Юбилейное

Андрей БАРАНОВ

рассказ

Мероприятие было назначено на ве­чер пятницы в угорской филармонии. Семенов рассчитал, что часа полтора бу­дут произносить речи в честь юбиляра, а тот благодарить и читать свои стихи, а то и, не дай бог, прозу, и только потом все переместятся в накрытую для фуршета столовку, которую работники филармо­нии упорно называли банкетным залом, а то и рестораном.

Так и оказалось.

Он вступил в крашенные бледно-зе­леной краской стены столовки, когда фуршет только начался и покрытые кре­мовыми скатертями столы, выстроенные буквой «П» с разрывами между ними для прохода облепивших их гостей, еще были заставлены едой и напитками. Несмотря на количество продуктов на столах, ас­сортимент даже по нынешним временам был бедноват: красное вино молдавское, местная угорская минералка, бутербро­ды с сыром и колбасой, мандарины и ви­ноград. Неизбалованные писатели радо­вались и этому, снуя от закусок к винно­му столу и обратно.

Пройти сквозь это броуново движе­ние Семенову показалось делом нелег­ким, и он замешкался, выглядывая с по­рога Макса. Но первым углядели его!

Старуха Лопатина заулыбалась и ус­тремилась к нему с бокалом наперевес, уверенно раздвигая кучкующихся тут и там литераторов, не доходивших ей и до плеча. Семенов был невысок и потому, едва завидев ее, еще издали почувство­вал, или вернее сказать - предчувство­вал - себя неуютно.

Он не видел Лопатину несколько лет, и она совсем не изменилась. Или в этом возрасте перемены уже незаметны?..

- Дорогой, как я по вам скучала!.. - она приобняла его сверху свободной ру­кой за локоть и мягко погладила. - Куда вы пропали?

Давно, когда Семенов еще стремил­ся стать писателем... Нет, не так - Писа­телем! Так вот, когда Семенов еще хотел стать Писателем и все для этого делал, он сам искал встреч с ней, а она, напротив, уклонялась. То есть не уклонялась, но ве­ла себя довольно холодно и отстраненно, свысока. Ну еще бы - она завотделом по­эзии журнала «Вы мя», одного из двух ли­тературных журналов Угорска. А сколько их таких, как прежний Семенов - ищу­щих славы Пелевина или, на худой конец, Крусанова и Веры Полозковой?

Он не ответил, так как вопрос был ри­торический: Семенов никуда из Угорска не уезжал и был даже, можно сказать, на виду. Ушлая Лопатина все это знала, так как время от времени лайкала его редкие теперь посты и фотки. Да и на официаль­ных культурных мероприятиях, проводи­мых администрацией угорского прези­дента, они иногда встречались. Не нос к носу, издалека: он обычно сидел в вось- мом-девятом ряду, а она, согласно табели о рангах, где-нибудь в предпоследнем.

- Тоже рад вас видеть, - поприветство­вал он и галантно поцеловал приготов­ленную для этого сухую, но вполне ухо­женную кисть с большим бриллиантом, вряд ли настоящим.

Лопатина поинтересовалась, не хо­чет ли он опубликоваться в ее «Вымени» (так все свои называли «Вы мя», что в переводе с угорского значило то ли «мое знамя, то ли «мое стремя»), как раз есть окно на две полосы через номер?

- Я же помню, у вас очень сильные, такие мужские стихи! - загадочно и как бы мечтательно произнесла она, хотя в словах никакой загадки вроде не содер­жалось. Семенова всегда поражала спо­собность женщин своим тоном при­давать загадочный контекст обычным текстам. Он едва поборол искушение напомнить ей, как она два или три разазаворачивала его такие мужские стихи, не особо поясняя причину. «У вас еще все впереди», - величественно произно­сила она, не изменяя своей сущностной привычке придавать второй смысл всему. Во всяком случае, тогда он ломал голову: что бы это значило?.. Вот болван.

Он вежливо отказался, подумав, как бы счастлив он был лет десять назад, по­лучив такое предложение.

- Понимаю, - поджала аккуратно на­помаженные узкие губы Лопатина. Это должно было означать и некоторую (но не смертельную) обиду на Семенова, но в то же время и понимание его текуще­го статуса, когда он как бы не вполне се­бе принадлежит. Может, был и третий смысл этого, но тут Семенов извинился и с облегчением раскланялся: в углу он увидел того, на встречу с кем пришел.

