-Ешь, моя булочка, ешь, моя сладкая.
Девочка и впрямь была похожа на сладенькую плюшку: толстенькие щечки, толстенькие ручки, толстенькие ножки. Рядом – совсем молодая еще бабушка, если бы не особенная манера, отличающая именно «бабушкин стиль» обращения к детям, можно было бы спутать с мамой. Лето. Сижу на скамейке, рядом подсели они. Тут же из недр сумки появляется контейнер с едой, девочка мотает головой, но бабушка настойчива.
В голове звучит мамин голос: «Пока не доешь, из-за стола не выйдешь!» Помню, как я мучилась, роняла в тарелку горько-соленые слезы, каждый малюсенький кусочек камнем вставал в горле. Особенно тяжело мне давалось молоко и все, что с ним связано. Окончание трапезы было для меня праздником – ура, свобода!
Мама все детство и юность жила в совхозе. Свежий воздух, постоянная помощь родителям по хозяйству, настоящие деревенские продукты «с грядки» и «из-под коровы» – она не понимала, что такое плохой аппетит.
Девочка на скамейке явно была на моей стороне:
- Ну бааааабуфкаааа, я не хацююююю.
- А кто это тут у нас так хорошо кууушает, это Лизочка у нас так хорошо кууушает, - продолжала наседать бабуля. – Еще кусочек, вот умничка.
И пошли присказки – за маму, за папу….
Лизочка доела. Спрыгнула со скамейки, нарезала пару кругов и вернулась. Взгромоздилась, прислонилась к бабушке.
- Что ты, маленькая, иди побегай! – Бабушке, видимо, было невдомек, что переевшему ребенку сложно сейчас быть активной и подвижной. Девочка просидела минут 20, потом бабушка объявила, что пора домой.
Другой случай. Кафе. Перекусываю на обеденном перерыве. За соседним столиком мама с дочерью-подростком. Только присели, делают заказ.
-Какая тебе картошечка? Хочешь, чтобы ж..а была как у танкера? Салат и морковный сок.
Разглядываю соседей. Мама – стройная блондинка лет сорока. Нет, не просто стройная – худая, очень худая. Тоненькая кофточка не может скрыть торчащие ключицы, длинные пальцы напоминают птичьи лапки. Худоба явно добавляет ей лет. Девочка напротив – милое нежное создание с кукольным личиком, прозрачной кожей и потухшими глазами. Смотришь на нее и приходит на ум одно слово – хрупкость. Ручки-спички смиренно лежат на коленях, в теле – ни капли энергии.
И тот, и другой случай – совсем не редкость. И в том, и в другом – еда как проблема, которую не хотят замечать. Что будут делать эти девочки, когда рядом не будет их мам-бабушек? Сколько еще времени осталось, чтобы навсегда привить Лизе привычку есть много, до состояния сонливости? Начнет ли набрасываться на еду дочь мамы-стройняшки, как только вырвется из-под родительской опеки? Попадут ли обе в замкнутый круг «диета-срыв-диета»?
