Геофизик-магнитолог по специальности и путешественник по натуре Александр Югов рассказал, как отправился в экспедицию за полярный круг, с какими трудностями столкнулся во льдах вечной мерзлоты, а, главное, как развлекалась команда при минус 80 градусах по Цельсию на улице.
— На Южный полюс я отправился из Петербурга. Научно-исследовательское судно «Академик Федоров» хоть и старое (было спущен на воду в 1987 году), но вполне комфортное. Путешествие на Южный полюс почти как круиз: живешь в четырехместных каютах с санузлом и душем, кормят четыре раза в сутки, есть библиотека, спортзал небольшой, сауна каждую субботу, — главное найти чем себя занять.
— Мама, конечно, волновалась, но отпустила. Девушки у меня тогда не было. Да, в Заполярье колоссально низкие температуры. Доходит до минус 80. Но врача на станции «целых два», поэтому заболеть было не страшно. В общем родители с пониманием отнеслись. Поняли, насколько мне было интересно отправиться в такое необычное место.
— Каждому полярнику выдается вся необходимая одежда от шерстяных носков до шапки ушанки. Её обычно столько, что еле поднимаешь этот вещь-мешок. Опытные полярники берут с собой максимум половину выдаваемого.
— Я отчалил от пристани в Петербурге в конце октября, а на станцию «Восток» прибыл к концу декабря. Первую неделю корабль «шел в припае» («припай» -это лед, «припаянный» к суше, то есть прибрежный покров моря). После корабль поступательными движениями ломал лед и проходил сотни километров в сутки. В пути мы подходили к разным станциям. Провизию и топливо нам доставляли на двух вертолетах. Когда подошли к антарктической станции «Прогресс», нас пересадили на вертолет и на нем доставили на аэродром. Уже с него меня перебросили на «Восток».
— Зимовка полярника длится ровно год. То есть два месяца пути, год на станции и еще два месяца обратно. Есть еще такое понятие как «сезон» — для сезонных работников, специалистов и ученых. Они приезжают только в теплое время на три месяца максимум. Я был инженером лабораторного оборудования, магнитологом, — измерял магнитное поле.
День Нептуна
— Путь к Южному полюсу довольно длинный, — два месяца. Выданные нам шапки-ушанки понадобились далеко не на следующий день после отплытия из родного Петербурга. Каюты на «Академике Федорове» очень теплые. Когда проходили тропики, даже включали кондиционер. В одну из ночей он сломался. Было невыносимо душно. Днем приятнее, — вместо парка можно гулять по палубам. Когда достигли экватора, — бригада провела салагам традиционный «День Нептуна». «Черти» приводят к «Нептуну» (доктору) новичков, а он ставит всем на ягодицу зеленую печать, — зеленкой. «Проштампованных» кидают в небольшой бассейн с забортной водой, построенный на палубе. Такая вот традиция.
На пути к «Востоку»
— Белые медведи на Северном полюсе, на Южном только пингвины и тюлени. Я их видел только с борта корабля. На станции «Восток», куда мы держали путь, живности нет никакой. Это сейчас единственная используемая Россией внутриконтинентальная антарктическая научная станция. Ей больше полусотни лет.
— С собой на станцию я взял ноут и даже денди (купил от делать нечего), правда в него почти не играл. Накачал много фильмов, книг. Изучал французский и испанский, — насколько смог. С командой играли в пинг-понг, бильярд и карты, занимались суровым заполярным фитнесом.
«Ледяная» работа в фанерном павильоне
— Геофизиков на нашей станции двое. Я — один из них, геофизик-магнитолог, — измерял параметры магнитного поля. По сути мы фиксировали вектор магнитного поля в трех графиках (проекциях). На «Востоке» постоянно работает автоматическая вариационная магнитная станция и в режиме реального времени данные уходят в Арктический и антарктический научно-исследовательский институт (АНИИ).
— Раз в пять дней во время спокойного магнитного поля проводятся абсолютные измерения. В течении часа с помощью теодолита (геодезический и астрономический угломерный инструмент) высокоточно определяются параметры вектора магнитного поля. Все приборы для этих важных измерений стоят в двух «немагнитных павильонах», сделанных из бакелитовой фанеры и немагнитного крепежа (медные и латунные гвозди). Эти два «сарайчика» расположены в 300 метрах от станции для исключения влияния электромагнитных полей и магнитных предметов.
