Помнится, в Пруссии к нашему командиру роты подошли несколько конвойных, которые гнали колонну немецких пленных. Один из них и говорит: «Браток, выручай! У нас в конце колонны несколько фрицев еле-еле плетутся и тормозят нам движение. Забери их, ради бога, куда нибудь...» Ну, наш комроты сразу смекнул, о чём идёт речь, и приказал отделить этих инвалидов от основной колонны.
Их отвели в сторону и, конечно, в нашей роте сразу нашлись желающие заставить их покинуть земные пределы. Это был единственный случай, когда мне довелось увидеть своими глазами расправу над немецкими военнопленными. К их чести, они не просили о пощаде перед тем, как покинуть нас окончательно и бесповоротно. Когда всё было кончено, мы оставили их в придорожной канаве, и пошли дальше. Ничего необычного в этом по тем временам не было, так как на немецких военнопленных все успели насмотреться сполна. В Чехословакии они сдавались в плен тысячами, и наши офицеры уже толком не знали, что с ними делать. Их было слишком много.
После войны мне довелось прочитать о том, как проходила тегеранская конференция, в которой принимали участие Рузвельт, Черчилль и Сталин. Так вот, во время знатного обеда Сталин предложил тост за то, чтобы 100 тысяч немецких офицеров отправились к праотцам и в глубину веков. Однако Черчилль прекрасно знал о том, что в начале войны творилось в той же Катыни, и среагировал моментально. Он сказал: «Если так, тогда выведите меня прямо сейчас в сад и сделайте все, чтобы я нашёл в нём свою погибель.
Рузвельт попытался разрядить неприятную тишину, которая повисла над щедро накрытым столом. Он перевёл всё в шутку и заметил, что эти 100 тысяч могли бы остаться и на поле боя, будучи отошедшими в лучший, чем этот, мир. Но это была скверная шутка... Позже, в тот же день, Сталин и Молотов попытались убедить Черчилля в том, что они «просто хотели пошутить», но Черчилль до конца дня остался в весьма мстительном настроении и скверном расположении духа.