Мне повезло. Мне ужасно повезло. Я даже боюсь об этом рассказывать. Но Вам расскажу. Тихонько, шепотом. Только вы – никому-никому… Ладно? А то как-то неудобно… Особенно перед остальными…
Знаете, я никогда не выигрывала ни в лотерею, ни в каких конкурсах, и даже в картах проигрывала всегда с треском. Но тут я выхватила выигрышный лотерейный билет из воздуха, прямо на лету.
Как? Вообще-то я летела в Америку. Первый раз за всю свою жизнь. Планов было не очень много – короткий, но яркий отпуск - погреться на солнце в Калифорнии, подышать смогом в Нью-Йорке, и послушать треск игровых автоматов в Лас-Вегасе. И всё это за две недели. Вот такой подарок самой себе в честь дня рождения.
Рядом со мной летела сухонькая, но ужасно интеллигентная старушка в бордовой шляпке и красивых очках. И, конечно же, на ней был классический шелковый костюм и высоченная шпилька на туфлях. Прямо Королева Англии! Когда мы взлетели, она достала самоклеящийся крючок, примостила его к стенке салона, аккуратно сняла свою шляпку, поправила волосы и повесила ее на крючок. Вот такая предусмотрительная особа.
Стоит ли говорить, что у нее были бордовые перчатки и небольшая сумочка с застежкой из двух металлических шариков. Если бы моя спутница при этом не достала из сумочки IPhone, я бы реально подумала, что она мне мерещится.
Очень люблю таких людей. Когда их вижу – хочется с ними говорить, заботится о них, сходить к ним в гости на бокал вина. Наверно эти трогательные чувства просыпаются во мне, потому, что мне хочется в старости быть такой же – гонять на роликах с внуками, ходить в театры в шляпке или курить трубку, укутавшись пледом, и рассказывать молодежи о своих похождениях в молодости. Такие люди, как эта старушка, меня восхищают.
Поэтому я решила не церемониться и сделать все, что мне хочется – и поболтать, и выпить и позаботиться о ней. Она оказалась итальянской американкой с польским корнями, которая в детстве обучалась в французском пансионе. Ухх, вот это микс! На двоих мы знали около шести с половиной языков, и это многоязычие позволило нам очень лихо понимать друг. За 12 часов полета мы с ней выпили несколько литров красного вина, вспомнили все песни с фестивалей Сан-Ремо, показывали друг другу фотографии семьи, работы, друзей, играли в крестики-нолики и морской бой. Скажу вам, что это был самый классный перелет в моей жизни!
А еще она каким-то образом доставала из своей маленькой сумочки всякие предметы – то носовой платок, то калькулятор, то удивительно красивое зеркальце. Помнится, что там даже шкатулка была с украшениями. Я решила, что если она в какой-то момент достанет оттуда кролика или голубя – брошу пить навсегда. Она чем-то напоминала мне постаревшую Мэри Поппинс, которая ушла на пенсию и колесит по миру. Хотя, зачем ей самолет – у нее же есть зонтик? Или зонтик был служебный, и его забрали после ухода с работы? Пока я так размышляла, она подбила три моих корабля. Помню, как она задорно смеялась над моим удивленным лицом, а самолет в этот момент попал в зону турбулентности, и сиреневая шляпка на крючке стала покачиваться, как маятник у часов с кукушкой.
Устав друг от друга и от общения, мы задремали где-то над Атлантическим океаном. Я попросила для нее плед и, укрывая ее, услышала, как она спрашивает сквозь сон: «Что ты хочешь увидеть в Америке?».
- Отдыхайте, потом расскажу.
- Скажи сейчас. Пусть мне это приснится.
- Хорошо… Я хочу увидеть океаны, настоящие: океан людей, свободы, океан пустыни и океан огней. А еще, я хочу поблагодарить одного человека. Жаль, я не смогу с ним встретится лично, но хотя бы к могиле его я съезжу.
Она открыла один глаз:
- Он умер?
