Помните рассказ Чехова "Репетитор"? Гимназист VII класса Егор Зиберов готовит во II класс гимназии Петю Удодова, сына отставного губернского секретаря. Малолетний учитель знает немногим более ученика. Но за свой урок, пусть и непрофессиональный, он не может получить с папаши Удодова деньги — несчастные шесть рублей.
Текст: Татьяна Ланкау, коллаж Олега Бородина
Зиберов в который раз задает Пете выучить четвертое склонение латинских существительных. И Удодов-младший в который раз ничего не выучивает. Гимназист досадует:
— Опять вы не выучили! В шестой раз задаю вам четвертое склонение, и вы ни в зуб толконуть! Когда же, наконец, вы начнете учить уроки?
— Опять не выучил? Опять? Почему же ты не выучил? Ах ты, свинья, свинья! Верите ли, Егор Алексеич? Ведь и вчерась порол! — вздыхает подошедший папаша Удодов.
Эта картина знакома многим репетиторам. Я преподаю русский и английский языки. Начинала, подав по совету мамы объявление об уроках в районную газету. Думала ли я, что своими глазами увижу Петь Удодовых? Или Незнаек. Так я называю детей, которые почти на все вопросы отвечают "Не знаю!". И их становится все больше.
Героям чеховского рассказа очень повезло. Они жили в эпоху, когда не было мощных отвлекающих моментов, таких как Интернет и гаджеты. Мои ученики ими пользуются непрерывно: из школы пришли — и до обеда в Интернете, репетитора ждут — играют или смотрят мультики. Итог — дети рассеянны и совершенно не способны сосредоточиться.
Вот приносит ребенок домой двойку по английскому и жалуется мне: за что учитель ее поставил? Смотрим задание: пять предложений нужно переписать в отрицательной форме, то есть просто вставить not. Одно предложение не дописано, в другом пропущено слово, в третьем отсутствует not. Что это? Ребенок не видит ошибки? Балуется или издевается? Нет. Ребенок рассеян и не может сконцентрироваться. И пока не укажешь на все три ошибки, ребенок будет жаловаться: вот, мол, какая злая в школе училка, влепила двойку.
Меня выучила и воспитала советская школа. Моим сверстникам помогали выработать концентрацию дисциплина и упорядоченное поведение: сидение за партой со сложенными руками, школьная форма, никаких украшений. И я могу просидеть несколько часов, чтобы довести начатое дело до конца. А мои ученики не могут.
Вот 12-летний мальчик Петя. Мы занимаемся второй год. И я помню, что объясняла ему год назад, а он нет. Наш урок выглядит обычно так. Расхлябанной походкой, нехотя Петя бредет к столу. О том, чтобы поболтать на языке Шекспира, речь не идет. Мальчик в пятом классе, но почти каждое слово, которое он слышит на английском, у него вызывает вопрос: "Чего?" А мальчику через несколько лет на экзамене предстоит аудирование. О, это сладкозвучное слово с немецким суффиксом "-ир", который есть в таких прекрасных словах, как studieren (учиться) и marschieren (маршировать)! А с 2022 года обязательным станет и ЕГЭ по английскому, и там тоже будет аудирование. И еще вот это — не к ночи будет помянуто — говорение.
Петя залезает под стол — уронил ручку. Я читаю детских психологов, и я не садистка, а только репетитор. И я знаю, вертится ребенок на моем уроке или не вертится, а знания усваивает. Поэтому жесткой дисциплины я не добиваюсь, а начинаю урок, хотя мое внутреннее дитя посылает мне привет из 1990-х и удивленно хлопает глазами: ты что, забыла, как сидела у репетитора тихо-тихо, ловя и записывая каждое слово?
Я начинаю урок с того, что спрашиваю, как дела по английскому языку и какие оценки. Мне интересно, как ребенок относится к своим оценкам, как рассказывает о школьных уроках. Петя сообщает, что ему поставили две двойки и что на уроках они с корешами по каждому поводу смеются, потому что англичанка все время что-то не по-русски лопочет, а они ничего не понимают, и вот это слово (какая-то абракадабра) он написал, как было на доске.
Одна двойка — за диктант, не выучил слова. Не теряет актуальности в наше время этот древний способ проверки знаний и наведения ужаса на школьников! Но детям надо помочь преодолеть языковой барьер. Не надо загонять их к этому непреодолимому барьеру и отсчитывать время, за которое они, сдирая кожу на руках и ногах, сумеют допрыгнуть и ухватиться за его край.
