вызвать новый серьезный финансовый кризис. Либералы должны быть готовы четко показать, в чем причины того, к чему мы сейчас идем, потому что если мы посмотрим на предшествующий кризис 2007 года, там была ситуация схожая: до кризиса Федрезерв также понизил ставку с 5,25 до 1% и держал ее несколько лет очень низкой.
Если начнется новый такой кризис, то тот социальный консенсус, о котором говорит Дмитрий Травин, из которого все сегодня исходят, отнюдь необязательно сохранится. Мы помним, насколько страшными были предсказания о том, что будет с мировой экономикой в 2009-2010 годах. Ожидали коллапса и активнейших «социалистических» мер президента Барака Обамы. Он, правда, большую часть из того, что обещал страшного, — стать новым Рузвельтом — не сделал и, видимо, отчасти благодаря этому мировая экономика сама из кризисной ситуации вышла.
Но есть опасения, что финансовые проблемы, которые накопились за последние семь-десять лет, гораздо глобальнее. Потому что такого количества денег, такой низкой процентной ставки исторически никогда не было. Это создает проблемы для пенсионной системы, которая тоже, как мы знаем, создает внутренние источники дестабилизации. Мы знаем о том, что это связано и с государственным долгом, который активно растет. Иначе говоря, государство наступает в этой сфере, и мы видим, что в денежно-кредитной сфере государство более чем активно вмешивается в экономику. Это вызов либерализму.
Нужно думать не только о тех опасностях, которые скрыты, в финансовой сфере, но и в интеллектуальной сфере
Вторая сфера — интеллектуальная сфера. Здесь, как представляется Павлу Усанову, появление в последние годы влиятельных европейских и американских интеллектуалов — противников капитализма — о многом говорит. Многие знают о книге Томаса Пикетти «Капитал в XXI веке», которую можно и нужно разносить по полной программе, потому что в ней содержится очень много методологических и фактических ошибок. Но главное состоит не столько сейчас в критике этой книги, сколько в констатации факта: интеллектуалы все активнее подрывают доверие к либеральной капиталистической экономике и подогревают интерес к расширению власти государства.
Возникает опасность: если наступит новый финансовый кризис, то общая интеллектуальная атмосфера, заряженная этатизмом, будет требовать возврата к тем мерам, которые кажутся ошибочными и устаревшими: протекционизм, который сейчас обсуждается, может быть гораздо более сильным, национализация и все остальное из этого меню.
Нужно думать о тех опасностях, которые скрыты, с одной стороны, в финансовой сфере, а, с другой стороны, в интеллектуальной сфере.
Есть интересное исследование шведских экономистов того, какие взгляды характерны в наши дни для представителей Американской экономической ассоциации. Уж казалось бы, самые либеральные экономисты в мире — это Американская экономическая ассоциация. По пятибалльной шкале им задавали вопросы в совершенно различных сферах: денежно-кредитная политика, налоги, внешняя торговля и так далее, — и установили достаточно мягкий критерий для того, чтобы считаться либералом. Как неожиданно оказалось, большинство экономистов Американской экономической ассоциации придерживаются достаточно этатистских взглядов на основные вопросы в налоговой и особенно денежно-кредитной сфере. Это тоже важная проблема, о которой нужно говорить.
Из всех проблем, которые сейчас существуют, вытекает окно возможностей для либерализма в смысле обсуждения того, что делать с социальным государством. Вне зависимости от того, какой сейчас консенсус, представляется, что внутри самого социального государства существуют внутренние противоречия, которые не дадут сбалансировать государственные бюджеты.
Более 80% государственного перераспределения происходит внутри среднего и высшего классов, но не к бедным. И за это государство берет огромные платежи, которые оседают в бюрократических структурах
Почему людей легко убедить, что социальное государство в нынешнем виде им невыгодно? Казалось бы — да, большие налоги, перераспределение и так далее. Но, на самом деле, бОльшая часть налогов, которые собираются в той же Швеции, во Франции, идет не самым бедным, а большая часть перераспределяется среднему и высшему классам. Очень просто показать, что человек, который может сам себя обеспечить, не заинтересован в том, чтобы отдавать деньги, а потом просить у государства деньги, чтобы купить велосипед. Иначе говоря, если мы не можем выбрать велосипед, но можем выбрать государство, которое за нас выберет велосипед, то здесь какая-то логическая проблема. Если средний класс способен зарабатывать деньги, которые позволяют ему самому решать проблемы, то зачем ему отдавать огромное количество своих денег, чтобы потом в конечном итоге искать у государства привилегий?