- Да, он уже умер, почти лет пятнадцать назад. Как бы не смешно это звучало, но он – единственный, к кому стоило бы лететь через тысячи километров. Плохо, что я поздно это поняла и тогда, когда он был еще жив, даже не позволяла себе думать об этом. Самое обидное, что я тогда уже могла… могла себе все это позволить. Но у меня даже мысли такой не возникло в голове. Ужасно обидно… Поэтому хочу сказать ему «спасибо» за все, чему я от него научилась. – я вздохнула, - Спите, отдыхайте. Нам еще долго лететь.
Старушка, повернув голову на бок и, натягивая одеяло на плечико, пробормотала: «Не переживай. Он не умер. Он просто улетел на свою планету».
У меня остановилось дыхание:
- Что? Что вы сказали?
Но Мэри Поппинс уже тихо спала. И теплый воздух ее дыхания согревал стекло иллюминатора.
Я откинулась на спинку сидения в недоумении... Эти слова… Я сама говорю своим друзьям. В это как-то легче верится, чем в том, что такого человека на земле просто больше нет. Да, он не умер... он просто улетел домой.
Когда мы приземлились в аэропорту Лос-Анджелеса, моя соседка достала из своей раритетной сумочки солнечные очки, сняла свою шляпку с крючка и протянула мне визитку. Вот как так? У меня, продвинутого HR-менеджера, не было визитки. Точнее, я их просто не делала, потому что я раздолбайка. А у дамы восьмидесяти лет они есть для каждого встречного! Мне было стыдно. Перед самой собой.
Мы тепло попрощались. Мэри Поппинс на пенсии нужно было лететь куда-то дальше. Она удалялась от меня со своим чемоданчиком на колесиках на высоченных шпильках, и ее белая шляпка мягко покачивалась в такт движению, пока не спряталась за толпой людей.
Через пару дней после тюленьего лежания на пляже и прогулкам по ночному Лос-Анджелесу, я все-таки решилась поехать туда, куда задумывала. Долго выбирала одежду, красилась, собирала реквизит… и руки у меня тряслись, как перед экзаменом. Еще в Москве я перерыла весь интернет, чтобы понять – как правильно сориентироваться на этом огромном и красивом кладбище. Поэтому мне достаточно было ткнуть таксисту под нос нарисованный план перемещения по Forrest Lawn, так что он довез практически до самого пункта назначения. Мне не пришлось долго плутать. Спрятавшись под зонтиком от яркого калифорнийского солнца, я прямиком пошла к месту «последнего упокоения» моего друга. Найти было несложно – Гугл вам в помощь.
Здание, где расположен склеп было светлым и печальным. Вокруг было тихо, умиротворенно. Внутрь склепа войти было нельзя. Я подошла к окну, на котором кто-то оставил поцелуй, заглянула внутрь и ничего толком не увидела. Солнце бликовало на стеклах, внутри темно. На душе была пустота. На большее я, в принципе, и не рассчитывала. Не выйдет же он из своего склепа, как только я появлюсь на пороге, и не скажет: «Привет! Я так долго тебя ждал, почему ты раньше не пришла?»
В тени кустов, на которых развешивают цветы, открытки, подарки, я села на траву, облокотившись на мощное дерево. Расстелила на траве салфетку и по нашим, русским, обычаям, достала апельсин, шоколадку и бутылку воды. Положила рядом цветы и тихонько включила на телефоне музыку. Его любимую музыку... Я что-то хотела сказать, столько лет так хотелось это все сказать...
«Здравствуй, мой далекий друг! Наконец-то встретились. Прости, что прилетела так поздно. Прости, что не смогла поддержать тебя последние годы перед твоей смертью. Прости, что была далеко в мыслях и в своих заботах, забыв о тебе. Знаешь, за все эти годы, да и за всю мою жизнь… у меня не было лучшего друга, чем ты… Даже после того, как ты ушел…
Это ты научил меня английскому языку, и теперь весь мир открыт для меня. Ты научил меня пластике и чувству ритма – прошло столько лет, а я до сих пор зажигаю танцполы. Благодаря тебе, я поверила в Бога и стала видеть красоту этого мира, полюбила апельсиновый сок, а в молодости вообще не пила алкоголь… Спасибо тебе, что я трезво помню эти годы.
