Продолжение.
Часть II.
В аэропорту по табло нашел рейс на Москву. В самолёте кресла были заняты, снова сидеть на коленях не хотелось, примостился в проходе между креслами, прямо на ковровой дорожке. Сквозь него ходила стюардесса, сновали в туалет пассажиры. Он же сидел в прострации. Туалет ему без надобности. Зачем он душе? Рядом мирно храпел в кресле толстячок, широко расставив ноги и закинув голову. На пальце свесившейся руки выделялся массивный перстень.
«Такой же, как у меня, - подумал Павел. И тут же поправился: точнее, был при жизни».
Неожиданно в голове всплыла дурная мысль выйти из самолета.
Он подошёл к бортовой обшивке и попробовал продавить её. Рука и часть тела легко проскользнули наружу. В завывании ветра он не почувствовал его порывов. Всё слышал, всё видел, но не ощущал.
Павел вспомнил свой первый - и единственный - прыжок с парашютом лет пять назад. Из самолёта вываливались, растопырив ноги и руки, парашютисты. Мелькали подошвы ботинок. Глядя на уносящегося в воздухе человечка, невольно думалось: вот так прыгнешь, а парашют не раскроется! И словно отгоняя эти мысли, за иллюминатором вспыхивал очередной купол парашюта, постепенно вытягивающийся в подобие колбаски.
Машина пошла на следующий круг, и наступила его очередь. Прыгнуть с парашютом - мечта детства. Жена была против такого эксперимента, мол, в молодые годы надо было на себе опыты ставить, а в сороковник такой экстрим ни к чему: сердце прихватит или давление подскочит. Он отговаривался, что парашютизм вырабатывает высокие моральные качества и укрепляет физическое состояние. На самом деле ему нужен был адреналин. А ещё преодоление чувства страха и жажда ощущения красоты полета с небес на землю.
Врач, находящийся в самолёте, взял за руку, сосчитал пульс: девяносто, вместо нормальных шестидесяти-восьмидесяти.
- Ничего! - успокоил, похлопывая по плечу.
Делать нечего, Павел уже у дверцы, ставит на борт ногу, рукой хватается за спасительное вытяжное кольцо. Легкий толчок инструктора. И вот он уже за бортом - в объятиях бездны. Свист в ушах. В глазах всё мелькает. Но твёрдо помнятся слова инструктора: «Самое опасное - раскрыть парашют сразу, у самолёта: стропы могут зацепиться за хвостовое оперение». Сердце сжалось, и возникает чувство беспомощности. Вниз страшно смотреть: всё кружится в бешеном хороводе красок.
Вспомнив технику прыжка, он наклоняет корпус и раздвигает ноги и руки, пытаясь их согнуть. Осторожно дёргает за вытяжное кольцо: парашют не раскрывается! Страх пронзает всё тело. Отчётливо видна только земля, словно на топографической карте, как лоскутное одеяло, с разлинованными прямоугольниками площадей. Мир начинает медленно, а потом всё сильнее вращаться. Страх проникает уже в самое сердце.
Похожее чувство беспомощности охватило Павла и сейчас. Пытаясь его преодолеть или что-то изменить, он подумал, возвращаясь к реальности: «Если спрыгнуть? Разобьюсь? Не должен. Меня и так нет. Я - бестелесное существо».
Он шагнул наружу. Ощущения полёта не возникло, просто навстречу неслась земля.
Мысль, что может погибнуть, не отступала. Но спасительно её глушила другая, что он и так уже погиб… Вот ведь парадокс, и разбиться-то нечему.
Приземлился он на автомобильную трассу. На Павла неслась машина. Он инстинктивно вздрогнул, не успев сделать шаг в сторону… Машина прошла сквозь него. Он ухмыльнулся: «Надо привыкать жить в новой оболочке. - И тут же спохватился: - Что за ребячество? Зря убил время. Придётся добираться на попутках».
