Чтобы познакомиться с Тамарой Ерохиной-Евладовой, мы отправились из Москвы в Тарусу
Собственно говоря, вся эта история началась со снежинок. Они падали с вечернего неба цвета индиго и каждая из них была особенная. То есть ни одной одинаковой — как в природе!
Текст: Лада Клокова, фото: Александр Бурый
Вокруг ярким праздником бурлил переполненный туристами летний Арбат, а мы все не могли оторвать взгляд от нескольких картин, выставленных в ряду сотен других на продажу. На одной задорные румяные ребятишки кувыркались в снегу и лепили снеговика. На другой — шумела веселая Масленица, скакали ряженые, кружился хоровод и пыхтел большой самовар. На третьей — неслась лихая тройка, оставляя в клубах снежной пыли собор Василия Блаженного. А вот красавица-селянка и первый парень на деревне оседлали... петуха и летят в ночное небо, не оглядываясь на оставшиеся внизу засыпанные снегом избы... И почти на каждой из этих картин — множество крупных изумительных снежинок. Они выписаны с такой любовью и тщательностью, что трудно представить, как художнику хватило терпения и фантазии создать это чудо...
Домой мы вернулись с "Крещением" и "Петухом". Специально рассматривали работы чуть ли не с лупой, пытаясь найти две одинаковые снежинки. Пустые старания.
Зато разыскали художницу, создающую эти удивительные работы. И чтобы познакомиться с Тамарой Ерохиной-Евладовой, отправились из Москвы в Тарусу.
Городок этот часто называют то Русской Швейцарией, то Русским Барбизоном. И то, и другое справедливо: места здесь удивительно красивые, а художников, писателей и поэтов в Тарусе всегда было в избытке: Марина Цветаева, Василий Поленов, Виктор Борисов-Мусатов, Константин Паустовский, Иосиф Бродский, Василий Ватагин, Белла Ахмадулина. Всех не перечислишь. Но и названных для такого крохотного городка, как Таруса, более чем достаточно...
ТАРУССКИЙ МИР
Тамара Николаевна работает дома, так что пришлось напроситься в гости. Светлая комната — она же мастерская — заставлена картинами. На подоконниках и на столах — роскошные цветущие орхидеи: белые, "веснушчатые", сиреневые, пурпурные...
— Я очень цветы люблю. Что ни посажу — огромный куст вырастает, — улыбается Тамара Николаевна. — Я потом все куда-то раздаю, отдаю всем, кто хочет. У меня здесь даже пальма большая выросла. И монстера. Весь угол занимала, пришлось расстаться. А как-то одно вьющееся растение у меня разрослось так, что закрыло весь потолок. Я его к потолку невидимками прикалывала. Гости приходили и сомневались: настоящее ли оно?
Любовь художницы к цветам трудно упустить из виду. И дело не только в орхидеях. По всей квартире стоят вазы с засушенными букетами. Причем цветы в этих букетах, как ни странно, почти не потеряли окраску. Вот розы, к примеру, вообще стоят как живые. Добиться этого несложно, объясняет Тамара Николаевна. Нужно просто перевернуть букет венчиками вниз и повесить сушиться в тень. "И всё", — снова улыбается художница.
Кстати, вот это "и всё" потом еще не раз прозвучит в нашем разговоре: кажется, Тамара Николаевна всерьез считает, что писать замечательные картины, печь удивительные пироги и мастерить чудесные игрушки — это очень просто. И всё!
— Тамара Николаевна, откуда взялись эти снежинки на ваших картинах?
— Честно говоря, не знаю. Я родилась на Урале и очень хорошо до сих пор помню свои детские ощущения: скрипучий белый снег, чистое небо с яркими звездами. Мама работала воспитателем в детском садике. И одно из самых ярких детских воспоминаний такое: мама везет меня ночью после воспитательской смены домой на санках, я лежу на спине и смотрю на небо со звездами. А с неба падают снежинки... Это было потрясающе.
— Но как же у вас так получается: ни одна снежинка непохожа на другую?
— Я об этом не задумываюсь. Рисую и рисую. Они почему-то сами такими разными получаются.
— Вы, наверное, с детства рисовали и вас отдали в художественную школу?
— Рисовала я действительно с детства. Но ни в какую художественную школу не ходила. Мы жили очень скромно, у меня не было ни красок, ни кистей. Как, впрочем, и у многих других детей. Мы рисовали мелками или осколками кирпича на асфальте. Или просто палочками на земле. А зимой я любила лепить из снега разные фигурки: гуся, петушка, кота какого-нибудь.
