Танк медленно полз к укреплениям оборонявшихся на этом участке бойцов. Точнее танков было с десяток, но 19-летний красноармеец Никита Шигрин смотрел именно на этот приближавшийся темный танк с черно-белым крестом на башне. Время от времени немецкий танк изрыгал пулеметные очереди а иногда неуклюже повернув башню выстреливал из пушки.
Шигрин выглядывал из окопа сжимая выданную ему трехлинейку, на которой намертво был прикручен штык. Его единственное оружие сейчас было бесполезно, хоть сотня, хоть тысяча винтовок здесь были абсолютно бессильны. Хотелось вжаться в землю, туда в промерзший чернозем Подмосковья и спрятаться от гремящего метала немецкой машины. Танки до сентября 1941 года, он видел только на картинках, уж очень они ему тогда нравились, нарисованные танки – зеленые с округленной башней, вздернутыми стволами и улыбающимися танкистами в шлемофонах. А в сентябре Никиту призвали в армию и тут же на полигоне своими глазами видел мрачных танкистов стучащих по забившей траки грязи.
От них разило соляркой и мазутом, а еще веяло какой-то безнадежностью. Позже он разговорился с танкистами и удивленно слушал как ловко немцы воюют, что есть у них в танках рации, что жгут они советские танки прямой наводкой.
-А что и танк горит? – удивлялся тогда боец, - он же железный!
А танкисты только посмеивались – горят браток, горят что твои спички.
Но видел тогда он только наши советские танки, они выглядели более родными, а тут его взору открылись серые машины совершенно не похожие на те которые он видел в тылу. Особенно страшен был тот который шел на их позицию. Стрелок из ПТР отчаянно пытался сбить гусеницу на танке, но казалось, что немецкому монстру было все равно. После вчерашних боев обороняющиеся лишились всей артиллерии, а новых резервов ждать не приходилось.
За последними танками уже виднелась вражеская пехота которая короткими перебежками подбиралась ближе, а наш фланговый пулемет был выведен из строя танковыми выстрелами. Было хорошо ощутимо как вибрирует мерзлая земля от гула гусениц. Было страшно, очень страшно и не мог понять Никита как это люди рассказывали, что не страшно им на войне?
-Бутылью сжечь его, – истекающий кровью старшина Якимов скрежетал зубами, - я сам не смогу сынок.
Рука старшины висела плетью, она была буквально измочалена, да и самому Якимову оставалось жить не так много. На дне окопа лежали аккуратно сложенные бутылки с зажигательной смесью, несколько дней их учили как правильно пользоваться данным оружием – пропустить танк и бросить бутылку на его корму, там где двигатель. Жидкость в бутыле была желтой и похожей на подсолнечное масло, ах как много подсолнухов росло до войны у родной деревни!
В глазах бойца промелькнула вся та недолгая жизнь, полуголодное детство, школа, речка, друзья и конечно Она – та самая которая разрешила поцеловать себя в том самом сентябре за день до отправки в армию. Как долго он стеснительно смотрел на неё украдкой на школьных переменах, какой необычайно красивой она казалась в тех самых белых бантах и синем платье…
Рев двигателя вражеского танка был почти тут, почти над ухом. Шигрин снял рукавицы, трясущимися руками поджег запал на бутылке, в полный рост выскочил из окопа и метнул бутылку в танк. Те две секунды которые летела бутылка с зажигательной смесью показались вечностью, звон стекла, разливающаяся огненная жидкость и звук пулеметной очереди – последнее что видел и слышал рядовой Никита Шигрин в том небольшом поединке танка и человека. И Никита непобежденным ушел из жизни…