Но прежде, чем он достиг Макса, Се­менова перехватил Печкин из второго угорского журнала «Выль нур», или «Но­вый свет». Чернявый и верткий Печкин и седая монументальная Лопатина рев­ностно следили друг за другом, пыта­ясь опередить конкурента во всем. Если один привечал нового автора, то второй неизменно предлагал поэту опублико­ваться первым именно у него. Об этой странной игре было известно еще в те времена, когда Семенова она интриго­вала не по-детски. «Ничего не поменя­лось», - подумал он и тоже отказался от публикации, на этот раз чувствуя себя не очень удобно. Печкину он симпатизиро­вал, во всяком случае, в те давние времена завотделом «Выль нур» не был высокоме­рен и даже нашел для молодого претен­дента в гении какие-то теплые слова.

Пока эти полмгновения, отвернув­шись от Печкина, он переживал зано­во литературные интриги, вроде бы ос­тавшиеся в далеком прошлом, на его плечо легла тяжелая рука. Не оборачи­ваясь, Семенов понял, что это юбиляр. Только его не хватало!

- Откололся ты чегой-то от нашей братии, а!

Народный писатель Угории и предсе­датель Союза угорских писателей Нико­лай Ар-Портки говорил то ли с угорским акцентом, то ли кося под простонаро­дье - растягивая гласные и делая в словахдвойные ударения. Семенов с неудоволь­ствием разглядывал его изрытое оспина­ми, скуластое и кое-где непробритое лицо. Когда-то с ним, тогда еще Николаем Пор- ткеевым, так себе прозаиком и никаким поэтом, он почти дружил. Ну, как дру­жил?.. Вместе пили и материли старожи­лов, занявших все хлебные посты в ли­тературе и давящих молодые дарования. Но с той поры все поменялось. Порткеев взял псевдоним, с дешевых сигарет пере­шел на трубки и стал завсегдатаем между­народных культурных фестивалей, про­водимых родственными народами. Не­заметно для всех он стал лицом угорской литературы, пусть и не очень казистым, но другого-то не было. К тому же класси­ки угорской литературы перемерли.

- Ты же знаешь, я уже давно не пишу, - ответил Семенов после приветствия, пы­таясь что-нибудь различить в прищурен­ных глазах народного писателя. Ар-Пор­тки всегда был себе на уме, даже сильно выпимши; сейчас Семенов видел перед собой того же рыжего хитрована.

- От и я о том: не пи-ишешь! - нарас­пев воскликнул Ар-Портки, явно на пуб­лику, и даже всплеснул руками и густыми, лезшими поверх очков бровями. - А ведь очень, о-очень неплохие стихи писал! Можно сказать - ориджинал! - с удоволь­ствием проговорил он на угорский манер.

- Что было, то прошло, - с неудоволь­ствием ответил Семенов, думая, что клас­сик привязался к нему явно неспроста. И верно, Ар-Портки ухватил его за локоть и отволок в сторону. Семенов сквозь рукав пиджака чувствовал его стальные пальцы, напоминавшие, как лет двадцать назад тот на спор легко гнул арматурину-десятку.

- Я вот что хотел обсудить, дорогой мой!.. - Ар-Портки склонился к его уху и горячо и влажно задышал. Хоть и курил он теперь трубки, как Хэмингуэй, но таба­чок был все такой же дешевый.

- Дума меня мучит в последнее время, тяжелая дума. схватила, что костлявая, за самое сердце и не отпускает, - начал он так выспренно-театрально, что Семе­нов взметнул вверх брови и какое-то вре­мя был в недоумении. Похоже, что вместе с фамилией и званием Ар-Портки в корне обновил свой словарный запас и манеры.

- И вот тут-то - не поверишь! - уз- рил я тебя, и что-то меня толкнуло: он, он, дражайший мой Алексей Николаич, все и разрешит. Ведь ты, любезный мой Алексей Николаич, принадлежишь, так сказать, к самому высокому обществу, истеблишменту!

Сразу у Семенова прошла оторопь! Ему стало смешно, он даже улыбнулся.

Ар-Портки смотрел ему прямо в лицо, но улыбку истолковал неверно и с удво­енным жаром подхватил:

- Да, самый что ни на есть бомонд. Сливки!

- Коля, давай ближе к делу, - не стал его разубеждать Семенов.