Я научилась защищать слабых и детей, мечтать и беречь природу.
Но это все мелочи. Важно другое. Ты научил меня быть смелой, верить в себя, не бояться дерзких, отчаянных поступков, быть искренней и лучшей в том, что ты делаешь. Твоя любовь к музыке, твой драйв, твоя страсть – до сих пор живут во мне. И пусть ты был совершенно разным в жизни и на сцене, мне кажется, что я знаю тебя очень хорошо, и знаю, что любой ты - настоящий.
Твое созерцание этого мира закончилось, твоя душа освободилась, но нежность, подаренная тобой, навсегда сохранится в моем сердце.
Я желаю тебе удачи там, где ты сейчас. Еще раз – спасибо за всё».
Глаза плакали сами по себе. Очищение, освобождение, благодарность…
Вспомнилась поездка в Ауровилль с командой йогов из Украины. Забавные были ребята – медитировали, где только придется, таскали нас по храмам – лингамы, шивы, омы... Я поехала только из-за своего мужа – это он у меня такой фанат всей этой эзотерической нечисти. Но Ауровилль меня тогда покорил. Своей простотой и доступностью, своей открытостью и искренностью. Я тогда впервые ощутила странное состояние медитации, когда ты сливаешься с объектом полностью, без остатка. Так меня поглотил Матримандир. Нас не пустили внутрь – был негостевой день, но просто созерцание его было каким-то волшебным и чувственным. Помню, что я видела себя внутри Матримандира и его внутри себя. Тогда и пришло ощущение и понимание, что мы все в этом мире едины. Просто мы все - одно. Муж в тот момент меня не понял – он усиленно пытался стоять одной руке.
И сейчас, сидя на кладбище, на траве, в Америке, я подумала – ведь можно же представить, что я снова в Ауровилле? Представить, что он здесь, рядом и поблагодарить лично – вдруг услышит?
Усаживаясь поудобнее, я оглянулась по сторонам – никто, случайно, на меня не смотрит? Все-таки странное место я выбрала для медитации. По аллее в мою сторону шли два человека – мужчина и женщина. Даже издалека они были похожи на бабушку и внука, он – в кепке, а она в зеленом классическом костюме и в оригинальной шляпке с вуалью. Опять эти шляпки… Неужели в Америке сейчас на них мода среди пожилых людей?
Я закрыла глаза, сделала глубокий вдох…
И оказалась в огромном холле ресторана. Передо мной - мощная винтажная лестница с позолотой, множество огней, зеркал, люстры с хрусталем. Еще миг – и по лестнице начнет спускаться какой-нибудь царь… или принц… Метрдотель мягко подплыл ко мне и волшебным жестом показал, что нужно подниматься по лестнице. Кто-то перебирал клавиши рояля, создавая волшебную, бархатную атмосферу.
Я приподняла низ своего красного (!) платья и ступила ногой, обутой в золотистую босоножку (!!) на первую ступеньку. На руке блестел какой-то браслет с разноцветными каменьями в тон моему маникюру (!!!)
Подходя к зеркалу, я увидела свое отражение и замерла. Конечно, я всегда знала, что я красавица, и что отсутствие ярких и длинных ноготков меня не испортит, а лучшее украшение женщины – это улыбка. Но такой красоты, как в зеркале, я не видела в своей жизни никогда. Даже неприятно стало - не я это. Совсем не я. Показала сама себе язык в зеркале – и улыбнулась. На сердце полегчало. Вот теперь - я! Теперь можно идти дальше.