Богатым, кстати говоря, выделяется огромное количество денег. Если разбить всю структуру трансфертов, которые люди получают во Франции, например, или в других европейских странах, то мы увидим, что большая часть перераспределения — внутри классов. Более 80% перераспределения — от среднего класса к среднему классу, от среднего класса к высшему классу, от высшего класса к высшему классу и от высшего класса к среднему классу. Согласитесь, это же абсурдно. Если есть какие-то группы интересов, которые от этого получают, то их всегда меньше, чем тех, кто за это платит.
Взаимосвязь между госрасходами и ВВП. Источник
Саша Тамм (Фонд имени Фридриха Науманна). Во-первых, почему существует такое большое недоверие к институтам либеральной мировой экономической политики? Можно ответить так: это кризис недоверия. Это пример неуспешной либеральной аргументации и очень эффективной этатистской государственной пропаганды. Правительства умело приводили аргументацию в пользу того, что всё успешное в мировом экономическом порядке делает государство, а всё, что не так успешно развивается, это из-за отсутствия регулирования. И по вине либеральных подходов.
Второй аргумент критиков либеральной экономической политики построен на критике деятельности таких либеральных институтов как Всемирный банк и Международный валютный фонд. Здесь тоже обман зрения. Может быть, они когда-то и были либеральными институтами. Но сейчас это не совсем так. Тот же Международный валютный фонд — с ним проблема. Кредиты, которые они дают или не дают по политическим причинам, являются инструментами стабилизации очень нелиберальных государств и нелиберальных экономик.
И, во-вторых, о свободной торговле. Мы говорим о протекционизме или не-протекционизме? Например, Трансатлантическое торговое соглашение. Это свободная торговля? Нет. Это всего лишь гармонизация регулирования, но не free trade agreement. Если бы мы, либералы, его делали, то это заняло бы одну-две страницы, а не две тысячи и даже больше. То, что в реальности происходит на всемирном уровне — это гармонизация регулирования и появление новых форм протекционизма, а не обеспечение свободного входа в рынок. Трансатлантическое соглашение и другие подобные договоренности — инструменты протекционизма тоже.
Правительства умело приводят аргументацию в пользу того, что всё успешное в мировом экономическом порядке делает государство, а всё, что не так успешно развивается, это из-за отсутствия регулирования, и по вине либеральных подходов
Почему либеральная аргументация неуспешна? Потому что всегда защищает решения либеральных политиков и либералов, которые занимали и занимают какие-то важные официальные позиции. Это в корне неправильно. Либерализм — это теория, базирующаяся на главенстве принципа самоответственности, на принципе свободы и частной собственности. А не на поддержке лиц, называющих себя либералами.
Короче говоря, государство не делает эти услуги бесплатными. Оно в конечном итоге берет огромные платежи, которые оседают в бюрократических структурах, не приносящих выгоду. Вот поэтому здесь важно объяснять, что это не бесплатное удовольствие, которое люди получают.
Раз мы сказали про Швецию, то представляется, что ситуация там выглядит именно так: большая часть экономической истории Швеции — это период, когда Швеция была вовсе не социальным государством, а частью глобального капитализма с довольно низким уровнем протекционизма, с низким уровнем социальной защиты. Это привело к тому, что именно Швеция была одним из лидеров по темпам экономического роста примерно до 60-х годов ХХ века. После того как она ввела огромные налоги в 60-е — 80-е годы она стала одним из, выражаясь современным языком, лузеров по темпам экономического роста в Европе. Это привело к тому, что в 80-е годы Швеция вынуждена была пойти на сокращение государства, что укрепило ее экономику и экономический рост.
У Швеции теперь гораздо меньшая доля государственных расходов в ВВП, чем у Италии, Австрии, Бельгии, Дании, Греции, Франции, Финляндии. Нет больше никакого шведского социализма.
Взаимосвязь между госрасходами и ВВП. Источник
Саша Тамм (Фонд имени Фридриха Науманна). Во-первых, почему существует такое большое недоверие к институтам либеральной мировой экономической политики? Можно ответить так: это кризис недоверия. Это пример неуспешной либеральной аргументации и очень эффективной этатистской государственной пропаганды. Правительства умело приводили аргументацию в пользу того, что всё успешное в мировом экономическом порядке делает государство, а всё, что не так успешно развивается, это из-за отсутствия регулирования. И по вине либеральных подходов.
Второй аргумент критиков либеральной экономической политики построен на критике деятельности таких либеральных институтов как Всемирный банк и Международный валютный фонд. Здесь тоже обман зрения. Может быть, они когда-то и были либеральными институтами. Но сейчас это не совсем так. Тот же Международный валютный фонд — с ним проблема. Кредиты, которые они дают или не дают по политическим причинам, являются инструментами стабилизации очень нелиберальных государств и нелиберальных экономик.