- Да, да! - заторопился народный пи­сатель. - Ты понимаешь, какая штука. Пятьдесят лет - это ведь юбилей, дата, разве нет? А я ведь тоже - не хрен соба­чий, а народный писатель, - он поднял указательный палец, и Семенов невольно посмотрел на его узловатую крестьянскую кисть с рыжеватыми волосками и кривой, суставчатый палец с коротко обрезан­ным и аккуратно подпиленным ногтем. - Единственный живой народный писатель Угории, понимаешь! И я же соблюл весь, так его, этикет: приглашения, там, через референта, другое через пресс-секрета­ря. Я ведь даже проект, так сказать, при­ветственного адреса набросал и тоже че­рез секретаря.

- Какого адреса? - не понял Семенов.

- Какого-какого! - осерчал Ар-Портки, но тут же исправился: - Поздравительно­го юбиляру. Мне, мне! - ткнул он себе в грудь тем же пальцем.

- И в чем вопрос?

Семенов уже все понял и пытался не выдать распиравшее его чувство.

Народный писатель обернулся к фур- шетным столам и выкинул руку:

- Не прише-е-ол!..

Тон его был неподдельно горестный.

- И даже никого не прислал.

- А Христофорова?.. - Семенов кив­нул на стол в углу у входной двери, где были свалены перенесенные сюда поз­дравительные открытки, папки и в том числе перевернутая табличка с фамили­ей и регалиями замминистра культуры, использовавшаяся в официальной части.

- Хри-сто-фо-рова! - с саркастичес­ким, почти мефистофелевским смехом ответствовал уязвленный Ар-Портки. - Кто она такая, эта Христофорова?! Да она даже адрес читала от имени минис­тра, а не его!

«Его» Ар-Портки произнес с озлоблен­ностью, но все равно почтительно, как бы с большой буквы - Его. Впрочем, тут же по- актерски с шипящей фистулы перешел на почти ласковый шепоток, незаметно пе­ред тем оглянувшись на зал, где, возмож­но, еще находилась неизвестная Семенову замминистра угорской культуры:

- И вот что скажи мне, любезный Але­ша, как более искушенный в таких поли- тесах, не в пример скромному инжене­ру душ человеческих... Скажи: что сие невнимание, можно даже сказать - не­брежение! - что оно значит? Может ли статься такое, что народный писатель Угории Ар-Портки впал в немилость власть предержащих? Ответь мне, Але­шенька!

- Вполне, вполне... - задумчиво про­говорил Семенов и прикрыл рот кула­ком, как будто отирая губы.

Ар-Портки ударил себя по бедрам, и это уже не было на публику:

- Вот так так.

- Ну а, собственно, чего ты боишь­ся? - Семенов тронул его за плечо, ста­рясь не переигрывать. - Что президент тебе может сделать? Лишить звания на­родного? - Нет, хоть он тебе его и давал. Снять с председателей?.. Может, но за­чем ему? Мелковато. Да и формально снимают-назначают писатели, а не он. Что еще?.. Расстрелять? Так сейчас не тридцать седьмой.

- Да за что? За что - расстрелять?!. - взмолился Ар-Портки, и Семенов поду­мал, что хватит, но ничего сказать не успел.

- Да я ж ни слова поперек да ни полс­трочки против! Да я ж всех, кто против вертикали, от гонораров отлучил, само­лично из премиальных списков чистил, даже близко не подпускал! - сдавленно перечислял народный. - Да у меня не одного либераста в Союзе писателей!..

- Ну, значит, нечего волноваться. Иди вон выпей!

- А может - другого в председатели нашел?.. - задумался вслух Ар-Портки. - Ну вот Петьку хотя бы?

И его взгляд вдруг сфокусировался на Семенове. Тот, уже не таясь, рассмеялся:

- Да расслабься ты! Я же давно не пи­шу. Да и не угорец я, ты знаешь.

Последний аргумент убедил Ар-Пор­тки больше первого: по определению председателем Союза писателей русский быть не мог.

- Ладно, если что узнаю - сообщу, - обнадежил писателя Семенов. - С юби­леем тебя!

Уже отвернувшись, он слышал, как тот скрипит за спиной: «Эх, Петыр, Пе- тыр...»

Прошло всего десять минут, а фуршет уже можно было сворачивать: на скатер­тях оставались только винные пятна да пустые блюда. Семенов и не подозревал, что в Угории так много писателей. «И та­ких голодных», - подумал он.

Пройдя весь зал дважды, Макса он так и не отыскал. Подумав, спустился в туа­лет и не ошибся.

- Долго же ты с этой подстилкой на­родной трепался, - хмуро поприветство­вал его Макс.

- Конспирация. Ты же этого хотел, когда приглашал сюда?