Развернувшись к очередному лестничному проему, я поднялась к красивым мощным дверям в стиле французского классицизма. Я знала, кто ждет меня за этими дверьми. Всегда знала. Ведь это был мой сон, который я видела на протяжении многих лет – и когда он был еще живой, и потом, когда его на Земле не стало. И в этом сне я всегда просыпалась за секунду до того, как дверь начнет со скрипом открываться. И каждый раз оттягивала этот момент, чтобы прочувствовать, насладиться ощущением ожидания. В этом красном платье, с замирающим сердцем, без возможности сделать даже легкий вдох, стоять на пороге между двумя мирами, и понимать, что там, за дверью – тот, для кого в твоем безграничном сердце всегда будет место. Ты делаешь вдох, поднимаешь руку, дотрагиваешься до ручки двери и… открываешь глаза на подушке.
Также произошло и сейчас - я открыла глаза там же, где и задремала, - рядом с его склепом. Плохой из меня медитатор (если есть такое слово). На траве все также лежит салфетка, апельсин, вода. Вот только в телефоне почему-то звучит рояль… Тот самый, из моего сна. Вроде, такой записи у меня не было…
Вдруг из-за спины, откуда-то из кроны дерева, я слышу голос с французским прононсом: «Зачем открыла глаза? Закрывай сейчас же». Я обернулась – никого. «Не будь дурой, милочка. Такой шанс бывает один на миллиард. Закрывай глаза. Мигом!».
Я послушалась и снова погрузилась в темноту.
И снова оказалась около зеркала. И снова на меня смотрела очень красивая девушка, при полном параде, в красном платье, которая опять размышляла - как бы саму себя вернуть? В этот момент к зеркалу подошла моя Мэри Поппинс. На ней был тот самый зеленый костюм, как у бабушки с внуком, что гуляли по аллее. Она стала поправлять свой головной убор.
- А себя, милочка, нужно любить и ценить, иначе, кто это сделает? - тоном Маргариты Палны, сказала она. Повернулась на двадцать градусов в каждую сторону, сохраняя царский подъем подбородка, проверила, как выглядит с разных ракурсов, развернулась к выходу и замерла на долю секунды.
- Иди, он тебя ждет.
Даю тысячу процентов, что она в этот момент хитро улыбнулась! Точно также, как улыбалась, когда подбивала мои корабли! Но этого мне было не дано увидеть – она уже спускалась по лестнице вниз.
Я развернулась к лестничному маршу. И снова красивые мощные двери в стиле французского классицизма. И снова резная дверная ручка. Я поправила платье, зажмурила глаза. Руки тряслись. Как страшно бывает сделать этот шаг – шаг, который отделяет тебя от мечты, пусть даже в параллельной реальности. Момент, перед тем как поднимешь руку и положишь на ручку двери – это момент принятия решения. Доли-, милли- секунды перед ним – это вечность. В этой Вечности и страх, и томление от ожидания, и предвкушение и восторг и озноб как от самого ожидаемого поцелуя. Вот такой будоражащий коктейль. В нем есть еще и грусть – ведь мечты скоро больше не будет, она исполнится, и в сердце останется пустота. И выпить его нужно до дна, до конца - иначе не будет ощущения полноты происходящего.
Я замерла над дверной ручкой и ощутила себя дверью - тем, кто отделяет два мира друг от друга. Тем, кто знает, как приходится людям по обе стороны. И поняла, что там, на другой стороне, тоже было напряжение. Но не такое волнительное, больше от любопытства и азарта.
И... решилась. Положила руку на дверь и толкнула ее.
В огромном пустом мерцающем зале стоял накрытый стол. А рядом стоял рядом Он. Одинокий силуэт в бликах свечей. Казалось – подуй ветер – и он растворится в воздухе, как мираж. Я подобрала подол платья и подошла ближе. Высокий, красивый, худой. Тот образ, когда он был в самом расцвете своей жизни. Те же сияющие глаза, та же улыбка, та же проволока волос.
«А смерть тебе к лицу... – он удивленно поднял бровь, - Но говорят, что ты не умер, а просто улетел на свою планету? Ведь это правда? Я в это верю.»
Он улыбнулся. Своей фантастической улыбкой. Он меня понял… Помог сесть за стол и сам сел напротив.
«Знаешь... я хотела сказать тебе «спасибо».- Вздернутая бровь. Он и так все знает – все слышал у стен склепа.