К сожалению, школьные учителя в большинстве своем не учат с детьми слова, а только проводят словарные диктанты. Приходится репетитору делать карточки, объяснять трудности написания и произношения каждого слова, показывать, с какими другими словами оно сочетается. Ведь задание "выучить слова" — не такое простое. Слова надо прочитать, осмыслить, то есть понять, в каких выражениях, в каких текстах их можно встретить. Если ребенку дать небольшой контекст, он запоминает слово очень быстро. Но на слух — это одно, а нужно еще уметь правильно записать то, что слышишь.
Когда дети у меня спрашивают, почему нужно писать так много букв, если слово всего из трех-четырех звуков (daughter, through и т.п.), я обычно отшучиваюсь, что британцам лень проводить реформу орфографии (вариант — нет на это денег). Сразу же ленивые и малообеспеченные британцы становятся более человечными в глазах детей. И, вызвав у них сочувствие к непутевым наследникам Шекспира, я получаю возможность объяснить пару-тройку правил и исправить пару-тройку ошибок. Наверное, в этом ключевое отличие репетиторских уроков от школьных. Репетитор с детьми английский язык изучает, а в школе его учат. И без особого успеха. К сожалению, многие дети не хотят ничего учить. Ученица второго класса объясняет: "Я за границу не поеду и буду работать уборщицей, мне не нужен английский".
Я уже привыкла, что мое домашнее задание не делается. "Я не знаю как". "Я не успел". Никогда ребенок не скажет, что ему просто неинтересно, ему непонятно, зачем он должен учить еще один алфавит, учить слова, состоящие из незнакомых букв, звучание которых ему ни о чем не говорит. На все эти вопросы нужно иметь ответы и родителю, и школьному учителю, и репетитору. Сейчас с этим проще. Ребенок приехал в страну изучаемого языка, открыл рот, его поняли, он на седьмом небе от счастья. А раньше помогало только воображение. Картинки были тусклые и размытые, но зато тексты, например с описанием достопримечательностей Лондона, были очень яркими. Наверное, до сих пор многие помнят по советским учебникам Биг-Бен и Тауэр.
Увы, до культурологической составляющей предмета "английский язык" дело ни в школе, ни на занятиях с репетитором, как правило, не доходит. Дети понятия не имеют, в каких странах говорят по-английски, где эти страны, какие там формы государственного управления, какая валюта, как называются люди, живущие там. Например, обсуждая с учеником пятого класса Германию, я узнала, что немцы на самом деле называются "германами". Спросила, какая валюта имеет хождение в Великобритании, в ответ получила радостный бессмысленный взгляд. Объяснила. А, говорю, какие еще страны не входят в зону евро? Наивная женщина! Перед тобой сидит маленький человек, который мечтает комментировать видео в прямом интернет-эфире и хочет сделать это своей профессией. Другой — тоже далекий от географии молодой человек — хочет стать путешественником и написать книгу о своих путешествиях, а сам не знает, как звали Чехова.
К слову, современному ребенку Чехова читать уже трудно. Много непонятных оборотов, затянутое повествование. Рассказ "Репетитор" — куда уж короче, но в Интернете к услугам школьников есть краткое содержание и этого рассказа. Что уж говорить о Толстом и Достоевском?
Учитель или репетитор, если не хочет потерять внимание ребенка, должен его постоянно удивлять: "Петя! На тебя надеется весь русский народ. Если не ты, то кто будет представлять нашу страну за рубежом? Ты должен понимать иностранную речь и уметь говорить что-то впопад".
У меня есть час или два часа (астрономических, за академический час или два я не знаю, что вообще можно успеть) на то, чтобы вложить в головы учеников какие-то знания. Но это я так думаю. А головы интересует другое: "А зачем я должен это читать?", "Это все нужно прочитать?", "Зачем надо знать неправильные глаголы?", "Английский очень сложный".
Я себя часто вынуждена представлять обычным тренером. Сходство налицо. У меня есть ограниченное время занятия, я готовлю ребенка к сдаче экзаменов, которые также проходят на время. Приобрести умение писать, читать, говорить и слушать в определенных временных рамках — вполне спортивная задача. Поэтому иногда я отметаю все капризы детей словами: "Мама платит мне за наши занятия. Значит, одна наша минута стоит денег. Мы потеряли на "хочу — не хочу" три минуты. Это сколько стоит?" Это совершенно непедагогичные приемы, но они работают. Современные дети умеют считать деньги. Один мальчик, кстати, поразил меня знанием того, сколько стоит один слив воды в унитазе (около 20 рублей, кстати).
13-летняя девочка хочет сдавать ЕГЭ по английскому. При этом какую неделю я не могу добиться, чтобы она выучила хоть маленький диалог, или сделала хоть маленький перевод с русского на английский, или вот хоть словечки выучила. Нет, говорит, давайте лучше мы будем меня натаскивать по пробным тестам.
