В тех же поездках по своему району забираешься в самый дальний поселок, привычно замерший, малолюдный – чего ждать-то? Кто в лесу, кто на заработках…
В принципе, раньше в страду так же пустели села – все были на полях – по свидетельствам людей – в белоснежных одеждах из плотной ткани (лен с коноплей, шедшей вовсе не на безобразия), чтоб не прокусывала мошкара, над золотыми полями – выглядели как ангелы на жатве…
У меня сохранилась такая дедова одежда, и даже до сих пор пригождается – выйти куда-то в огород – не стареющая, все такая же броня – от мошкары, комаров…–да еще и чистая-пречистая, по ощущениям… Раньше все шили и делали обстоятельно, с умом – например, крестины папы и тети Раи отложили на целый год – ждали, с 37-го по 38-ой, чтоб пришла красивая ткань на крестильные сорочки… Не боялись – шесть лет назад, в 31-ом, расстреляли священника, Прокопия, а в 37-ом жену его Марию, – и все равно готовились – это было важнее, чем страх…
А мама родилась позже, в 1942-ом… Дитя войны… Конечно, в те годы жили впроголодь, и врезается в память, как свое, воспоминание – мама маленькая, сидит на столе около окна, болеет… Ее оставили одну, но чтоб она не боялась – включили негромко черную тарелку, радио… Да она и не боится – ждет прабабушку. Бабушка – директор школы, вечно в заботах… А прабабушка пошла вниз, под горку, в садик. Там, даже если мама и болеет – все равно выделяют на нее порцию – четыре оладушка и кружку какао. Вот за ними и пошла прабабушка… Так голодно, что даже такая порция – не на одну мамку, на всех! – важна, очень… И кроме того – приносит какое-то воздушное ощущение счастья, заботы… Навсегда ассоциирующихся с самым простым – четыре оладушка на блюдце и чашка теплого какао – вот оно, счастье-то…
Как это связано с нынешними, омертвевшими на рубеже «российского миллениума» поселками? Очень просто…
Заезжаешь в поселок… В багажнике – как всегда, все лучшее – детям… Прежде чем куда-то ехать, уже зная наперед ситуацию – заходишь в магазин и берешь, что можешь, заставляя багажник пакетами… В поселке интересуешься – где тут садик? Вроде же на рубеже «перестройки» выстроили новый, и где он? Здесь же был…
Оказывается это не фокус, не иллюзия, не обман зрения… Был садик – не отрицают… Но ведь к «перестройке» построить-то его построили, а не сдали в эксплуатацию, не ввели в строй… И вот, под видом несуществующего – просто разобрали деятели из администрации – к себе на дачи… Все вроде по закону и – никакого «мошенства»!..
А дети-то где? А вон – на окраине, покосившийся барак… Там они…
Заходишь в полутьму – экономия же везде… Вносишь пакеты – на пол приходится ставить, мебели почти нет…
Садишься в кресло… Тишина… И тут – вот ровно как в американском фильме ужасов… Такое мистическое ощущение!... По углам появляются какие-то тени, и приближаются к тебе… И облепляют, как муравьи – кусок сахара… Дети!
Кто-то вцепляется в ухо, рассказывая как Петька отжал у него единственную машинку… Кто-то делится по дружбе, возникшей мгновенно, самыми сокровенными секретами про козни какой-то коварной Лариски… Впились в тебя – ведь впервые, наверное, за свои короткие и такие длинные годы – видят мужчину в садике: ведь кроме нянечки да воспитательницы – даже двух ставок-то едва добьешься! – никого и нет… все ушли на какой-то фронт…
Развязываешь пакеты – те, что с едой.. И – неловкие неповторимые по своей пронзительности обжигающие детские тихие вопросы – как это есть… что такое котлета… ведь привыкли-то за эти перестроечные годы раздербанивания – к монодиете: хлеб с чаем… это даже не оладушки с какао военного времени… тут своя война…
Как Жженов в фильме про встречу с панфиловцами после боя: все, что могу! все, что могу!.. А ничего-то ты особо не можешь – ведь во время этой поганой березовско-чубайсовской бесовской дележки государственного имущества на шестой части земной суши – их, брошенных, оставленных, оказавшихся сиротами – стало больше, чем после Отечественной войны! Больше!.. Сотни тысяч… И им надо не завтра, не послезавтра, не когда «появится прибыль в бюджете», не когда «встанут на ноги» какие-то там мифические рыночные предприятия и отношения – а сейчас и здесь!...
Вот, позабыв о себе, помня об этом ужасе – живешь, ориентируясь на то, как там им, оставленным и беззащитным…
В своем родовом селе – то же самое… Раньше, в детстве – идешь за хлебом, и забегаешь к тете Вале, работавшей в садике (двухэтажном доме за магазином) – и там крик, почище чем на войне – десятки круглых голов, светлых, как подсолнечники… И она – теплая, большая, излучающая какое-то общее материнство – поверх этой будто арбузно-дынной нескончаемой россыпи детских голов – да еще неспокойных, как пчелы жужжащих что-то, наверное тоже про машинки и чьи-то коварства…
К «перестройке» возвели в селе садик – на двести мест! А оказалось – теперь всего жителей-то едва две сотни наберется… А садик – как стоял, так и стоит, ветшая, как разбомбленный в этой войне, где бомбы невидимые, а потери – реальные…
И не только те, что вы не видите… Вроде ребенок еще с вами – а его уже засосала опасная смартфонная «трясина», из которой простыми запретами не вытянуть…
Вот видео, которому уже лет семь, а ничего не изменилось, все тот же бесконечный сериал про выживание:
источник: https://yuri-ekishev.livejournal.com/30365.html