О сексизме в науке, декоративно-косметической функции женщин в офисах и вопросах существования феминизма в СССР отделу науки рассказал Кирилл Мартынов, доцент Школы философии НИУ ВШЭ.
Истоки российского феминизма
Идеи феминизма циркулируют на Западе со времен античности. Еще Платон рассуждал о том, что женщины могут быть в числе правителей идеального государства. А вот в Россию подобные идеи проникли только после эпохи Петра I — и именно они привели к тому, что на троне появилась женщина. Конечно, Екатерину II вряд ли можно назвать феминисткой, но она самой своей фигурой абсолютного монарха-«матушки» демонстрировала своеобразную оппозицию патриархату.
К концу XIX века Россия уже была способна читать и обсуждать тексты, посвященные правам женщин, например трактат Джона Стюарта Милля «Подчиненность женщин» (1869).
В России существовало сильное социалистическое революционное движение, которое среди прочего ставило целью добиться равноправия женщин: подчиненность женщин власти мужчин рассматривалась в нем как частный случай подчиненности индивидов тираническому государству. Именно представительниц этого революционного движения можно назвать первыми российскими феминистками.
После революции 1917 года в нашей стране было принято самое прогрессивное в мире законодательство, касающееся равенства полов. Женщины получили право на развод, право на аборт и полные избирательные права — по состоянию на 1918 год ничего подобного в мире не было даже в США и Западной Европе. При советском правительстве действовали специальные комиссары, курировавшие «женский вопрос». На повестке дня у них была борьба с неграмотностью среди женщин, половое просвещение, а особенно ранняя советская власть прославилась борьбой с «кухонным рабством» — под этим лозунгом обсуждалась необходимость избавить женщину от неоплачиваемого домашнего труда. Здесь нельзя не вспомнить Александру Коллонтай — наркома государственного призрения и первую женщину-министра в истории.
В первые годы существования советской власти в обществе велись порой довольно смелые и странные дискуссии — например, об уничтожении института семьи как пережитка классового общества. Эта дискуссия сворачивается в 30-е годы, когда начинается возвращение к патриархальным ценностям. Тем не менее новая роль советских женщин закрепляется с началом Второй мировой войны: мужчины уходят воевать, а женщины занимают их места на фабриках и заводах и получают большую самостоятельность, чем когда-либо. Романтическим и сентиментальным отражением этого процесса можно считать судьбу Вероники, героини фильма Михаила Калатозова «Летят журавли».
«Хотим назад на кухню»
В 70-е годы советские женщины, попробовавшие странную отечественную модель гендерного равенства, в которой оба супруга работали, но при этом женщина все равно брала на себя большую часть домашних дел, начали вновь мечтать об идеале буржуазной семьи. Такой, где мужчина зарабатывает на жизнь, а женщина обеспечивает домашний уют и отказывается от социальных амбиций. Женщины захотели снова «за каменную стену», именно в этот момент появляются фильмы вроде «Служебного романа» и «Москва слезам не верит». Главные героини кинокартин чувствуют себя неполноценными без «нормального» мужчины. «Служебный роман» вообще представляет собой потрясающую историю превращения современной амбициозной женщины-руководителя в домохозяйку, причем ей приходится еще исправлять свои «недостатки» и «учиться женственности».
Ближе к концу Советского Союза пресса наполнена публикациями о преимуществах патриархальной семьи: работящий мужчина и его верная супруга, в руках которой остается дом. Перестроечная пресса и общество свели гендерный вопрос к лозунгу «Хотим назад на кухню».
В целом Советский Союз имел характерные черты общества модерна, где у женщин были права, как формальные, так и реальные, но при этом обладал также некоторыми признаками тоталитарного государства, где общественная жизнь контролировалась государством, а последнее ассоциировалось с властью партийных лидеров-мужчин. Женщины, с одной стороны, были, конечно, свободнее, чем в патриархальном, например викторианском, обществе, но с другой — их жизнь, как и жизнь советских мужчин, была регламентирована набором допустимых в обществе развитого социализма практик.
Феминизма в западном смысле слова в СССР не существовало, поскольку это противоречило программе КПСС. Ярких диссидентских групп, связанных с феминистским движением, тоже не было: «женский вопрос» в послевоенный период считался разрешенным и находился на периферии общественного сознания. Итогом стало закрепление парадоксальной ситуации: с женщин не была снята обязанность по воспитанию детей и приготовлению обедов, но при этом они еще и работать должны были. В России до сих пор считают, что в семье, где работают оба супруга, заниматься трудоемкой домашней работой должны именно женщины — потому что так всегда было. Логика того, что работающая женщина приходит после смены и готовит своему мужу борщ, — чисто советская.