ЕГЭ, в принципе, неплохая идея, ориентирующая школьников на взрослую жизнь, в которой их навыки будут рассматриваться на предмет соответствия неким стандартам. Благодаря ЕГЭ дети постепенно будут подготовлены к тому, что их работа во взрослой жизни будет лицензироваться и сертифицироваться. Но ЕГЭ — это не знания. Это просто умение поставить галочку возле нужного ответа. Предмет не разбирается. Подготовка к экзамену сводится к натаскиванию.
Тащимся с девочкой по страницам тетради в мягкой обложке с российским флагом и эмблемой ФГОС, известной многим, кто интересовался примерными тестами к ЕГЭ. Ответы мы пытаемся угадать, а слова, которые мы знаем на слух, на письме мы идентифицировать не можем, и наоборот: "Ах, вот так пишется beautiful! Так я это слово сто лет знаю". Не знаешь, не знаешь ты это слово, раз не умеешь его писать! Хочется кричать, чтобы услышали и поняли. Но я сразу ловлю себя на мысли: а зачем кричать? Я же знаю, что делать. Разговор я начинаю издалека:
— А у вас в классе уже кто-нибудь сдает международные тесты по английскому?
— Не знаю. Это как ЕГЭ?
— Сложнее, но это дает возможность поступить в иностранный вуз.
Пробуждаю интерес к английскому, задействовав потребность в уважении со стороны окружающих — устроиться в жизни лучше, чем другие.
Сейчас государство всячески старается сдержать утечку мозгов. Ну и хорошо, я — патриотка. Если не рекламировать международные экзамены, можно пустить в ход другой аргумент. Английский язык надо учить, потому что это очень хорошо развивает мозги и потому что зарплата у людей, знающих английский, выше. Одна мама как-то услышала, как я это говорю ее сыну, и сказала мне потом: "Ну что он смыслит в зарплатах? Для него это умозрительно все. Нужно его заинтересовать на его уровне". На его уровне — это играми и другими уловками, с помощью которых принято дрессировать медведей в цирке. Не слишком ли цинично?
У многих детей, с которыми я занимаюсь, дефицит внимания. Каждый ребенок хочет пообщаться вне урока. Английский еще не понятен, далек, неинтересен. А репетитор — вот он, рядом, смотрит, с ним можно поговорить, задать ему вопрос не только об английском, но и о жизни. Если вдруг проявляешь нетерпение — тебе нужно куда-то идти, — ребенок сразу сдувается, тускнет. Ну вот, опять его оттолкнули! Видимо, родители не слушают его "бредни", которые для него самые важные новости. Одна девочка научилась рисовать собачку из четырех кружков, другой надо найти песенку на сайте YouTube, с третьим надо поиграть в компьютерную игру, пусть грамматическую, родители вообще к компьютеру не подпускают. И все это надо делать — иначе ты вызовешь неприязнь к себе, а через тебя неприязнь перейдет на предмет, который ты преподаешь.
Сейчас у нас есть уникальная возможность защитить русский язык, как это делают немцы и французы, или поставить торговлю русским языком на поток, как это сделали со своим английским британцы. Вот смотрите, все эти ступенчатые тесты на знание английского языка, которые обеспечивают право учебы или работы, все эти многоуровневые учебные пособия, системы сертификации — это все дает Великобритании огромный доход. Почему бы не сделать то же самое с русским языком? Многоуровневые тесты. Хочешь торговать с нами, хочешь работать в России, заполняй все документы на русском, переговоры веди на русском. Почему так складывается, что Россия веками то французский язык учила, то немецкий, а теперь английский? А почему бы иностранцам не учить наш язык?
Хорошо, что дети не задают таких вопросов. Ответы на них не понравились бы никому.
Потому что у нас нет Главного товара. Нефть и газ не в счет. И нет Главной услуги. В Великобритании — английский язык, в Китае — дешевая рабочая сила, в Швейцарии — часы, шоколад и горные курорты. А у нас нет ничего такого, ради чего обращались бы только к нам. Не знаю, понимают ли это дети, но только они не учат ни русский, ни английский, ни китайский. А знают только какой-то птичий язык Интернета и язык сокращений из эсэмэсок.
Кем станут эти мечтатели? Критиками видео с сайта YouTube и путешественниками-писателями?
Эталоном потребительского поведения у нас теперь служат США. Посмотрим на нынешний перечень самых востребованных в Америке профессий. В него входят в основном медики, компьютерщики, статистики, анализирующие потребительское поведение, и социальные работники. У нас с поправкой на национальные особенности всегда будут востребованы чиновники, различные силовики, медики и педагоги.
Вот, например, как быть репетитору по английскому языку, если речь у него заходит с ребенком о профессиях? Ну выучили мы названия профессий, а чтобы их актуализировать, нужно обсуждение. Так вот, как быть? Объяснять на английском, кто такой депутат и в чем заключается работа Госдумы или посвящать в тонкости профессии загадочного американского врача-подиатра?