И, во-вторых, о свободной торговле. Мы говорим о протекционизме или не-протекционизме? Например, Трансатлантическое торговое соглашение. Это свободная торговля? Нет. Это всего лишь гармонизация регулирования, но не free trade agreement. Если бы мы, либералы, его делали, то это заняло бы одну-две страницы, а не две тысячи и даже больше. То, что в реальности происходит на всемирном уровне — это гармонизация регулирования и появление новых форм протекционизма, а не обеспечение свободного входа в рынок. Трансатлантическое соглашение и другие подобные договоренности — инструменты протекционизма тоже.
Правительства умело приводят аргументацию в пользу того, что всё успешное в мировом экономическом порядке делает государство, а всё, что не так успешно развивается, это из-за отсутствия регулирования, и по вине либеральных подходов
Почему либеральная аргументация неуспешна? Потому что всегда защищает решения либеральных политиков и либералов, которые занимали и занимают какие-то важные официальные позиции. Это в корне неправильно. Либерализм — это теория, базирующаяся на главенстве принципа самоответственности, на принципе свободы и частной собственности. А не на поддержке лиц, называющих себя либералами.
Это важно понимать при рассмотрении вопросов о денежной массе и денежной политике. Всё, что мы говорим об инфляции, базируется на не очень умной дефиниции и определении, что это такое. Денежная политика и низкие ставки, определение ставок и процентов центральными государственными институтами — это важный моральный вопрос манипуляции личной собственностью. У многих, особенно у господина Драги (Председателя Европейского Центрального Банка) есть интересные аргументы, но либеральных аргументов мы никогда у него не встречали.
Опасность политики манипуляции собственностью многих людей, у которых есть просто деньги — очень опасно, потому что это девальвация собственности. И в долгосрочной перспективе это будет помогать этатистам: они ссылаются на проблемы рыночной экономики как либерального экономического института. Но современная экономика давно не является в полной мере либеральной.
Либералы должны показать, что не все институты, которые называют либеральными, действуют как либеральные институты. И показать, какие либеральные принципы важны.
Мы имеем сегодня не кризис либерализма как идеи, а кризис либералов, которые не смогли хорошо аргументировать принципы либерализма
Второй тезис о том, что якобы свободное движение капитала было причиной для роста в Азии и отсутствии роста, стагнации в западном мире. Это, конечно, тоже не так. Может быть, движение капитала – одна из причин роста в Азии, но это не единственная причина. А стагнация на Западе и отсутствие роста во многих западных странах — основа для этого, конечно, вовсе не свободное движение капитала. Причина стагнации в отсутствии реформ, ситуации на рынке труда и на других рынках, и это очень важно показать тоже. Протекционистские аргументы не работают в интеллектуальной сфере, но работают в политике, потому что как инструмент пропаганды они очень успешны.
Мы имеем сегодня не кризис либерализма как идеи, а кризис либералов, которые не смогли хорошо аргументировать принципы либерализма, и всегда, если в краткосрочной перспективе что-то было популярно, но при этом нелиберально, они соглашались. Немецкие либералы согласились с мерами, чтобы спасти Грецию. Этим они не спасли Грецию. Если бы была другая политика в отношении Греции, могла бы быть другая валюта у них, с официальным государственным банкротством, то ситуация там была бы намного лучше чем сегодня. Либеральная концепция — это самоответственность. В Греции могут делать, что они хотят, только другие не должны платить за это.
Самоответственность – это и децентрализация денежной политики, важный шаг в сторону ее приватизации.
Процентное отношение госдолга Греции к ВВП начиная с 1999 г. по сравнению со средней величиной госдолга в еврозоне. Источник
Борис Долгин (Национальный исследовательский Университет Высшая школа экономики), подводя итоги первой части дискуссии отметил, что не вызывает сомнений тезис относительно нетождественности либерализма и практикующих либералов в политике и госструктурах. А вот куда более значим прозвучавший спорный вопрос о том, насколько обязательно в понятие либерализма зашита жесткая монетарная политика.
Второй вопрос, который прозвучал: насколько базовый принцип либерализма — равенство возможностей — может быть реализован с таким неравенством социального капитала, которое может не гарантировать это самое исходное равенство.
Еще один вопрос: насколько связан кризис Евросоюза и некоторых других институций, которые нами традиционно называются либеральными, с кризисом либерализма, или, наоборот, с недостатком либерализма в их деятельности.
Ростислав Капелюшников (Национальный исследовательский Университет Высшая школа экономики) отметил, что при перечислении трех проблем, которые экономически стоят перед современным миром и, в том числе, перед либералами, упущена главная ключевая проблема, которая состоит в хаотическом и непрерывном нарастании бюрократической регуляционной нагрузки на современные экономики. Понятно, почему это часто выпадает из поля зрения. Потому что невозможно померить каким-то конкретным индикатором, а это «чудище обло, озорно и лайяй». Но, тем не менее это куда важнее проблемы социального государства.