Когда мне было 12 лет, родители переехали в Курскую область, в Железногорск. Это такой промышленный город, заводы, рабочие... Мне там совсем не понравилось. И вот в 15 лет я решила поступать в Абрамцевское художественно-промышленное училище. О нем я узнала из "Комсомольской правды": увидела в газете объявление о наборе учащихся. Это был 1972 год. Мама очень удивилась. "Ты куда собралась? Ты что?" А я ее начала упрашивать: "Мама, ну, пожалуйста, я очень хочу попробовать".
Тогда она решила меня напугать, говорит: "Но художники же так бедно живут, многие из них спиваются..." А я ответила: "Ну и пусть!" В общем, мама поехала со мной в Абрамцево.
— И вас взяли? Без всякой подготовки?
— Взяли. Это я сейчас с ужасом думаю: какая же это была авантюра! Поехала экзамен сдавать, не имея даже красок... И, как ни странно, поступила. Меня взяли на отделение художественной керамики. И началась совсем другая жизнь. Художники! Абрамцево! Музеи! Это было замечательное время. Учиться мне очень нравилось. И для меня те четыре года в Абрамцево были очень счастливыми. До сих пор их вспоминаю.
— А как ваши родители отнеслись к тому, что вы поступили в Абрамцево?
— Радовались. Хотя переживали, долго не решались отпустить меня, мне ведь было только 15. А жить надо было в общежитии.
После училища я очень хотела попасть по распределению в Великий Новгород, потому что там я проходила практику на фарфоровом заводе, и мне очень понравилось расписывать фарфор. Мне повезло, я и поехала в Новгород. Проработала на Бронницком фарфоровом заводе "Возрождение" три года — и это тоже было счастливое время. На заводе делали не посуду, а сувениры. Все это было очень интересно. Бывало, засидишься на работе допоздна, остаешься ночевать на заводе, иногда даже на рабочем столе спала. У нас был дружный коллектив, вместе ходили в походы, ездили на рыбалку. Там ведь природа потрясающая.
А потом меня тоска взяла, захотелось нового. Стало ясно, что надо что-то менять. Но куда ехать? Вернулась к родителям в Железногорск, где как раз открывалось художественное училище. Я попробовала преподавать там и поняла — не мое. Стала искать дальше. Обратилась даже к своей учительнице из Абрамцево — мы, кстати, с ней до сих пор общаемся, по скайпу — с просьбой помочь найти что-нибудь интересное. И тут неожиданно меня приехала навестить подруга, работавшая в Тарусе художником. И стала меня с собой звать. Я подумала: надо съездить и посмотреть. И вот мы приехали в город, я только поднялась по этой нашей горе и сразу сказала: "Ой! Это мое!" Я поняла, что хочу жить именно здесь. Сразу вросла, с корнями. Знаете, тут даже дома другие. Это не высотки или обычные пятиэтажки, разбитые на одинаковые микрорайоны: девятый, десятый, пятнадцатый... У нас здесь Салотопка, у нас здесь Курган... А еще у нас здесь говорят: "в город". "В город" — это значит вниз, с горки. А "пойти наверх" — это значит отправиться в новый район... Вот такое чудесное место.
— И сколько лет вы уже живете в Тарусе?
— Тридцать пять.
— И по-прежнему считаете, что это — ваше? Нет искушения уехать куда-нибудь?
— Ой, нет! Это еще больше стало "моим". Я даже своих сына и дочь называю "тарусята". Хотя правильно, конечно, говорить "тарусянин" и "тарусянка". Вообще, у нас тут свой, тарусский мир.
— А какой он — этот тарусский мир?
— Первое слово, которое приходит на ум, когда я слышу это словосочетание, — "теплый". Еще — сердечный. Знаете, я вот заметила: когда приезжаю в большие города и говорю, что я из Тарусы — это действует на людей как какой-то пароль, что ли. Как только сказала "Таруса" — на меня уже по-другому смотрят. Потом обычно спрашивают: а вы что, там еще живете? Я отвечаю: конечно, а где же мне еще жить? Они удивляются: как это "где"? Мест разве мало? Мест-то много, только зачем они мне, если я и так живу в раю?
— Чем вы стали заниматься в Тарусе?
— Расписывала керамику на заводе, преподавала в художественном училище, работала в галерее...
Нет, не с того я начала. Ведь первые года три мы жили на ватагинской даче! И я познакомилась со всеми Ватагиными (В.А. Ватагин, известный российский и советский график и скульптор, профессор и педагог. — Прим. авт.): тогда еще была жива Ирина Васильевна — дочь Василия Алексеевича. Естественно, к Ватагиным приходили в гости все тарусские знаменитости: Бирштейны, Браговские... Общение с такими людьми дало мне очень-очень много...