Дети всегда востребуют другие модели, чем им предлагают учителя в школах и авторы учебников. И те, и другие катастрофически не поспевают за временем. Когда на уроке, посвященном профессиям, начинаешь с ребенком общаться, выясняется, что его очень даже интересует, кто такой оптометрист, и совершенно не интересует, что делает секретарь. Потому что секретарь — наполовину автоматизированная должность, а оптометрист — это человек, создающий вам новые глаза, имидж и т.д.
В английском две главные проблемы — преодолеть языковой барьер и выучить грамматику, чтобы заговорить правильно. Языковой барьер легко преодолеть с носителем языка. Идет занятие, тебе волей-неволей нужно общаться. С русскоязычным репетитором сложнее. Даже если вам попался хороший репетитор, который способен проговорить весь урок по-английски, он не сможет игнорировать что-то, что ребенок не понимает. Начинаются объяснения по-русски — и обратный переход очень сложно сделать.
Остается грамматика. Научить английской грамматике несложно, если самому хорошо понимать ее принципы. Не все репетиторы могут похвастаться этим.
Но проблема не только в этом. Огромная проблема нашего времени заключается в том, что многие современные дети не владеют родным русским языком. И это настоящая беда. Репетитору нужно поставить иностранную речь, а у ребенка и родная-то еще неустойчива.
Например, мы переводим фразу из учебника: First people lived in caves and wore skins of wild animals — "Первые люди жили в пещерах и носили шкуры диких животных". Ребенок седьмого класса в тупике: skins of wild animals. "Кожаные костюмы", — переводит он. Я тоже в тупике. В школе, где я училась, первобытных людей проходили в пятом классе, как и в остальных советских школах, я думаю. Как забыть иллюстрацию с палкой-копалкой? С тех пор я твердо знаю, что древние люди одевались в шкуры диких животных. Далее, если помните, в учебнике было красочное описание охоты на мамонта.
У современных детей все эти знания вытеснены фрагментированными образцами эмоционального интеллекта. Что я этим хочу сказать? Современные дети больше понимают эмоции, чем доводы рассудка. И ждут этого от взрослых. Если им удается высечь из взрослого искру, контакт удается. Это эмоции всех спектров: и негативные — взрослый не может справиться с ребенком и начинает на него кричать; и позитивные, что реже удается, — ребенок и взрослый вместе смеются и контакт между ними устанавливается. Кстати, как только контакт установлен, ребенку можно Преподавать с большой буквы. Можно ему рассказывать, показывать, он будет слушать и смотреть, можно его просить читать и писать — все будет сделано. Но вот в какой-то момент эмоции утихают, становится скучно, требуется новый взрыв. Если взрослый к этому не подготовится, он быстро истощится, перейдет на крик.
Конечно, я не школьная учительница, я только скромный репетитор. Я не учу ребенка с нуля, я только исправляю чужие ошибки. Так меня и зовут на уроки: "Вы знаете, Петя нахватал двоек по английскому. Он сам не справится. Пожалуйста, помогите". И я помогаю. Но даже таких занятий достаточно, чтобы сделать некоторые выводы. Возможно, они субъективны. Ведь мои ученики — двоечники, троечники и четверочники. Но, к сожалению, мои выводы неутешительны и нелицеприятны для современной российской школы.
Я не скажу, что мы теряем наших детей. Я вынуждена сказать, что мы их уже потеряли. Выросло поколение, которое просто неспособно учиться.
Выросло поколение, которое искренне считает, что "земля имела и имеет форму плоского диска и омывается со всех сторон величественной рекой, называемой Океан. Земля покоится на шести слонах, а те стоят на огромной черепахе".
Выросло поколение, которое ничего длиннее эсэмэсок не пишет и не читает. Пушкин, Гоголь и Тургенев — слишком сложны и однообразны. Они вытеснены из детского ума американским ширпотребом китайского производства, "танчиками", куклами Monster High в гробах, целителями 25-го уровня, свинками Пеппами, чудо-женщинами и прочим аудиовизуальным хламом.
И все это ничему не учит. Никакого развития не несет. Тотальная "фасилитация восприятия". А восприятие уже давно пора не упрощать, пришло уже время загадок и ребусов. Наступило уже. Пора, пора снова учить детей думать.
Я — скромный репетитор. Я нахожусь внизу образовательной лестницы. И, к сожалению, от меня ничего не зависит. Но когда я поднимаю глаза и смотрю на тех, кто стоит наверху этой лестницы, я мысленно прошу их изменить хоть что-нибудь в нашей системе образования. Ну хоть что-нибудь.