Что касается государственной собственности: на Западе подобная проблематика абсолютно ушла на периферию это актуально только для России. Но дело в том, что вообще в России происходит перверсия многих понятий и многих терминов, поэтому о ней всякий раз приходится говорить особо. И это важнее того, что говорилось относительно протекционизма.
Большинство интеллектуалов в экономической профессии сдвигается влево. Если этот тренд продолжится, то скоро она будет напоминать социологическую профессию, где 99% — это люди левых взглядов
По поводу государства всеобщего благосостояния Ростислав Капелюшников хотел бы добавить, что, может быть, это и не главный вызов, но это может стать вызовом, потому что есть внутренняя логика развития этого феномена, которая может привести общество на грань финансового и социального краха. В перспективе это не нейтральная вещь.
К этому можно также добавить, что все те пункты, которые перечислялись, не автономны. Они тесно связаны друг с другом. Например, проблема миграции и проблема государства благосостояния связаны теснейшим образом. Как бы относились люди к тем же мигрантам, если бы их не нужно было содержать на пособия? В этом смысле ситуация в США в конце XIX века и в нынешних развитых странах принципиально отлична именно в этом отношении.
Возвращаясь к проблеме протекционизма: последовательно либеральная позиция состоит не в заключении двусторонних или многосторонних договоров о свободной торговле, как это практикуется сейчас. Последовательно либеральная позиция была озвучена Ричардом Кобденом, когда сначала Англия в одностороннем порядке сняла все ограничения на внешнюю торговлю, за ней последовала Франция, и это стало импульсом для всего мира.
Что касается США, то с момента своего рождения это всегда была очень протекционистская страна. Поэтому если либеральная позиция заключается в том, что торговля — в том числе, и внешняя — это игра с положительной суммой и выигрывают обе стороны, то с точки зрения протекционистского сознания это игра с нулевой суммой, и если я что-то уступил вам, вы что-то должны уступить мне.
Это всего лишь концептуальная схема, но, тем не менее, важно знать: то, что сейчас делается в мире с точки зрения внешнеэкономической политики, это не последовательный либерализм. Вот если бы США, как самая крупная и сильная экономика, в одностороннем порядке повторили пример Англии XIX века, это было бы отлично. Но это иллюзия и утопия. Тем не менее, мы говорим не только о реалиях, но и о принципах.
Тот фронт, по которому наступают люди левых взглядов, это проблемы неравенства. Это новый фронт, который они открыли после того, как их традиционные рецепты и представления потерпели крах
Нужно помнить также, что термин «либерализм» претерпел множество превращений, и, скажем, в политическом лексиконе США либералами называются те, кто занимает антилиберальные позиции. Йозеф Шумпетер говорил по этому поводу еще в 30-е годы, что противники либерализма в США сделали ему величайший комплимент, присвоив себе его имя. Поэтому тут надо быть осторожными.
Что касается грязного сокращения численности бухгалтеров, кассиров, банковских операционистов, вспомогательного юридического персонала — это миф. В США численность paralegals выросла с 2000 человек в 2000 году до 200 тысяч сейчас. Это иллюзия, что современные технологии действуют так, что вытесняют людей навсегда с рынка труда.
Что касается неравенства, то с середины нулевых годов произошел разворот вековых трендов и мировое неравенство стало уменьшаться. Это неожиданная информация, если говорить не об отдельных странах, а о глобальном неравенстве.
Добавляя к тому, что говорил Павел Усанов, Ростислав Капелюшников отметил, что у него тоже нет ощущения, что левые взгляды совершенно уходят на периферию. С его точки зрения они находятся, наоборот, в состоянии наступления. Такой разворот произошел примерно с середины 90-х годов. Большинство интеллектуалов, даже в экономической профессии, сдвигается влево и если этот тренд продолжится, то скоро ситуация в экономической профессии будет напоминать ситуацию в социологической профессии, где существует полная идеологическая однородность: там практически 99% — это люди левых взглядов.
Тот фронт, по которому наступают люди левых взглядов, это именно проблемы неравенства. Это новый фронт, который они открыли после того, как их традиционные рецепты и представления в основном потерпели крах.
Памятник Ричарду Кобдену, фабриканту, члену Палаты общин, пропагандировавшему развитие конкуренции и свободную торговлю. Источник
Андрей Нечаев (экономист, финансовый аналитик)предположил, что если мы говорим про современный мир последних десяти лет, то нигде в мире либералы власть не захватили. Особенно в экономическом мире. И тому можно привести массу примеров. Например, регулярное повышение налогов. Один из базовых экономических признаков либерализма — низкие налоги. Мы же наблюдаем практически во всех странах по разным поводам повышение налогов, усиление в целом регулятивного вмешательства в экономику.