Макс был журналистом и одноклас­сником Семенова. Юбилей Ар-Пор­тки был тем местом, где они моглипересечься, не навлекая подозрений. Ес­ли, конечно, предположить, что такие подозрения могли возникнуть.

Кабинок было три штуки, и двери у всех распахнуты.

- Давай, что у тебя.

- Помощь нужна, Леха. Со связью у нас проблемы, а это ведь как раз твой профиль!

Хмурясь, Семенов стал слушать друга детства. Несколько раз они прерывались, когда в туалет заходили.

- Что ты, что этот Ар-Портки как дети малые! - не выдержал наконец рассер­женный Семенов. - Не надоело еще пи­сающих мальчиков изображать? В вос­кресенье я свободен. Ты ж в баню нашу еще ходишь? Ну вот, там и встретимся в шесть. И не говори мне про свою конс­пирацию! На хрен вы кому нужны.

* * *

Подруливая на гололедице, Семенов снова улыбался, вспоминая многозна­чительность Лопатиной и почти заис­кивающий тон растерянного Портки- на, скрываемый поначалу покровитель­ственной велеречивостью.

Как наивны, как далеки от реальной жизни эти литературные люди!.. Откуда им знать, что он также, а то и более, чем они, ищет выхода на какого-нибудь треть­его помощника угорского президента, а то и просто на министерского или городско­го чиновника, у которого даже нет собс­твенного кабинетика - так, столик в пол­метра шириной в коридоре без окон?..

Отец Семенова делил всех на две группы: воры и работяги. Как-то, когда отец был навеселе и благодушен, Семе­нов попытался развить с ним эту скуд­ную классификацию, после чего воров отец поделил на власть и коммерсантов. Работяги работягами и остались, но с не­которым уточнением - «честные рабо­тяги». Потом отец неоднократно вносил детализацию в изобретенную им систе­му (к власти, например, относились, по­мимо собственно власти - мэров, де­путатов, президентов и министров всех мастей, - также полиция, разные чи­новники и тому подобное, а работя­ги были не только те, что вкалывали на дышащих на ладан заводах, но и бюд­жетники - врачи, учителя, библиотека­ри. Правда, в такой классификации все равно оставались изъяны и недосказан­ности. «Куда отнести пенсионеров и во­енных?» - спрашивал Семенов отца. «К бюджетникам!» - с ходу определял отец. «А журналистов?» - «Работяги!» «С чего это? Они ж третья власть! А творческая интеллигенция - они кто? Тоже работя­ги? Да они же власть обслуживают, раз­ве нет?» Отец терялся и махал рукой: мол, не цепляйся! Ну, да не это было важно. Важно то, что в отцовской табели о ран­гах Семенов уж точно был не властью, акоммерсантом, который от власти зави­сел (хотя все равно оставался в ворах!). А если уж быть точным, он не был даже коммерсантом: так, наемный менеджер.

Понятно, что Лопатина, Порткин и другие (кто не во власти, конечно) судят о его якобы весе по интервью на разво­ротах в угорских центральных и район­ных газетках, едва ль не еженедельных. Ну и что? Это говорит лишь о немалом рекламном и PR-бюджете «СИМ-СИМ». А вот когда надо решить вопрос, напри­мер, с переводом земель из сельскохо­зяйственного назначения во что-то при­годное для размещения их башен сото­вой связи - тут никакой PR не поможет. Только нужный чиновник. А чаще - мно­го нужных чиновников. Ну и деньги то­же. Куда ж без них? Не всегда впрямую. Брать не боятся только на самом верху либо вконец отмороженные. Но до верха Семенов за эти десять лет так и не дошел, а отмороженные уже все повывелись ста­раниями Мартынюка и его оперов. Поэ­тому проблемы попроще решались заду­шевным разговором, бутылкой «Martell» не ниже VSOP или легким ужином в рес­торане. Часто Семенов применял ком­бинированный прием: либо ужин плюс задушевный разговор, либо коньяк с ли­мончиком, тонко нарезанным Верой, и тот же разговор в семеновском кабине­те, полуразвалясь в расслабляющих, та­ких удобных креслах. Совсем редко, но все же случалось, употреблялась адская смесь всех трех приемов разом: сначала ужин и разговор, а потом, в довесок, на дорожку, увесистый презент в красивом бумажном пакете, обезличивавшем его содержимое от посторонних глаз.