Табличка на трассе гласила, что до Москвы двести километров. Благо, хоть голосовать не нужно. Он заскочил в первую попавшуюся машину. В «Тойоте» угрюмый мужик, лет сорока, с большим родимым пятном на щеке, жевал жвачку, что-то бурча себе под нос. Павел устроился на заднем сидении, хмыкнул про себя: «На небеса пора, а я с них на землю прыгаю. Чудак человек. Собственно, уже и не человек».
Взгляд пополз по стеклу: рядом двигалась живая лавина автомашин, взрывающаяся сигналами, рычащая моторами. Сзади требовательно сигналила пожарная машина, надеясь, что ей уступят дорогу, но все колёса ползли по своей линии, впритык друг к другу, и даже при желании не имели возможности подвинуться. Изредка водители кричали из окон, в основном, чтобы выговориться и снять накопившееся напряжение. Павел подумал, что, небось, его серебристым БМВ уже управляет другой.
Москва встречала привычной суетой. При первой же возможности Павел спрыгнул из машины и нырнул в метро. Но через сорок минут, выскочив из подземки, он попал уже в улыбающееся лучами солнце и бурлящую толпу народа. Пройдя квартал и завернув в арку, он замер.
«Вот эта улица, вот этот дом! Вот эта барышня, что я влюблен!» - вспомнились слова старой песни. Было тревожно: «Что ждет дома?»
И было странно - его телесной оболочки нет, а душа волнуется. Почему? И как?
Подъезд оставался в том же состоянии нескончаемого ремонта. Павел прошёл сквозь входную дверь в квартиру. Тихо, в кабинете преданно стоит шкаф с любимыми книгами, компьютер, за которым проходила большая часть свободного времени, кресло, телевизор. Тут не было ничего лишнего, всё использовалось строго по назначению и стояло на своих местах.
В гостиной на столе фото с траурной лентой. Люська сидит на диване с восковым неподвижным лицом, смотрит на фото, уронив обе руки на колени, на щеках слёзы. Он растерянно остановился. Раздался звонок. Вошла соседка Светка - потаскуха прыщеватая, в поношенном пёстром платье и дырявых домашних тапочках.
- Всё воду льёшь. Помер так помер. Пусть земля будет пухом, а тебе жить надо. Павлуша при жизни не раз тебе изменял. Будто не ведала?
- Знала, знала, но любила. А любящее сердце умеет прощать.
- Тютя.
Павел напрягся. Оказывается, Люська знала о его похождениях.
- У Пашки костюмы были клёвые.
Светка бесцеремонно открыла гардероб.
- Дай мне парочку, наши муженьки схожи по комплекции.
- Ты что? Это же Павлушины!
- Его уже нет. - Подозрительно посмотрев, соседка предложила: - Тогда продай за полцены.
- Дело не в деньгах.
- А бабки тебе сейчас нужны?
- Как теперь без него буду жить!
Люська заплакала. Соседка села и обняла её. Подумав, тоже заголосила.
«Что-то я проморгал на этом свете… Точнее, уже на том… Короче, в жизни», - путался в мыслях Павел. Он растерянно сел на ковер.
Последнее время они с Люсей практически не разговаривали, каждый жил своей жизнью. В отношениях между людьми есть черта, переступив которую невозможно вернуться назад.
Весь вечер Павел просидел с женой. Люся легла спать, а он примостился рядом с кроватью, на коврике, словно пёс. Всё лежал и думал, что теперь ему не одиноко, ибо знал, что одному человеку он точно дорог.
Знакомство с Люсей случилось ещё в студенческие годы. Павел вечерами разгружал вагоны на станции. После работы заходил в маленькое уютное кафе поблизости. Люся была официанткой. Стройная и хрупкая, словно тростинка, с маленькой ямочкой на левой щеке и пушком на шее. Это не было любовью с первого взгляда, но его тянуло к этой девушке. Ей он тоже нравился, у неё начинали трястись руки, когда ставила стакан молока и чашку «американо» на его стол. Она извинялась, он извиняюще улыбался в ответ. Как-то Павел столкнулся с ней у входа в кафе и неожиданно для себя поцеловал в губы. С тех пор они не разлучались. Потом появился сын.
Павел подумал, что надо бы зайти к сыну.