Андрей Нечаев привел примеры из германского опыта. В ФРГ есть замечательная организация «Баффин» — средний аналог между американской Комиссией по ценным бумагам и российским Департаментом лицензирования и надзора. Эта организация выдает такое количество регулятивных документов почти каждодневно, что только очень мужественные люди могут работать в финансовом секторе и в банковском секторе Германии. Вот сейчас с 1 января 2017 года там начинают действовать новые правила — которыми вообще регламентируется, кто с кого какие комиссии может брать. Ситуация, близкая к абсурду. Она особенно характерна, правда, и для России. Люди, которые возможно в индивидуальном качестве один на один со своей подушкой придерживаются взглядов либеральных, проводят политику, которая, не имеет к либерализму никакого отношения.
Весь финансово-экономический блок российского правительства, включая Центральный банк, по почти официальной точке зрения, является глубоко либеральным. При этом та политика, которую они проводят, к либеральной не имеет почти никакого отношения
Весь финансово-экономический блок российского правительства, включая Центральный банк, по почти официальной точке зрения является глубоко либеральным. При этом та политика, которую они проводят, к либеральной не имеет почти никакого отношения. И в этом смысле то, что мы обсуждаем применительно к Германии, Европе в целом, США, и российская ситуация — они отличаются, на порядок. У нас абсолютное подавление конкуренции, только два процента населения по сравнению с двадцатью в Европе по последним опросам людей, которые готовы вообще заниматься бизнесом. 70% ВВП — это государство, усиливающееся, бюрократическое, коррупционное, осуществляющее административное давление на бизнес. Эта ситуация, конечно, абсолютно несопоставима с американской или европейской. Поэтому в современной России либерализма – микроскопические дозы.
По поводу тезиса о том, что дешевые деньги и активная эмиссионная политика — это угроза либерализму, т.к. усиливает вмешательство государства. Андрей Нечаев с этим тезисом никак согласиться не может. Даже самый заядлый либерал не будет оспаривать того факта, что печатание денег — это прерогатива государства. Но если не иметь в виду кредитную эмиссию, осуществляемую банками, и выпуск всяких векселей, а классическую денежную эмиссию, то утверждение, что если денежная масса возросла, то и государства стало больше — это очень спорный тезис. Является ли мягкая денежная политика признаком либерализма, а жесткая — нет, или наоборот? Ни то, ни то. Это просто две параллельные вещи.
В России мера запущенности экономической политики несопоставима со всем остальным миром
Борис Титов — не единственный автор возможных вариантов экономической политики. Его довольно экзотическое предложение — управляемая эмиссия, где дальше государственный чиновник и специальный орган будет целевым образом эти деньги распределять на приоритетные и прочие проекты. Это не имеет никакого отношения к либерализму точно, но и к нормальной денежной эмиссии — тоже.
В России мера запущенности экономической политики несопоставима со всем остальным миром. Проектное финансирование, институты развития есть во всем мире, но управляемая эмиссия как инструмент экономического развития — такого прецедента в мире пока не было.
Можно иметь вполне либеральный предпринимательский и инвестиционный климат и при этом проводить параллельно жесткую финансовую политику или мягкую финансовую политику. Это, в общем, вещи, идущие параллельно. При абсолютно антилиберальной в целом экономической политике денежная политика Центрального банка является жесткой, а временами даже супержесткой. Но сказать, что в целом у нас либеральная экономическая политика, Андрей Нечаев не решился бы.
Сашу Тамма Дмитрий Травин спросил о его мнении о том, что либералы плохо занимаются разъяснением своей позиции, много ошибок допускают. Сам Дмитрий Травин занимается разъяснением либеральной позиции уже несколько десятилетий и, по его мнению, отмечается противоположная тенденция. Дмитрий Травин вначале верил, что можно что-то разъяснить широким массам, а сейчас пришел к выводам, что практически ничего невозможно разъяснить. Он объясняет это тем, что люди ищут информацию, которая им нужна.
Если человек уже сам склоняется к либеральным взглядам, то он придет послушать меня или вас, или кого-то из нас, и уточнит свою позицию. Но у человека могут быть и нелиберальные предубеждения. Скажем, Брайан Каплан написал очень интересную книжку на этот счет, причем не про российских, а про американских избирателей. Он показал, что нелиберальные предубеждения существуют. И им разъясняй — не разъясняй — они все равно слушать либералов не пойдут.
Поэтому вопрос Дмитрия Травина сводится к тому, что он не очень понимает, на чем основан оптимизм Саши Тамма в связи с либеральным разъяснением, пропагандой и так далее.
Саша Тамм ответил, что и в Германии либеральных политиков не слушают. Но он думает, что есть люди, которые иногда, если мы, как либералы, предъявляем аргументы, нас понимают. Свобода — это положительная ценность. Надо только объяснить, что это такое. Большинство людей хотят соответственно и самостоятельно жить. Многие хотят этого. Но большинство будет голосовать за большие этатистские партии по мотивам личной выгоды.
