Из дневников Анатолия Черняева – заместителя заведующего Международного отдела ЦК КПСС (1970-1986 гг.), помощника Генерального секретаря ЦК КПСС и помощника президента СССР Михаила Горбачёва (1986-1991 гг.). См. предисловие здесь
16 декабря 1978 г. В четверг неожиданно был вызван на Политбюро. Обсуждался вопрос о публикации статьи против книги «СССР и мы» и др. Председательствовал Брежнев. Первым вопросом шли итоги переговоров с Саддамом Хусейном – вторым человеком в Ираке. Но не в этом дело... Главные мои впечатления:
- полная недееспособность Генерального, он часто не понимает, не ухватывает сути дела...;
- ясность мысли и владение материалом других стариков из Ареопага (Косыгин, Устинов, Суслов);
- просительный, но настойчивый и заинтересованный (не равнодушный) характер выступлений участников, которые подчас могут оказывать влияние на исход обсуждения, хотя по всем вопросам решение заранее подготовлены и «согласованы» с Генеральным;
- огромная и опасная роль помощников, особенно Александрова, который очень субъективен, категоричен, самоуверен, а теперь и зарвался в обстановке непререкаемости.
Брежнев, открывая каждый вопрос, зачитывает «своё» мнение по бумажке, подготовленной Александровым. Читает косноязычно, невнятно, - такое впечатление, что он сам не понимает смысла читаемого. Этим уже предопределяется решение. Однако, к счастью, не всегда. Потому, что потом начинается свободное, без бумажек (хотя и с ведомственным оттенком) обсуждение, ход которого Главный явно не улавливает, а потом (так было несколько раз) беспомощно спрашивает: «Так что же мы решаем?»... В такие моменты к нему подбегает Боголюбов (зам. Общего отдела, зам. Черненко) и подсовывает, по-видимому, уже сформулированный итог – «решение». Надо сказать, что Генеральный не настаивает на своём первоначальном мнении, изложенном по бумажке Александрова. Легко соглашается с итогом, который складывается из обсуждения. В этом – его природная мудрость. Но тем не менее. Ведь «возражают» только в крайнем случае, только, если бумажка Александрова далеко выходит за пределы разумного или возможного, или уж слишком бьёт по «интересам» какого- нибудь большого ведомства.
Итак, Саддам Хусейн. Из бумажки Александрова, к счастью, очень короткой, можно было понять, что Брежнев резко сказал о репрессиях против коммунистов. Но в ответ на «разъяснения» Хусейна ничего вроде не последовало. Подчеркнул заявление Хусейна: мол, какая бы обстановка ни сложилась, даже военная, мы (Ирак) всегда будем вместе с вами (СССР). (Что это значит, правда, не очень ясно. По моему обычная восточная хитрость, чтоб побольше из нас вытянуть). И в целом: у Брежнева отношения с Ираком развиваются нормально.
Затем ясно и просто, с логикой и оценками, с нужными акцентами говорил Косыгин о своей встрече с Хусейном в Москве. Он, видно, по-настоящему врезал Хусейну за репрессии против коммунистов. А когда тот стал разъяснять, что мол, их гонят не за то, что они коммунисты, а за то, что они работают в армии, Косыгин ему твёрдо, по-коминтерновски, сказал: вы встретьтесь с КП, с руководством, а не через посредников – ведь у вас «патриотический» или какой там общий фронт, и договоритесь о порядке, и пусть каждый соблюдает. А если вы и впредь будете истязать людей, то мы на это равнодушно смотреть не будем. Учтите!
У Косыгина сложилось впечатление, что Хусейн не привёз определённой программы просьб. И вопросы ставил не нажимисто, не так, как сирийцы: мол, если не дадите то-то и то- то, и тогда отношения между нами в целом встанут под сомнение... Однако, согласившись в целом, что иракцы вели себя менее нахально, чем сирийцы, Устинов изложил подробности, которые очень характерны. Дайте, мол, нам новейшие танки Т-72 и не несколько, а 500 штук! «Старые» нам не нужны. Дайте нам ракету типа американской «Першинг» (земля-земля, на 800 км.). «Нет у нас такой, - говорит Устинов Хусейну,- у нас такая только атомная». «Есть, - отвечают иракцы. - А под простой заряд мы её сами приспособим». Вот так, говорит, мы и препирались. Или: дайте нам новейшую 8-ми дюймовую гаубицу. (И откуда знают, удивляется Устинов). Говорю, – нет у нас такой. Есть, - возражают иракцы. И т.д.
Его рассказ вызвал возмущение. Раздались голоса: надо с ними пожёстче. Однако, Громыко и Андропов призвали учесть при этом, что если вообще откажемся давать им что-либо, особенно сирийцам, они пойдут на разрыв. А «старье» они, действительно, брать не будут. Брежнев заметил по этому поводу: давать что-то нужно, но при этом подчёркивать, что «даём не для нападения». Я, мол, это и Хусейну сказал.