А когда я работала в галерее, ко мне стали приходить дети художников. У нас же здесь много художников, каменщиков, резчиков, керамистов, поскольку в Тарусе была база Научно-исследовательского института художественной промышленности. Я до сих пор с детьми с удовольствием работаю. Приезжают сюда семьи на лето — отдыхать, и я занимаюсь с детьми дачников.
— Тамара Николаевна, а трудно, наверное, учить рисовать?
— Напротив. Я всегда и всем говорю, что научить рисовать можно всех. Причем в любом возрасте.
— Не может быть!
— Может.
— А если у человека нет никаких способностей?
— А на это не нужно обращать никакого внимания. Вот ведь каждый человек пишет, правда? Пишет. А разве написанное — это не рисунок?
Просто не нужно концентрироваться на том, есть ли способности, нет ли способностей. Надо просто незаметно направлять человека. Люди зачастую просто не знают, что они умеют. А на самом деле все всё умеют. С детства все всё умеют. Человек же в детстве как глина, и вопрос, кто и что из него вылепит...
Конечно, уровень творчества — это уже другой вопрос... Но ведь не всем же быть гением по имени Леонардо да Винчи. Не каждого Боженька целует... И я тоже не Леонардо да Винчи, я где-то там в своей нише, на своем скромном уровне. И отдаю себе в этом отчет.
— То есть вы считаете, что художник должен четко и честно осознавать уровень своего творчества и таланта?
— Конечно! Это просто обязательно. Не принижать и не завышать. А трезво оценивать. И всё!
620 КАРТИН
Со стены за нами наблюдает добрый задумчивый ангел, написанный художницей, у ног хозяйки сидит, помахивая хвостом, забавная такса Мара, а за стеклом внушительного аквариума медленно курсируют какие-то странные миниатюрные акулы.
— Это не акулы, — смеется Тамара Николаевна, — это акульи сомики. Они не хищные. Купила их совсем маленькими, а они все растут и растут. Я им уже третий аквариум меняю — каждый раз все больше и больше.
Еще один аквариум находится на кухне. В нем живет одиннадцатилетняя золотая рыбка.
— Она в детстве была вот такая маленькая и черненькая. Она называлась "черная комета", и мы ее именно потому и купили, — рассказывает Тамара Николаевна, причем слово "детство" она произносит без тени иронии, и становится ясно, что рыбка — тоже член семьи, как такса и сомики. — А потом стали появляться золотые пятна, их становилось все больше, и теперь она вся — золотая!
— Тамара Николаевна, а как вы сами определяете стиль, в котором создаете вот эти удивительно добрые картины? Такое ощущение, что вы в своем творчестве вобрали и переплавили все: и лубок, и народные игрушки, и различные виды народной росписи...
— А так и есть, наверное. Я ведь и матрешек раньше расписывала, и фарфор, и сувениры. И народным костюмом занималась. Я все это изучала, много читала по теме. Есть у меня и любимые художники, картины которых я разбираю и учусь. Ну и потом, я дружила с Ириной Васильевной Ватагиной, а она писала и реставрировала иконы. Она по профессии реставратор. Она же и научила меня реставрировать иконы. Это был еще один отрезок моей жизни. Позже я писала орнаменты в нашей Воскресенской церкви. Кстати, батюшка там — это мой ученик, отец Александр... Потом это как-то вот так трансформировалось. Я не знаю, почему получилось вот именно так. Оно просто так получилось. И всё...
— А каких художников вы любите?
— Брейгеля люблю. Очень люблю Леонардо да Винчи, особенно его карандашные рисунки. Васнецова, Билибина, Врубеля, Филонова люблю. И Константин Васильев мне нравится.
— А сколько картин в этом своем стиле вы написали? И как все-таки вы его сами определяете?
— Меня многие пытали про стиль. Я его никак не определяю. Я его называю просто: "веселые картинки". А написала я их 620.
— Где же они все?!
— Почти все за границей. Их в основном иностранцы покупают.
— Вот как...
— Нет, наши, конечно, тоже покупают. Вот у нас здесь одна женщина приезжает отдыхать, у нее в Тарусе дача. А я ведь сдавала свои картины и в местный магазин. Так вот она скупила в этом магазине все мои работы и попросила продавщиц, чтобы они нас познакомили. Нас познакомили, она пригласила меня к себе в гости. Оказалось, у нее на втором этаже вся стена завешана моими картинами. И она мне рассказала, что очень сильно болела. И, по ее словам, она приходила, ложилась на диван под эти картины и рассматривала их. И они ей помогли поправиться, потому что, как она сказала, картины — очень добрые и оптимистичные. Эта история меня тогда очень сильно удивила.
— А меня эта история как раз не удивляет. Ваши картины действительно очень добрые и немного... чудные...