В Германии сейчас социал-демократы говорят только о справедливости, но они не могут объяснить, что это такое. И это их проблема. А справедливость очень эмоциональная тема. И свобода — тоже очень эмоциональная тема. Это эмоциональное слово, и мы должны говорить обществу, что свобода и ответственность — это очень важные вещи.
В Германии социал-демократы говорят только о справедливости, но они не могут объяснить, что это такое. И это их проблема
И второе: мы можем умело аргументировать фактами. Историей успеха либералов в Германии была приватизация Телекома. Сейчас для всех нормально, что мобильные и другие сети — это Телеком. Там есть подлинный выбор, а ведь это бывшая монополия. Это большая история успеха. Большинство людей еще помнят, как все было плохо перед этой приватизацией. В Восточной Германии телефон был большим люксом, и даже в Западной Германии его ждали год, два. А сегодня никто не ждет. Остался только вопрос — какой аппарат я возьму.
У нас есть другая успешная история в Германии в прошлые годы. Это не приватизация, но открытие рынка автобусного транспорта. В Германии до 2013 года был запрещен автобусный транспорт между городами. Мы могли ехать до Варшавы, а не до Ганновера. Автобусные перевозки были просто запрещены, чтобы защищать железные дороги, естественную монополию «Дойчебан». А сейчас этот рынок открыт и растет. Это либерализация, которая очень положительна для молодых людей. Они ездят по стране и экономят большие деньги на этом.
У нас есть положительные примеры и у нас есть принципы.
До акционирования Deutsche Telekom установку телефона даже в Западной Германии приходилось ожидать 1-2 года. Источник
Владимир Рыжков (общественный деятель, профессор Национального исследовательского Университета Высшая школа экономики) считает, что можно находить сильные либеральные аргументы. Например, социальное государство. Когда оно достигает какого-то предела, оно становится уже себе же во вред. Не отрицая его в принципе, как институт, нужно говорить о том, что в какой-то момент оно начинает, как раковая опухоль разрушать само себя, и это повредит самим людям. Это вполне либеральный аргумент.
Или, скажем, госсобственность. Мы также можем истории успеха увидеть в России. Например, мобильная связь, которая возникла в России с нуля и с самого начала как частные компании, как конкурентный рынок — блистательные результаты. «Билайн», МТС, «Мегафон» и «Теле-2», бешено конкурируя друг с другом, снижают тарифы каждый год и при этом повышают качество обслуживания.
Мы можем умело аргументировать фактами. Историей успеха либералов в Германии была приватизация Телекома
Что касается протекционизма, то Россия — протекционистская страна. Самый яркий пример — это контрсанкции, которые были введены против продуктов питания из Европейского Союза. На примере Алтайского края можно сказать, что протекционизм дает блистательные результаты, потому что появились десятки сортов сыра, которых никогда не было, производится пармезан, камамбер, бри. Все на французском оборудовании, более того: это все с обучением и с сырными заквасками из Франции.
Владимир Рыжков не исключает, что когда будут отменены контрсанкции, эти продукты, к которым уже привык потребитель, станут дешевле и в условиях конкуренции и они останутся на рынке.
Он полностью поддерживает Сашу Тамма, когда тот говорил, что МВФ, Всемирный банк и другие организации, которые почему-то маркируются как либеральные, на самом деле сыграли во многих странах, в том числе, в России, далеко не лучшую и не либеральную роль.
Когда социальное государство достигает какого-то предела, оно как раковая опухоль начинает разрушать само себя
По поводу эмиссии. Каждый из нас, имея какое-то количество денег, является держателем этого актива. Если государство проводит эмиссию, то оно размывает наш пакет. Либеральный подход должен заключаться в том, что эмиссия должна быть соразмерна экономическому росту, производительности труда, но если просто дать государству право печатать деньги и обесценивать нами заработанные активы, то это разрушение собственности. И это уже антилиберальное поведение государства.
По поводу кризиса Европейского Союза: действительно, это важная тема, и во многом кризис был спровоцирован государствами, хотя в нем почему-то обвиняют либералов. Потому что не либералы наращивали госдолг Греции, не либералы фальсифицировали статистику южных стран, не либералы поддерживали в ряде стран социальные системы, которые им были не по карману, и не либералы довели эти страны до банкротства.
Владимир Рыжков хотел бы поддержать Ростислава Капелюшникова в том, что в Европейском Союзе есть ряд очень правильных политик — конкуренции, единого рынка, четырех свобод, либеральная иммиграционная политика, но есть и абсолютно антилиберальные вещи — особенно в регулировании. Хотя в последнее время во многом пошло дерегулирование в Европейском Союзе, снятие излишних бюрократических препон, большее делегирование полномочий странам-членам. Это очень правильная тенденция, и если Европейский Союз пойдет таким путем, он только выиграет от этого. А в целом Европейский Союз — суперуспешный проект и Великобритания, которая сейчас хочет из него выйти, все больше начинает понимать, что ее издержки будут очень велики от выхода из этого успешного проекта.