Немного непривычно видеть его таким собранным и взрослым. Ужасно неловко, но я не сдаюсь. Мне так много нужно было сказать, за эти годы за все эти годы столько набралось:
«Есть еще кое-что, за что мне нужно, очень нужно тебя поблагодарить… Только не смейся. Всегда, в самые трудные моменты моей жизни, несмотря на то, что тебя уже столько лет нет на этой земле, ты все равно со мной - в проезжающей мимо машине, на плакате в ларьке, на телефоне прохожего, в летнем кафе на море. А особенно тогда, когда в жизни хуже всего. Спасибо тебе за это. Спасибо за то, что ты всегда был где-то рядом. Это самая мощная поддержка в жизни.»
Он смутился.
«Неужели не ты?… Но лично мне приятно думать именно так, - я улыбнулась. – В моей Вселенной происходит только так, и никак иначе.»
Он бесшумно рассмеялся. Время полетело. Незаметно, но неумолимо... Я ловила каждый его взгляд, каждое движение. Нам и целой вечности не хватило бы, чтобы поговорить обо всем - о меняющемся мире, людях, войнах. О любви и счастье, о детях и семье. Было видно, что он обрел покой… И этот покой освещал его изнутри. И мне было легко. Как будто, все вставало на свои места… Все было правильно…
В какой-то момент он поднял глаза и с грустью внимательно посмотрел на меня.
«Наше время выходит? Всем пора возвращаться? - Язычки свечей в согласии закивали. Я вздохнула. Мне никогда не найти слов, чтобы сказать всем «огромное спасибо» - и залу, и роялю, и огню, и этой хитрой Мэри Поппинс. И Ему. Особенно - Ему.
Даже, несмотря на то, что в этой, другой, реальности, мы можем говорить без языковых барьеров, и наверно, даже без слов... Без слов… Ведь за все это время ни он, ни я не произнесли ни одного слова! И тут я поняла, чего мне не хватает – я просто хочу услышать еще раз этот до боли знакомый голос. Это просто необходимо, как летний бриз жарким вечером. Я пошептала:
- Скажи хоть что-нибудь мне, на прощание. Пожалуйста.
Он встал, отодвинул мой стул, и взял меня за кончики пальцев.
- Мы все уже сказали. Не грусти обо мне. Ты права. Я не умер, я просто обрел дом. Это там смерть кажется страшной, а здесь… ты понимаешь, что это - как перешагнуть порог. В другую жизнь. Она совсем-совсем другая. Но все тепло и любовь, которую мне дарят оттуда с Земли, я ощущаю всем своим существом. Будь счастлива – и чаще улыбайся. Улыбка тебя очень украшает.
- Хорошо, я буду стараться. Обещаю.
- Вот и отлично. Спасибо за твою любовь. А теперь просто закрой и открой глаза.
Это было сделать сложнее, чем открыть резную дверь. Слезы размывали силуэт и черты лица, которые хотелось запомнить навсегда, пока он так рядом.
- Прощай…
Я закрыла глаза и соленые капли потекли по лицу. Открыла глаза все там же, на том же месте. Под деревом. Солнце стало клониться к закату. Телефон разрядился. Рядом со склепом стояли люди – видимо, фанаты. Кто-то был одет, как он, кто-то был практически двойником. Кто-то напевал его песни, а кто-то пытался повторить движения. Рядом аккуратно бродила полиция. Я оглядела склеп еще раз – да, у Короля должны быть королевские хоромы. По аллее, медленно, под ручку, уходила уже знакомая мне пара - бабушка с внуком.
Я прошептала им в спину:
- И снова – спасибо! За все... И удачи! Удачи вам обоим. Во всем, всегда! Берегите себя!
Внук с бабушкой, не оборачиваясь, подняли свои руки в перчатках и помахали. Мне? Кто знает… но я была уверена, что мне. Я тоже подняла руку, чтобы помахать на прощанье. На запястье, в лучах угасающего солнца, сверкнул браслет из разноцветных камушков.