Утром жена проснулась, машинально встала на коврик, не замечая лежащего Павла, потоптавшись по нему, пошла умываться.
Он подошёл к окну. Такой близкий и уже далекий, на него смотрел парк со спешащими на работу пешеходами. Зайдя ещё раз в свой кабинет, Павел остановился у ванной: Люся стояла под душем, а он смотрел и любовался ею. Наверное, первый раз за последние годы.
Проводив жену до автобуса, решил заглянуть в свою бывшую компанию.
Это было очень необычно. Он прошёл рядом с охранником, прапорщиком в отставке. Гоша как всегда был бдителен. Квадратное тело, глаза неизменно подозрительны и словно ощупывают каждого посетителя, проникая под одежду. Но этим он и был ценен: мимо него ни одна мышь не проскочит. Сейчас Гоша его не видит, иначе подобострастно поздоровался бы, впрочем, как и другие охранники. Бывшего босса для них уже нет.
О нём напоминает лишь траурное фото с увядающими цветами в фойе.
Секретарь рассматривала что-то в мониторе компьютера.
Рядом на большом диване сидели двое. Видимо, новые клиенты. Один - полный, лысоватый - что-то говорил, другой - тощий, с выражением доверия на лице – кивая, слушал.
Вот и его кабинет. Никем не занят. Пока. А его детище, компания, живёт, и также из кабинета в кабинет снуют сотрудники, с бумажками и без.
Секретарь явно осунулась. Возле неё уже крутится подруга Алиса, худосочная шепелявая Алиса, в своих извечных джинсах. Порой Павлу казалось, что она и спит в них.
- Брось убиваться, Настя. Павла Алексеевича уже не воскресить, придётся без него жить, - утешала Алиса.
Павел расцвёл: приятно, что кому-то тут он нужен.
- Знаешь, что это такое, секретарь, - причитала Настя. - Ему была нужна, а придёт новый босс, и пинком под зад. Место-то хорошее.
- Не расстраивайся, ещё не скоро.
Павел вздохнул и пошёл по коридору.
В кабинете логистов шёл спор.
- Как теперь будем работать?
- Так же, как и раньше. Этот механизм, что часы. Придёт жёнушка босса, посадит сыночка или сама рулить будет, - уперев руки в бока, назидательно говорила заместитель начальника логистики, тучная Вера Ивановна.
- Не женское это дело - руководить.
- Что, думаешь сложно? Шеф сильно напрягался? К обеду приезжал, минут двадцать всем пилюли вставлял и исчезал.
- Хуже не будет, - убеждённо заявила работающая с основания компании смазливенькая кадровичка Инесса. - Может, штрафами мордовать не будут, а то в этом квартале мне два раза оштрафовали.
- А ты орден Сутулова хотела получить? Меньше на работу опаздывай, - съехидничала Вера Ивановна.
- Помолчала бы, сама то…
Между женщинами началась обычная перепалка.
Павел вздохнул. Обиды не было, он впервые наблюдал за происходящим со стороны, словно в телесериале: все видит, слышит, но не участвует.
«Лучше бы это был сон, - подумал Павел. - Была бы надежда проснуться».
В следующем кабинете - бухгалтерия. Тут тишина, лишь шелестит бумагами главбух Мария Ивановна и её команда. Мария Ивановна считает, что работает только она одна. Обижается, если вдруг слышит в разговоре слово «стерва», неизменно принимая его на свой счёт. Всегда серьёзная и пошутить может лишь про дебетовое сальдо. Подобные шутки доступны для понимания только людей с бухгалтерским образованием, но обычно смеются все - на всякий случай. Все, кроме системного администратора Павла, вечно неряшливого, с грустным взглядом красных глаз под толстенными выпуклыми стёклами очков. Сейчас он колдовал за компьютером пухленькой Светы, а та смиренно стояла за его спиной.
«Я уже лишний на этом празднике жизни», - вздохнул Павел.
При выходе из здания по привычке приостановился, пропуская в дверь женщину, но она прошла невозмутимо сквозь него.
Невесело улыбнувшись, Павел поехал к сыну.
Окончание истории читайте здесь.
Свидетельство о публикации №218012801746