Если проблема все равно стопори­лась, вступали в игру волшебные симки с безлимитом. Этот инструмент особен­но был по душе тем, кто имел любовниц на содержании. Фишка тут была в чем? С одной стороны, с мужика снимался еже­месячный груз в пару тысяч (а то и десят­ков тысяч - если даму занесет в роуминг) рублей, а для не самой богатой чиновни­чьей клиентуры Семенова, отягощенной женой, тещей, кучей детей и кредитами, это был весомый плюс. Например, для директора колледжа с нежной фамилией Девочкин, долго не разрешавшего раз­меститься у него на крыше и вдруг разом изменившего свое отношение к влия­нию радиоизлучения на мозг учащихся и персонала. Во-вторых. «Ну ты ж пони­маешь, - пояснил Девочкин, в две мину­ты перейдя с официального „вы“, - если что, то ведь это не я, не моя жена - вооб­ще никто для меня!»

Тут, конечно, он заблуждался. Ес­ли Мартынюк и его опера пойма­ют эту схему за хвост, то всенепремен­но раскрутят, особенно если найдут помощника в «СИМ-СИМ». Любая та­кая симка, изящно именовавшаяся«некоммерческий номер», оставляла свой след в электронном документообороте в виде служебки Семенова с точным ука­занием решаемой проблемы, фамилии и должности «решальщика», перечня раз­решенных и подключенных на номер ус­луг и срока, на который испрашивался безлимит. Именно последнее делало не­коммерческие номера таким удобным и гибким - а потому и выгодным для ком­пании - инструментом. Много раз Се­менову приходилось снятых чиновни­ков снимать повторно - с довольствия. Процедура не очень приятная, но лимит на филиал некоммерческих номеров у Семенова был ограниченный. Тут тоже были свои нюансы, и это Семенов нара­ботал уже сам, на собственных шишках. К примеру, негоже было вслед за опуб­ликованием новости о кадровых пере­становках звонить бывшему нужному и придумывать повод: следовало выждать несколько недель, а то и месяцев и обя­зательно, да - обязательно! - разузнать о перспективах низвергнутого у пра­вильных людей. Однажды, еще в нача­ле своей директорской карьеры в Угорс- ке, он, Семенов, по-лоховски рубанул с плеча, переведя некоммерческую симку отставленного главы отдаленного райо­на на платное обслуживание. Конечно, сделал все культурно: и позвонил пред­варительно сам, и конца месяца дож­дался. А через месяц того назначили главой администрации Дулесова - вто­рого по величине города Угории, где у «СИМ-СИМ» как раз было неблагопо­лучно с покрытием. И еще три года, по­ка главу администрации не выпнули из вертикали, уже окончательно, Семенов не мог встать там ни на одно муници­пальное учреждение.

Третий плюс, который делал неком­мерческие номера поистине волшебны­ми для партнеров Семенова, состоял в том, что создавал у этих самых партнеров ощущение контроля над ситуацией.

Не раз случалось, когда они звони­ли ему и требовали детализацию своих пассий, кто-то мямля: дескать, нужно вспомнить забытый номер, а кто-то без обиняков сообщая о своих подозрениях. Нередко следующим звонком следовала просьба заблокировать прежнюю сим- карту и отправить курьера с новой.

Но были проблемы, которые не реша­лись даже некоммерческими номерами. Причина была, конечно, не в самих про­блемах, а в людях, которые могли их ре­шить и к которым не подходил ни один из стандартных ключиков Семенова. Как правило, ключиком к таким людям были другие люди. А их открывали те же самые ключики!

И совсем уж нечасто (можно сказать - редко) встречались люди, которых не отпирали ни ключики, ни другие люди. И тут Семенову оставалось только ло­мать или отступать. Ломал таких людей он без удовольствия и всего-то дважды. Неоправданно это было, слишком до­рого. Уж очень глобальной должна бы­ла оказаться нерешаемая проблема, что­бы задействовать черт те сколько людей из силовых органов, из власти, из пишу­щих и так надавить на глаз упрямцу, что­бы тот отступил. Поэтому чаще Семенов предпочитал отступать сам. Не то что­бы отступать, а просто находить обход­ные пути. Причем в буквальном смысле. Ну не дал тот самый глава дулесовской администрации пройти их оптической сети напрямую - не беда. Цена вопро­са - четыре лишних квартала, двадцать пять столбов и двести тысяч долларов. Дорого? Ну да. оставить некоммерчес­кую симку было бы дешевле. Но, с дру­гой стороны, сделав тот крюк, они заве­ли оптику на дулесовский градообразую­щий завод и перевели все его контракты с МТС на себя. А это миллионов пять в год. Рублей, правда.#живопись #уфа #чтение #книга