Экологическое регулирование должно быть одним из приоритетов либералов на XXI век
И последнее, о чем никто не говорил — экология.
С одной стороны, правильно сказал Ростислав Капелюшников, что регулирование — это бич. Основная проблема, главный вызов либерализму и свободе — это бюрократическое регулирование. С другой стороны, экологическое засорение планеты чудовищное. И бизнес перекладывает часть своих издержек на природу, не выдерживая высокие экологические стандарты. Пока людей было мало, пока их был миллиард или пока их было даже два миллиарда, может быть, с этим можно было мириться, но когда их сейчас восемь миллиардов, и экономика растет, а бизнес продолжает сбрасывать эти издержки на природу, буквально выбрасывая отходы в реки, в море или вывозя мусор в африканские страны, то, как представляется Владимиру Рыжкову, с либеральной точки зрения, это та область, где регулирование необходимо. Это та область, где либерал должен увеличивать издержки на бизнес, в разумных пределах, но, тем не менее, чтобы сохранять планету чистой. Экологическое регулирование должно быть одним из приоритетов либералов на XXI век.
Экология — одна из немногих областей, где регулирование необходимо и с либеральной точки зрения. Источник
Андрей Мовчан (Московский центр Карнеги) отметил, что наличие денег не является свидетельством наличия богатства как такового. В деньгах нельзя собирать богатство по одной простой причине: если бы это было можно бесконечно, то рано или поздно все бы собрали богатство, и никто бы ничего не делал. И откуда бы это богатство взялось, что можно было бы купить на деньги, если бы никто не производил реальных продуктов? Деньги — это тоже форма биткоина, просто узаконенная. Говорят, что биткоин — пирамида, а чем деньги от биткоина отличаются? А золото чем отличается? Деньги — это специальный продукт, который используется государством для двух вещей: для регулирования торговых отношений и для обеспечения собственных нужд. Значит, признать тот факт, что у государства есть право обеспечивать собственные нужды эмиссией мы вынуждены, потому что у нас нет никакой альтернативы. Мы не можем придумать государство, которое не может обеспечивать собственные нужды эмиссией. Оно, в таком случае собственно, банкротится, и его все равно, что нет.
Дальше: реальное богатство — это реальные активы. При этом если мы соберем цистерну нефти и будем у себя держать, а нефть упадет в цене, то мы не будем говорить, что это нелиберально. Вот Америка стала больше нефти производить, нефть упала в цене — очень даже либерально. Когда вы собрали больше денег, а они упали в цене, нам кажется это нелиберальным. Мне кажется, это парадокс. Ведь либерализм — не религия. Должно быть практическое некоторое руководство к действию. В этом практическом руководстве к действию невозможно по-христиански объявлять, что теоретическое государство не должно производить эмиссию, и давайте к этому стремиться. Есть некоторые реалии. Деньги — не богатство. В деньгах собирать богатство невозможно, потому что это приведет к тотальному кризису производства в мире. И поэтому эмиссия государством денег, если она не способствует нелиберальным процессам: просто регулированию, избранному финансированию, перекосам и дисбалансу — это совершенно нормальное и естественное явление. В частности, один из механизмов использования эмиссии — это уменьшение рисков в экономике — то, что сделали американцы после кризиса 2008 – 2009 гг.
Либерализм — не религия. Он должен быть практическим руководством к действию
Павел Усанов оспаривает тезис о том, что в России свободный рынок. Только официальная налоговая нагрузка, которую мы перераспределяем через бюджет, составляет 46% ВВП. По данным федеральной антимонопольной службы 70% нашей экономики так или иначе завязано на государство. Наш банковский сектор — выйдите на улицу, посмотрите на крупнейшие банки: Сбербанк, ВТБ, «Внешэкономбанк». Посмотрите на наши крупнейшие стройки. Это все государственные деньги. Ни для кого не секрет, что крупнейший бизнес государственный — «Газпром», «Роснефть». Наша экономика может быть названа какой угодно, но только не свободной, открытой рыночной экономикой. Наша экономика — это огосударствленная экономика.
Дмитрий Травин высказался о «счастливых и несчастливых» либералах. Либералы по определению стали несчастливы с момента введения всеобщего избирательного права. И с этого момента либеральные партии всегда в меньшинстве. Тезис о том, что либералы рулят миром, уже не актуален. Отдельный вопрос, почему люди думают, что либералы разруливают мир, но сейчас мы его не будем поднимать.
