Под американскими мостами как всегда была пробка. Но я не торопился. Врубив на полную катушку Квинов, я неспешно тащился в общем потоке, пропуская тех, кому было больше всех надо. В магнитоле "Богемская рапсодия", в руке - красный винстон - а что еще нужно человеку, чтобы быть довольным жизнью?
Нет, ну, конечно, для счастья нужно много-много всего. И я бы не сказал, что это все у меня было. Но если брать настоящее мгновенье - сиюминутное счастье - то вполне, оно меня вполне устраивало.
На окраине сознания болталась мысль о том, что все-таки надо было сначала подумать, а потом уже лезть на вечно перекопанный Обводный, но я быстро отбросил ее как непродуктивную.
Ехал я к маме - слушать ее вечные нотации на тему длины волос, излишнего курения и депривации сна. Да-да, вы все правильно поняли, именно поэтому я и не торопился. Слушать ее в очередной раз заведенную одну и ту же пластинку как-то не хотелось сегодня. Настроение не то.
Но вот пробка рассосалась, и я вывернул на Лиговский проспект. Осталось только найти место для машины, купить в магазине рядом с маминым домом тортик и набрать на домофоне цифру три.
Мама жила на первом этаже. Точнее, когда-то он был первым. А сейчас, замурованный многочисленными слоями асфальта, почти врос в землю и мог бы считаться полноценным цоколем или даже полуподвалом. Решеток на ее окне не было никогда, хотя я пытался настаивать на том, что они нужны. Но мама не хотела видеть мир через решетчатое окно. А еще причина была в Васе.
Вы, наверное, подумали, что Вася это мой брат? Ну или мамин ухажер? Нет, я был всегда единственным ребенком в семье, а ухажера маминого звали редким именем Ренат, и он практически все время проводил на работе. Вася - это мамин кот, конечно же. И, естественно, рыжий. Мне кажется, что всех рыжих котов хозяева нарекают Васьками.
Так вот, Васю все любили. И мама, и я, и даже Ренат, которого кот встречал в ночи с работы, терся об его модные ботинки и подставлял голову под руку для ласки. Я, собственно, к коту и приходил, когда приезжал к маме. Выслушав свою порцию нравоучений, я садился у окна во двор с чашечкой кофе и разговаривал с котом, обязательно занимавшим свое коронное место на подушке на подоконнике.
Я говорил, а кот молчал и слушал, изредка вовсе от меня отворачиваясь. Я хвастался своими достижениями, я жаловался на судьбу и очередную неудачу в отношениях с очередной девушкой. Я даже читал ему свои стихи. Он слушал меня молча и никогда не уходил раньше, прежде чем я закончу рассказ.
Мама тоже слушала. Хотя делала вид, что занята на кухне. Я знал, что она стоит в коридоре, прислонившись к косяку двери. Так, чтоб я не заметил, если вдруг бы надумал повернуться. И мама тоже прекрасно понимала, что Василий - это просто возможность рассказать ей все, что меня тревожит, занимает, злит или радует.
Она тоже всегда слушала до конца. И каждый раз, когда поток моих слов превращался в едва заметный ручеек, она как бы случайно заходила в комнату.
- Сережа, чай-то готов. Пойдем что ли. Отпусти кота погулять уже.
Я тут же вставал, открывал форточку, и кот, почуяв свежий воздух, исчезал где-то в недрах двора. Кстати, из-за этого-то мама и отказывалась от решеток. Нельзя свободного кота ограничивать.