Сексуальная революция пришла в СССР с опозданием — вместе с перестройкой — и не успела привести к глубоким социальным трансформациям, то есть сексуальная свобода в узком смысле слова в нашем обществе существует, а вот идея гендерного равенства все еще дискутируется как спорная. Вероятно, это неудивительно:
в 90-е годы людям нужно было выживать, а не менять привычную модель гендерных отношений. Бремя выживания, кстати, легло в основном на женские плечи — именно женщины готовили домашние обеды в «лихие годы», и они же скорее соглашались на непрестижную грязную работу: например, инженер с высшим образованием шла продавцом в коммерческий киоск или подрабатывала уборщицей, чтобы прокормить семью.
Современное российское общество продолжает оставаться до смешного сексистским, однако в нем начинают обсуждаться гендерные проблемы. Феминистки в современной России делятся на три группы: академические исследователи, которые пишут работы в рамках gender studies, просветительницы, которые публично высказываются по гендерным вопросам, и радикальные феминистки, которые считают, коротко говоря, что мужчины и патриархальное российское общество неисправимы.
Женщины в Третьем рейхе
Гораздо проще выглядит история женщин в Третьем рейхе. Идеология нацистов не ставила перед собой задачу освобождать женщин, напротив, они считали, что у женщины есть отведенная ей природой естественная роль — матери, хранительницы очага. Программа нацистов предполагала, что женщин нужно исключить из общественной жизни, куда они начали активно проникать после 1918 года, в Веймарской республике. Фюрер, разумеется, мог быть только мужчиной, и все ключевые посты в нацистской партии принадлежали мужчинам. Примечательно при этом, что более 60% избирателей Гитлера на выборах 1932–1933 годов были женщинами: риторика нацистов, обещающих порядок и национальное возрождение, оказалась для них притягательной, даже если одновременно им предписывалось занять подчиненное, «традиционное» положение в обществе. Это поучительный случай притягательности патриархата для его потенциальных жертв — сюжет, описанный в литературе, например, в довольно радикальном виде у поэтессы Сильвии Платт.
После 1933 года нацисты принимают жесткое репродуктивное законодательство — они, как и Сталин, криминализировали аборты. Правительство нацистов к тому же начало первым в мире систематически бороться за здоровый образ жизни граждан — у них для этого были основания, связанные с идеей расовой чистоты. Без сексизма тут тоже не обошлось, и в Третьем рейхе действовали особые правила, ограничивающие продажу табака женщинам.
В целом эта история показывает, что социальные институты и социальные нормы являются довольно пластичными: Германия за несколько десятилетий прошла путь от «распущенности» Веймарской республики через радикальный патриархат нацистов к новому послевоенному освобождению. Общество, подарившее женщинам свободу, оказалось способным эти свободы быстро свернуть, и наоборот. В этом контексте не такой уж фантастикой должен выглядеть скандальный роман «История служанки» Маргарет Этвуд — написанный в 80-х, он рисует антиутопию, связанную с новым наступлением радикального сексизма в западном мире.
После денацификации немцы стремились демонстрировать свое отличие от прежнего режима, и поэтому к 80-м годам в ФРГ гендерному равенству уделяли особенно много внимания. Как и во всем развитом мире, немецкие женщины активно выходили на рынок труда и тем самым впервые в истории получали экономическую независимость от своих родителей или мужей. Превращение женщин в наемных работников привело к быстрому росту экономики, росту производства и потребления.
Экономический фактор, пожалуй, был ключевым для стремительного внедрения идеи гендерного равенства.
Там, где экономика развита хуже, а институт частной собственности является слабым (например, в России или в арабских странах), феминизм имеет гораздо более узкую социальную базу. Впрочем, даже в исламском мире, в таких странах как Иран, сегодня присутствует заметное феминистское движение.
Бородатые профессора-сексисты
Проблема гендерного неравенства существует в научном мире. Около 70% профессоров на ключевых позициях во всем мире — это мужчины. Любопытно, что, по статистике, меньше всего женщин-профессоров в философии — это консервативная дисциплина, и в общественном сознании образ философа продолжает ассоциироваться с бородатым лектором.
Научный авторитет — это одна из разновидностей политического авторитета, и именно на примере науки можно понять, что такое патриархат. Исследования показывают, что одни и те же тезисы, озвученные преподавателем-мужчиной и преподавателем-женщиной, воспринимаются смешанной аудиторией по-разному.
Мужчина выглядит более авторитетным, более респектабельным, к нему чаще готовы прислушиваться. А про женщин-лекторов студенты часто говорят: «Ее лекция была поверхностной и необъективной». В компетентности женщин-лекторов сомневаются намного чаще, чем в компетентности профессоров сильного пола.
Сексизм не является выдумкой феминисток, и это становится очевидным, если мы, например, посмотрим на историю присуждения Нобелевских премий или на систему оплаты труда ученых, или на то, кому отдаются ведущие позиции в университетах. Типичная дискриминация: женщина-исследователь не получает премию за открытие, которое она сделала в команде с мужчинами. Считается, что ее работа носила вспомогательный, второстепенный характер — женщина в лаборатории до сих пор воспринимается больше как обслуживающий персонал, чем как самостоятельная исследовательская единица.
Читайте больше интересных и полезных статей на канале "Gazeta.ru". Жмите сюда, чтобы подписаться.