Либералы по определению стали несчастливы с момента введения всеобщего избирательного права. С этого момента либеральные партии всегда в меньшинстве
Мы, либералы, должны в отношении своих сторонников, своего электората всегда говорить честно, потому что наш электорат ждет от нас именно либеральных решений, а не осетрины второй свежести. Но мы должны понимать — в нашей среде это недостаточно понимается — что даже в самых свободных демократических странах мы все-таки будем политической силой на третьем, четвертом месте, но не на первом-втором. В современном государстве это неизбежно, и как бы мы с Сашей Таммом ни разъясняли людям различные полезные вещи, либералы не могут получить пятьдесят процентов голосов на выборах.
На выборы мы идем со своими тезисами, за своим электоратом и не пытаемся подыгрывать каким-то другим силам, потому что все равно проиграем. Но после того, как мы собрали свой электорат и остались все-таки в меньшинстве, мы должны понимать, с кем можно строить коалиции, где главные вызовы либерализму и кто может быть нашим союзником, даже если на выборах мы с ними, как с социал-демократами, резко сталкиваемся.
Тезис о том, что либералы рулят миром, уже не актуален. Отдельный вопрос, почему люди думают, что либералы разруливают мир
Скорее всего, с социал-демократами у нас в нынешней ситуации будет все больше общего в борьбе с протекционистскими тенденциями. Мы имеем в истории один серьезный опыт перехода от фритрейдерства к протекционизму — это 70-е — 80-е годы XIX века. Этот переход шел очень трудно, только со сменой поколений. Уходило поколение фритрейдеров, которое доминировало после отмены хлебных законов в Англии и до кризиса 1873 года, и по мере того, как либеральное поколение сходило, протекционистские барьеры становились все выше, выше, выше, и в какой-то момент стало распространенным представление, что протекционизм — это нормально. А в межвоенный период этот процесс дошел до апогея и привел к фактической стагнации всю европейскую экономику.
VOTE LIBERAL - "THE GATES ARE MINE TO OPEN". Mackenzie King 1930 Election Posters. Уильям Лайон Макензи Кинг, премьер Канады от Либеральной партии стал проводником таких начинаний в своей стране, как всеобщее социальное страхование, субсидирование материнства. Источник
Юлиус фон Фрайтаг-Лорингхофен. Сейчас работают семь или восемь премьер-министров либеральных в Европе. Но, конечно, вопрос, насколько либеральны они. Есть либеральные партии, которые выигрывают выборы с результатом больше, чем 30%. Это зависит тоже от того, как они понимают либеральные ценности, потому что либерализм — это приоритет индивидуальной свободы и ответственности. Но это не означает анархию. Самая популярная идея в Германии в экономике — ортолиберализм. Мы знаем, что есть негативное использование антимонопольных институтов, но свободный рынок возможен только там, где есть общие правила.
Юлиус фон Фрайтаг-Лорингхофен не социал-демократ, но считает, что если мы говорим о либеральной свободе, то это было бы иллюзией, если нет свободы выбора для каждого. Сейчас в избирательной кампании свободных демократов говорится о необходимости больших инвестиций в образование. Это типично либеральный ответ: нужно много денег на образование, что дает больше возможностей для большего числа людей, которые тогда могут использовать свою индивидуальную свободу и ответственность.
Самая популярная идея в Германии в экономике — ортолиберализм
Саша Тамм обратился к феномену анархии. Анархия — это не непорядок. Очень важно понимать, что анархисты не хотят непорядка, но они не хотят централизованного порядка и центральной власти. Они за горизонтальную самоорганизацию людей.
Он согласен, что надо открывать дороги для всех. Если большие деньги, которые государство инвестирует, были бы у населения, у людей, они бы их инвестировали в образование.
Павел Усанов обратил внимание на такую целевую группу для либералов как молодежь. У нас власть с ней любит работать. Если работать с людьми, которым семнадцать, восемнадцать лет — в чем их открытость? Они не знают, кем они будут. В этом смысле они неангажированы, потому что любой человек, который сейчас в системе, в большей или меньшей степени не хочет менять свои взгляды. Он либо работает на госслужбе, либо он политик, а следовательно ему нужно обслуживать чьи-то интересы, а молодежь не знает кем она будет через двадцать лет. Поэтому она с точки зрения Милтона Фридмана является наиболее перспективной группой. Да, она может подстраиваться под конъюнктуру, но мы должны продолжать ей разъяснять наши взгляды. Милтон Фридман воспитал людей, которые провели рыночные реформы во времена Рейгана, Тэтчер, когда гораздо большей популярностью пользовались идеи свободного рынка. Молодежь и есть настоящая публика, которая услышит либеральные идеи. Не вся, но это действительно open minds для идей либерализма.
[1] Либерализм в XXI веке. Возможен ли синтез социального государства и либеральной идеи?