Вы помните, кем были ваши знакомые и друзья? Как они выглядели и о чём говорили, будучи несобранными подростками? О чём мечтали и как представляли своё будущее? Я помню. Чем-то моё дружное и прошлое окружение походит на главных персонажей из романа Виктора Мари Гюго «Отверженные», напоминает мятежных героев повестей Ивана Бунина и его тёзки Шмелёва. Кто мои товарищи были тогда — для себя и для суждения других, и кто они сейчас — после тридцати лет. Кто пришёл в православный храм, а кто лишь помышляет об этом. Кто жив, а кто нет.
Материал опубликован на портале "Частный корреспондент".
Меня волновали друзья постоянно — я был частью их праздной жизни приключений. Вплоть до старшей школы мы часто проводили время вместе, блуждая в детстве по подъездам, заброшенным заводам, болотам и гаражным кооперативам, а в позднем отрочестве — по спортивным секциям, ночным клубам и квартирам. Отрочество — это период жизни между детством и взрослостью. Трудно определить, когда одна линия категории возраста сменяется другой, однако чувства при этом обострены до предела и каждый раз словно испытываешь переходный возраст. Год от года прибавляется ответственность и связанные с этим мысли.
Какая огромная у меня была компания: мощный атлет-зазнайка Серёга, ловкий бегун-матерщинник Андрей, учтивый интеллектуал-обманщик Борис, взбалмошные Инна и Катерина — это мои ближайшие друзья, с которыми я виделся днём. Знакомых же насчитывалось гораздо больше, хотя бы эти: горластый Максим-«тихоня», писклявый Роман-«кошатник», заносчивые Юлия и Алла, — по-моему, гулящие девчонки.
В начальной школе тебе кажется, что мир вертится вокруг тебя и твоих друзей, а когда тебе переваливает за двенадцать-тринадцать, начинаешь считаться с обстоятельствами и побаиваться их стечения, думать и взвешивать шансы «за» и «против», немного анализировать ситуации. Даже и в то время будущее покрыто точно розовой дымкой милой неизвестности. Ваши принципы — первейшие, а мировоззрение — поделено между двумя точками: вами и вашими интересами. Если, например, мой друг Серёга звал куда-то далеко, то не идти было просто нельзя — «пользу» он в основном обосновывал. Так мы стали вместе ходить в спортивный зал, а потом в ближайшую воскресную школу при православном храме. Мама у него человек глубоко верующий.
Только ваши выборы наиболее правильные, предпочтения остальных и малознакомых людей не считаются или выглядят намного хуже. В общем: кто не с нами, тот против нас!
Если мы встревали во что-то, то делали это вместе. Убегали, получая на орехи, пожинали плоды побед, радовались — вместе. Ещё когда в начальной школе убегали от родителей на заброшенные объекты, то ребят, не отправившихся с нами, называли неудачниками — в более грубой форме, конечно. Могли запросто начать унижать знакомых или соседей-погодок, потому что они могли не знать о наших планах или их интересы отличались. А когда в средней школе я и лучший друг Серёга побеждали в соревнованиях, то задирали нос так, что не признавали за равноправных и своих товарищей по двору, отзываясь о них дурно. Они радостно звали нас играть в футбол или в догонялки, а мы договаривались не разговаривать с ними, не глядеть в их сторону. Мы элита района, они ничтожество!
Однажды, бегая с нами по гаражам, Андрей упал вниз и сломал ногу в колене. Серьёзная была травма. Бегун, быстрее всех в школе среди восьмых классов преодолевавший стометровки, оказался стонущим на земле. Он всхлипывал и рыдал, звал бабушку — мама у него жила в другом городе тогда. Мы с Серёгой долго не заходили к нему в гости, присоединялись, лишь когда он сам выходил в гипсе. Друг спрашивал, почему мы не звоним ему, не заходим. Я кивал неопределённо, а Серёга хохотал, поглядывая на меня.
Хотя Андрюха чаще остальных интересовался нашими успехами и мечтал записаться в секцию атлетизма. Сказать по секрету, Андрюху мы считали человеком низкого социального статуса и начали чаще заходить к нему, когда у него появилась игровая приставка «Sony Playstation». Бабушка-опекун, наверное, потратила всю свою пенсию на это. Тогда «Соньки» у меня ещё не было — я играл в «Sega», поэтому аж заплакал, что Андрей стал обладателем консоли перспективней, чем у меня. Признаться, моя мама удивилась тому, что я позавидовал другу, с которым общался с детского сада.
— Никогда ведь не завидовал никому! — её глаза округлились. Она ушла в другую комнату. Я знал, что она говорила с отцом по поводу моего подарка на день рождения. Учился я в классе шестом.
Не верю до сих пор, что я отчаянно хотел видеть того, кто мог бы выглядеть беднее и хуже меня.
Кого мы не любили, так это Бориса. Хоть общаться с ним было увлекательно, он много читал и знал поразительные факты из науки, но часто обманывал. Врал и по всякому мелкому поводу, стремился обставить и нажиться. Занимал деньги и не возвращал, просил на день мобильный телефон и терял его, выменивая на другое по ценности. Даже кепку мог выудить под любым предлогом, выпрашивал и настольные игры. Его мама употребляла алкоголь и за него не отвечала, сожитель ответственностью не отличался также — сразу закрывал перед нами дверь, когда мы ходили жаловаться.