— Да? Я рада, что вы так думаете. С другой стороны, мне часто кажется, что соседи меня за чудачку держат... Понимаете, я ведь даже пробовала писать что-то... ну, вот, серьезных ангелов, к примеру, пробовала писать. Не получается...
— Зачем вам писать серьезных ангелов? Ведь ваши "веселые картинки" радость людям дарят.
— Ну, они, естественно, не всем нравятся. Вот у меня была выставка в Центральном доме художника в Москве, на которой я выставляла как раз свои "веселые картинки". И я наблюдала за посетителями: одни подходят, смотрят на картины, и у них лица сразу светлеют, люди улыбаться начинают. А другие... Смотрят — и видно, что мои картины их раздражают...
ИНТЕРЕСНО ЖИТЬ
— Тамара Николаевна, а почему вас соседи считают чудной?
— Ну ведь художники — они все чудаки, разве нет? Знаете, я как-то раз купила себе пальто. На три размера больше, чем нужно. Но оно мне так понравилось — такой яркий чистый цвет! И вот иду я в новом пальто, довольная. А навстречу мне соседка. И я ей говорю: "Вот, Таня, купила себе новое пальто замечательное!" А она на меня посмотрела внимательно и отвечает: "Нет, ну вам-то, художникам, такое можно носить. Но я-то такое носить не могу". И дальше пошла. А я стою и думаю: "Ну и хорошо. Художникам можно. И всё!"
Правда, иногда я все-таки стараюсь посерьезнее быть. Бабушка же уже. Да и учительница вообще-то... А потом забываю об этом и иду с малышами на горку — на санках кататься.
— А вот во дворе вашего дома раскрашенная яркими красками детская площадка — не ваших рук дело?
— Наших. Это мы с дочкой Лизой — она у меня тоже художница — вместе раскрасили. Чтобы веселее было. Бабушки из нашего дома все хотели мне денег дать на краски. Ну что я у них — деньги брать буду? Тем более нам сын очень помогает. Он в Москве сейчас работает.
А еще тут за домом заросший пустырь был. Когда родилась внучка Ульяна, я много с ней гуляла. И вот хожу по пустырю и думаю: ну что ж так заброшено-то все? А давай-ка сделаю я тут клумбу. Ну и стала там копаться. Соседи спрашивают: "Что ты там копаешься?" Я объяснила, что клумбу хочу разбить.
— Разбили?
— Конечно. Еще и кормушку для птиц сделали.
— А соседи-то, когда узнали про клумбу, пришли помочь копать?
— Нет.
— Понятно. Что у вас следующее на очереди?
— Подъезд вот хочу раскрасить. Стены унылые какие-то.
— Тамара Николаевна, а это правда, что вы везде мусор собираете?
— Да, правда. Я поэтому везде с собой пакеты ношу. Я собираю мусор и отношу в помойку. Ну а как же? Ну вот, идем мы, к примеру, на речку. А там бутылки на берегу валяются. Разве это нормально?
— Нет, конечно.
— Или вот у нас тут компании всякие собираются. Сидят, курят, пьют, мусорят. Но ведь за собой-то не убирают. Я и объявления с просьбами не мусорить вешала, и разговаривала с ними, и корзины ставила...
— Какие корзины?
— Обычные, для мусора. Я их прошу всегда: ребята, не надо мусорить. У них один ответ: это не мы. Ну, говорю им, значит, это я тут мусор накидала. Что ж, получается — мне и убирать. Понимаете, кто-то же это должен сделать! Это лучше, чем идти мимо и ворчать, а потом сидеть у себя дома в чистоте и уюте и рассуждать о любви к Тарусе.
— Похоже, вы действительно очень любите Тарусу...
— Очень люблю. Она мне просто необходима, вряд ли я смогла бы теперь жить без Тарусы.
— А как вы думаете, смогли бы вы рисовать такие картины, если бы жили не в Тарусе?
— Думаю, нет. Вот вы говорите, что картины мои добрые, оптимистичные... Но ведь мы тут так и живем в Тарусе. У нас здесь такой стиль жизни и такие отношения. Здесь никто никуда не торопится, здесь все очень спокойно, по-доброму. Вот я с утра выхожу с собакой погулять. Не спеша. Нужно выйти, посмотреть, какая погода, что да как, что с лужами у нас сегодня... И еще здесь все подвержено природным ритмам. К примеру, знаете, какое одно из самых важных событий в Тарусе?
— Какое?
— Ледоход на Оке. Неважно, кто ты и кем ты работаешь. Но если ты в Тарусе, ты обязательно пойдешь смотреть, тронулся лед или нет. А Рождество? А выставки тарусских художников? А Рихтеровские вечера? У нас тут жить очень интересно.