— Второй геофизик — реометрист занимался измерением параметров озонового слоя. Когда стояло солнце ( а «полярный день» длится здесь две трети года), он несколько раз в день измерял количество ультрафиолета, проходящего сквозь озон. Радиопрозрачность атмосферы регистрирует автоматический риометр. В общем-то в таких измерениях и заключается суть работы. Все эти данные необходимы для фундаментальных исследований. Моя задача получить качественные измерения, а там уже ученые умы пускай строят теории и используют их в своих научных трудах. Я точно знаю, что наши данные отправляются в международную базу геофизических исследований. Информацию используют в том числе для корректировки систем навигации.
Как работали магнитологи в Советском Союзе
— С начала наблюдений и вплоть до середины 90-х регистрация магнитограмм проводилась с помощью светового лучика, падающего на фотобумагу, отраженного зеркальцем подвешенного на кварцевой ниточке магнитом. Ровно в 00.00 по Гринвичу (7.00 по местному времени) магнитолог каждый день менял рулоны фотобумаги, потом проявлял их, интерпретировал вручную и шифровал данные в телеграмму.
— Потом появились автоматические системы на базе компьютеров, записывающих данные на дискету, которую нужно было каждые 24 часа менять, обрабатывать данные с помощью программы, шифровать телеграмму и отправлять в институт. Сегодня стоят цифровые магнитометры, данные от которых онлайн поступают в институт. Но все равно по старинке каждое утро нужно отправлять данные за прошлый день. Только сегодня это делается не телеграммами а по обычному FTP протоколу.
Кристаллы вечной мерзлоты
— Ледяные узоры за полярным кругом можно сравнить с искусством. Снежинки намерзают кристаллами, похожими на граненые алмазы. Полюбоваться на них можно в тоннеле, который идет от немагнитного павильона до миры (специальна лампочка-ориентир, также участвующая в измерениях). Этот 20-метровый тоннель прорыт в снегу, а сверху прикрыт фанерой. Когда на улице солнечно, снег просвечивается таким нежно голубым светом.
— Собственно на фанерной крышке за многие годы выросли огромные шестигранные кристаллы. На стенах тоннеля выросли древовидные кристаллы, похожие на большие снежинки размером с ладонь. Они состоят из тех же шестиугольных кристаллов, только очень маленьких, и растут, благодаря высокой относительной влажности. Так мне сказал гляциолог.
— Фотографировать при минус 40 трудновато. Больше 20 минут фотик не выдерживает. Я постарался сфоткать естественное голубое свечение и сделал несколько фоток со вспышкой, чтобы было видно сами кристаллы. Получилось, конечно, намного невзрачнее, чем в живую. Это непередаваемая красота! Даже в свете фонарика снежинки блестят и переливаются. А если их коснешься ломаются со звуком тонкого хрусталя.
Быт за полярным кругом
— Вся станция это один жилой дом и один гостевой (для сезонных рабочих), он же радиодом. В нем мы зимой организовали небольшой спортивный зал. Все это «запитано» от дизельной электростанции. А еще есть заброшенная кают-компания и самая первая станция 1957 года. Она ушла на трехметровую глубину, — намело. Там устроили хранилище бабин со старыми фильмами.
Еду и топливо на «Восток» и «Прогресс» доставляют кораблями. Потом со станции «Прогресс» к нам уже везут «походами». «Поход» — это колонна тягачей. Привозят даже фрукты. До 2006-го сюда продовольствие привозили советские тяжелые тягачи с жилым балками «Харьковчанками». Путь в полторы тысячи километров они проходили за 1-2 месяца. Водители посменно (12-часовые вахты) жили в очень стесненных и грязных условиях.
— Современные «Казборы» (машины для уплотнения снега на горнолыжных курортах) проходят это расстояние за 10 дней. На них можно загрузить значительно больше провизии и топлива — до 40 тонн. Они же забирают мусор. Часть старых тягачей «Харьковчанок» оставили на «Востоке», часть на «Прогрессе».