Толпа во дворе собиралась численная — Борис каждому был должен брелок, диск, комиксы или деньги. Убегал Боря разными способами. Просил подождать у подъезда и не выходил. Умоляя не рукоприкладствовать, клялся, что должник ждёт у железной дороги, — дожидался поезда и цеплялся за лестницу. Только рукой махал потом и смеялся, сея проклятия, торжествуя в безнаказанности. Ловили его постоянно, били. Он снова обманывал, вызывал жалость, занимал, убегал, получал…
Роман и Максим, по нашим наблюдениям, были, казалось, нетрадиционной ориентации. Гуляли они всё время вместе, обнимались, шептались, помогали друг другу на огороде, вели себя странно. Они слушали девчачью музыку и пританцовывали под неё. Никогда не позволяли ни Катьке, ни Аньке гулять с ними. Как выходили во двор, так пропадали из виду. Почти ни с кем не разговаривали, чужого взгляда избегали. Кто-то пустил слух, что видел, чем они занимались на поле в кукурузе, затем чуть ли не сфотографировал на телефон, когда они укрылись под мостом в огромной расщелине. Ребята во дворе запросто верили слухам. Чем хуже слух, тем больше в него верят. Здорово ведь, что люди дурнее, чем вы?
А девчонок — Юлию и Аллу — мы часто встречали в компании с парнями гораздо старше. С нами они водиться не хотели, хотя здоровались и спрашивали, как дела. Их важные разговоры об искусстве мы не понимали. Вскоре Алла забеременела, случилось это при переходе из восьмого класса в девятый. Девушку перевели на домашнее обучение.
Появляясь на улице с огромным животом, по-моему, она сгорала от стыда. Ускоряя шаг, смотрела только себе под ноги. Бежала в магазин и обратно. По сторонам не глядела и вроде бы не слушала «постояльцев» двух скамеек у подъезда, на которых сидели и обсуждали её дети и взрослые. Вскоре и Юлия перестала её навещать, объяснив, что они поссорились.
Бросаясь из огня да в полымя, герои повестей Бунина живут по полной, как мы тогда, и получают с полна, наказанные со стороны равнодушием или, наоборот, грубым и порой необоснованным суждением. Зная, что будет за совершённые поступки, автобиографические персонажи Шмелёва страдают до конца и раскаиваются, верят, что их простят как верил я, что это случайность, когда меня сбила машина в старшей школе. А социальная несправедливость у Гюго изображена волнообразно. Его люди, например, в «Отверженных» приходят к Богу чаще, молятся и верят, что терпение и старание — основной добродетель. Подорванные ошибками жизни, всё же герои этих трёх классиков не остаются без внимания и заботы автора — за любовь и добрые поступки их ожидает вознаграждение.
В школе я сам читал мало, а друг Серёга-атлет — только Библию, заставляла мама. Помню, как зашёл за ним, а парень носился с толстой книгой Ветхого и Нового Заветов, мама задавала ему тематические вопросы. Не знал он в тот момент, что Максима вытащили из камышей без головы, а в милиции предполагали, что он совершил самоубийство. Его родители и сейчас отрицают, что жизнерадостный сын смог решиться на такое. И никаким он геем не был, просто каждый дружит, как умеет.
Сейчас мне больше тридцати, я учитель школы, писатель, отец двоих детей. Серёга уехал в Санкт-Петербург — ему сделали бизнес-предложение, он тренер-координатор в престижном спортивном зале бодибилдинга и фитнеса. Детей пока не нажил, карьера для него прежде. Андрей живёт на севере — пригласила мама, у неё проснулся материнский инстинкт. Роман — строитель, у него тоже двое детей. Борис — владелец сети цветочных бутиков и двух кафе — статью об этом я читал в большой омской газете. Но ему по-прежнему никто не верит, говоря, что бизнес этот кредитный и в любой момент может рухнуть. Девчонки — в бодром здравии, давно разъехались по стране в поисках заработка, стали матерями. Осталась в Омске только Юлия, живёт по соседству в пятиэтажке. Я переписываюсь с ней не часто, но вижу её «лайки» у себя на стене «Вконтакте» — на статьях православной направленности. Её младшая девочка ходит в воскресную школу при храме в честь Иконы Божией Матери «Скоропослушница», а два мальчика учатся в старшей школе, где я преподаю английский язык. Сорванцы они ещё те — часто ругаюсь с ними и потом мирюсь через классного руководителя!
Я встретил старого знакомого Геннадия, не заросшего как много лет назад, хрипловатого. Ему исполнилось шестьдесят. Двадцать лет назад он отморозил руки, сломав их в запястьях. Зимой он упал в кювет и пролежал там несколько часов. Перебравшись в квартиру после смерти матери, мужчина с тех пор алкоголь не употребляет. Знаете, что он мне показал, увидев на скамейке со сплетницей тётей Зоей? Свои руки…
Автор: Виктор Власов, "Частный корреспондент".