Любопытный спор развернулся между Косыгиным и Устиновым по другому вопросу – о подготовке строительных кадров в профтехшколах и училищах. Какие-то льготы предусматривались в проекте для того, чтобы притянуть молодёжь в эту отрасль, столь сейчас необходимую - в том числе отсрочку на 2 года от военной службы по окончании. Против этого категорически выступил Устинов (в отличие от других, выступая он всегда встаёт и идёт к столу председательствующего, приговаривая каждый раз: «чтоб слышно было»). При той демографической ситуации (рождения 1960-61 годов), кто тогда будет служить в армии, во внутренних войсках? - апеллирует он к Андропову. Косыгин спокойно, но твёрдо возражает: я не предлагаю ведь, чтоб совсем их освободить от службы, но если мы их сразу после учёбы на 2-3 года отрываем от профессии, они её фактически теряют, их потом заново учить приходится. Пусть 2 года поработают, а потом – в армию, можно в спецстроительные части и т.п.
Устинов: Ну, а в эти вот 2 года, кто будет служить, кем мы будем заполнять контингент. Речь ведь не о увеличении, а о поддержании только на нынешнем уровне.
Косыгин: А кто будет работать? Кто будет выполнять планы? Кто будет строить в нечернозёмной зоне, программы которой мы не выполняем именно потому, что нет людей на стройки?
Косыгина поддержал Соломенцев. Видно было, что многие сочувствуют ему. Новый секретарь Горбачёв подбежал к Брежневу, что-то показывая ему в папке. Слышно было, что он произносит слова: «колхозстрой»... Андропов встал на сторону Устинова. Вмешался новый член ПБ Черненко. Мол, пусть Совет министров изыщет ресурсы для призыва в армию за счёт «перераспределения». И тогда можно будет пойти навстречу. Вот тут-то Брежнев вновь сказал (хотя по бумажке он уже прочёл вначале, что проект важен и что его надо одобрить): «Так что же мы решаем?» Решили вернуть проект Совмину на доработку. Суслов и Кириленко во время всей этой бурной дискуссии не произнесли ни единого слова.
Наш вопрос – о книге «СССР и мы». Брежнев зачитывает, что мол, важно и хорошо, мол, подготовлено. Но опубликовать надо в журнале «Коммунист»... [Я предвидел это. Зав. сектором Зуев предупредил меня, что накануне звонил ему Александров, очень хвалил статью, но заявил, что решительно будет настаивать на том, чтобы публиковать в «Коммунисте», а также и в «Новом времени». Первым моим движением было, когда я узнал об этом, - позвонить ему и изложить мотивы, по которым Б.Н. (Пономарёв) и Отдел выбрали всё-таки «Новое время». Но тут же остановил себя – ещё один скандальный с ним разговор, а результат будет тот же. Между тем, Б.Н. с нами обсуждал эту проблему не раз. Мы прикидывали и так и эдак. Сами склонялись к «Коммунисту». Но остановились на «Новом времени» – и не только из-за лёгкости и «естественности» распространения во Франции и вообще за границей. Но, главным образом, по соображениям политическим. «Новое время» уже зарекомендовало себя как журнальчик, выступающий по «еврокоммунизму»... с авторскими статьями. Конечно, весь мир понимает, откуда ноги растут. Но всё же: это не орган ЦК и то, что он пишет, то ли официальное мнение, то ли отсебятина, то ли это только предупредительная стрельба, за которую ЦК может и косвенно «извиниться». Короче говоря, если потребуется, ЦК всегда может сманеврировать, чтоб воспользоваться любым случаем для улучшения отношения с партией, которую задело «Новое время». Так было с КП Испании, с Каррильо. Но, если орган ЦК долбанёт такую партию, т.е. из орудий главного калибра – это, если и не разрыв, то во всяком случае такая акция, которую трудно потом обернуть в пользу «укрепления дружбы».
Так вот, Александров всех этих тонкостей либо не чувствует, либо ему на них начхать. Ему вот показалось, что «важнее» в «Коммунисте», он и написал это в бумажку. Суслов, который вместе с Б.Н. подписывал записку по этому делу, т.е. вносил вопрос в ЦК, и который согласился с тем, чтоб публиковать в «Новом времени», думаю, впервые услышал «другое мнение». Он не стал возражать. Думаю, что будь на Политбюро Пономарёв (он – в Софии), то тоже бы не полез поперёк. Суслов вдруг привёл аргументы, что надо одновременно – и в «Новом времени». Много голосов сразу поддержали: да, да, да. И тут и там надо, чтоб не только руководство ФКП, но и другие им подобные прочли. Тут же и порешили. Брежнев согласился – во всяком случае дал знак, что с вопросом покончено, и Боголюбов тут же зачитал изменённый проект. (В первоначальном, представленном Сусловым и Б.Н., было одно только «Новое время». Теперь впереди добавили «Коммунист»).
И тут – музыкальный момент, - Брежнев не дочитал ещё бумажку, подготовленную Александровым, и когда шум утих и все уже решили, что вопрос решён и переходят к следующему, Брежнев вдруг продолжает: «Это не означает, что нельзя будет опубликовать этот же материал в журнале «Новое время»... При почтительном молчании присутствующих. Но кто-то, не поняв, что происходит, произнёс: мы ведь уже решили вроде бы... Но это так... А вот, что Александров попортил нам всю тактику, это серьёзно. Теперь французы окрысятся со страшной силой. И отношения опять пойдут резко вниз. Между тем, именно в последние недели появились признаки усиления сдержанности Марше и Ко в отношении нас: его беседа с Червоненко (небывалая по атмосфере за 3-4 года), его выступление в Витри 9 декабря на встрече ПБ ФКП с интеллигенцией. Вот так-то.
Поеду во Внуково-2 встречать Пономарёва из Софии.