— Четкого времени подъема здесь нет. Главное — до обеда успеть взять флэшку, скинуть на неё файлы вчерашних наблюдений. Потом нужно зайти в радиорубку и отправить данные через Filezillу в институт. Затем несколько раз по желанию сходить в павильоны, убедится что там все как обычно. Записать в журнал время посещения и пару параметров, — вот и все, пожалуй, из ежедневных забот. Приблизительно раз в пять дней нужно делать так называемые абсолютные измерения. Они по сути состоят из работы с теодолитом и измерения углов. Эти измерения занимают около 40 мин с учетом дороги до павильона и ввода измерений в Exel.
— По бытовой части из «обязаловок» дежурства по дому и камбузу (кухне). По камбузу мы дежурим раз в неделю, я, например, по воскресеньям. Нужно помогать повару, мыть посуду (точнее загружать в посудомойку), прибираться по вечерам, а еще таскать снег в «таялку». Так у нас появляется питьевая вода. По дому мы дежурим неделями. На каждого получается одно дежурство раз в три месяца. Вот и подсчитайте, сколько специалистов на станции. Во время этих дежурств нужно приводить в должный вид туалет, умывальник и места общего пользования (МОП), выносить мусор. Его вроде потом доставляют на «Прогресс».
— Вот и получается, что времени у магнитолога здесь целая гора. Я целый год старался чередовать умственные и физические нагрузки: посидел час за компьютером или книгой, — позанимайся час в зале или поработай на улице. Здесь всегда нужно разгребать вход от снега. Наметает его достаточно быстро, а убирать — тяжело. Пушистого снега как на материковой России здесь нет. Снег здесь очень плотный, — как гипс. Он не падает с неба, потому что кучевые облака на такую высоту не забираются, а «намораживается» как в морозилке — из воздуха. Где-то по сантиметру в год. С каждым новым слоем, предыдущий становится плотнее. Где-то на 20 метрах вглубь — уже лед. И так до самого озера — 3700 метров. Реликтовое озеро Восток, условно на поверхности которого располагается станция, — крупнейшее подлёдное озеро Антарктиды.
«Клуб 200»
Здесь, на станции «Восток», одни из наиболее тяжелейших условий на Земле. Развлечений практически нет. Вода замерзает в воздухе, пока льешь ее из стакана. Поэтому очень кстати пришлась традиция советских полярников станции «Восток». Называется «клуб 200». Когда приходил самый лютый холод в минус 80 градусов, они топили баню до плюс 120. Разница температур 200 градусов. И мы тоже это делали, — радовались как могли.
— В одну из «бань» я решил подстричься «под ноль». В Арктике приходится частенько носить шапку и еще постоянно «прилипаешь» к вещам, когда их надеваешь. Раньше я не понимал сравнения «Востока» с Марсом. Сейчас это сравнение мне кажется уместным. Ощущение другой планеты: цикл дня ночи длится год, лето-зима вообще бесконечно. Вокруг безжизненная снежная пустыня: истинно-природный пейзаж, не меняющийся миллионы лет. Единственная разница с Марсом в том, что здесь можно дышать и пыль под ногами белая.
— Ощущения от пребывания в Арктике смешанные. С одной стороны, из-за высоты, постоянной гипоксии, а теперь еще и нехватки света: наступает легкая апатия. Делать ничего не хочется, спишь больше, настроение падает. С другой стороны чувствуется полная свобода: ты не должен каждое утро куда-то мчатся, чтобы сидеть весь день на работе (мечта лентяя). Поэтому тут многие уже не в первый раз, бывает даже в пятнадцатый. Перед сном лезут в голову всякие философско-бытовые мысли. Сон здесь, кстати, частенько расстраивается. Иногда пытаешься заснуть по три часа. Приходится пользоваться снотворными и пивом (не вместе, конечно). У некоторых инвертируется день с ночью, — им совсем плохо. Но в целом все нормально: главное себя максимально занимать, и посильнее уставать перед сном. У меня это получалось. По дому я совершенно не скучал. Скорее теперь, в Петербурге, скучаю по безмятежности холодной белой пустыни.
Александр Югов