Про начало и начала
Есть такое выражение – поднимают на тюрьму. Оно буквальное. В прямом смысле поднимают, по лестнице, на какой-то верхний этаж. А внизу – хозблок, баня, карантин и приемка. Собственно тюрьма, то есть камеры, или хаты, они выше. Поднимают обязательно вечером, после ужина и вечерней проверки. Видимо, для статистики. Чтобы днем, между утренней проверкой и вечерней, народ не тасовать, а то запутаются. А тут на ночь глядя, спокойно всех развели, карточки переставили. Где они там стоят, в какой-нибудь тюремной картотеке. И вот мы шкандыбаем по лестнице, народу нас человек тридцать, со всех карантинов. Забили лестницу сумками и матрасами, ментам самим не пройти, они кричат – встаньте вдоль по стенке, чего не понятно-то? А как тут встать, когда барахла столько. И по одному народ выкликают и заводят, сначала на второй продол, потом выше на третий, и оставшихся нас на четвертый. Смотрим – широкий довольно коридор, чистый идеально, перегорожен поперек в нескольких местах решеткой, в решетке дверь, локалка называется, и – двери с обеих сторон, через равные промежутки. Массивные, железные, поверху цепи, в середине двери что-то типа ставни закрытой, скважины замочные, над дверями окошки решетчатые, в окошках вентиляторы крутятся. Подвели меня к одной из дверей, два форменных молодца одинаковых с лица, один спиной ко мне дверь отпирает длинным шкворнем железным, другой у меня за спиной стоит. Дверь лязгнула, открылась, и я зашел, собственно в хату. И какие впечатления у нас возникли. А много всякого. Крик дикий, когда входил – тормоза!!! Народ столпился у дверей, стоят плотно, дальше не пропускают. В коридоре светло, а тут полумрак, дневное светило выключили, подсвечивает луна откуда-то сбоку, ничего не разобрать сослепу, ну чисто попал в пещеру. С коренными австралийскими обитателями. Щас выскочит кенгуру и за ней абориген раскрашенный с бумерангом. И динго. Но ничего, обошлось. Дверь сзади лязгнула, захлопнулась. Народ сразу стих и разбрелся по своим делам. Глаза привыкли – не так уж и темно. Все видно. Люди бритые наголо, все. Скоро и я побрился, просто так удобнее. Запах чеснока. Витамин. На дубке кругали с чаем. Вечер. Дубок прямо, за дубком две решки, слева шконари, в три ряда, справа дальняк с семафором, дальше справа телевизор с иконами, сзади тормоза, висит телевизор, под ним холодильник. Вот и весь твой маленький мирок, на много-много месяцев вперед. Дом казенный. Пол деревянный, шконари железные, луна стеклянная, стены каменные. Хоть казенный, хоть и временный, но дом. И тебе в нем жить. Надо постараться, жить человеком. Как здесь, на тюрьме говорят, людской масти.
Потом встал с дальней шконки старший за хатой, подтянулись все остальные арестанты, посмотрели внимательно, чего за пассажир новый заехал, тем временем чифир поспел, встали возле дубка, я слева от старшего, по кругу познакомились. Крикнули АУЕ, выпили чифир, мне пожелали терпения и скорейшего освобождения, я сказал, что очень рад был познакомиться. И правда рад. После долбаного ивээса, где за десять дней три новых хаты, после карантина непонятного, уже хочется как-то определиться, где-то осесть и притихнуть. Вообще понять, что произошло, что дальше будет. Чем сердце успокоится. Ну, бросил сумку с вещами под шконарь, помыл тряпкой матрас, положил посуду в отведенный гараж, пошел смотреть в окно. Окно, оно же решка, начинается на уровне груди, и до потолка. За окном воля. Напротив нас обычный жилой дом. Многоэтажный. Смотрю, огоньки загораются. То там, то сям. Время позднее. Теплом таким тянет оттуда. Там, в каждой квартире, что-то происходит. Телик смотрят, едят, может и пьют. Может, даже и ругаются. Может, ребенок нашалил. А может, папа нашалил. А может, и мама косяк даванула. Ну и что. Все равно они – там. У них жизнь. А у нас – ожидание жизни, и воспоминания о. О той жизни, что была. У меня – она была вот, только что. А у кого-то уже давно. Мы про это еще поговорим. А вот про тот дом, что напротив – ну я не знаю. Верьте мне или нет, братцы, но жить жизнь человеческую в доме с видом на тюрьму – это как-то странно. Может, там квартиры дешевле. Может, даже намного дешевле. А может, там мусора живут. Ну те, которые централ наш охраняют. Полезное с приятным – и идти не далеко, на службу. И все рядом. И Москва все-таки. И душу греет – вон они, твои подопечные – на глазах. Вышел вечерком после дежурства на балкончик, выпил пивка и смотришь – централ на месте. Понятно, куда завтра с утра идти. Или просто люди живут и не придают значения, чего там напротив. Ну, тюрьма. Комплекс зданий. Что им оттуда видать? Ну, вроде решетки на окнах. Так в Москве много где решетки. На музеях вон тоже решетки. Может, тут музей. Или. Скажем, склад. Где хранится бремя страстей человеческих. А может, людям в этом доме просто все равно. Живут же и с видом на кладбище. И с видом на свалку. Район неплохой, цена приемлема, метраж хороший. Детская площадка во дворе. И парковка имеется. Метро недалеко. Ну и ладно. А что там напротив – да какая разница. Ну, допустим, тюрьма. А они смотрят, и ее не видят. Не видим же мы порой, как нищий старик на тротуаре просит милостыню. Вроде видим, а вроде и нет. Так, мимо себе идем, по своим делам. А он стоит. Ну и пусть его стоит. Пусть с ним социальные службы разбираются, нам-то что. А тут какая-то тюрьма из окна. Ну и что. Надо вот ремонт на лоджии сделать, и с соседями разобраться. А то курят на лестнице, и дым весь в квартиру. Куда полиция смотрит?
Посмотрел я на дом на соседний, повздыхал. Позвали на беседу. Старшой. Объяснил, что почем. Что как называется, что делать надо, чего не надо. Чего можно, но не стоит. Кто тут и что тут. Это и были мои тюремные начала. О них, о началах, этой повести в начале. Про самое простое, про азбуку. Подробно так объяснял, обстоятельно. Сказал, если чего не понял, а ты половины не понял, интересуйся. Интерес приветствуется. Дальше пошла учеба. Братва из хаты – объясняли. Объясняли буквально все. Как пользоваться дальним. Как смывать за собой. Как обязательно поднимать за собой стульчак. Как мыть после себя раковину. Потому что народу много, пятнадцать человек в хате, и если каждый будет в раковину плеваться и сморкаться, а мыть после себя раковину не будет, то будет что? А ничего хорошего. Объяснили, что в определенных случаях, надо после себя не только стульчак поднимать, но – использовать дезодорант. А это в тюрьме что? А это в тюрьме – высушенные корочки от апельсинов и мандаринов. Они на дальнем в специальной сеточке висят, их надо брать, руками, вставлять в щель между кафельных плиток и жечь. Чтобы был цитрусовый воздух, а не… Ну вы поняли. Объяснили, что пол кафельный на дальнем надо после себя обязательно протирать, специальной тряпкой. Чтобы не было сырости. Потому что сырость это в тюрьме что? Это гарантированный тубик. Туберкулез. Самая что ни есть тюремная болезнь. Значит, сырости быть не должно. Объяснили, что на дальнем, а это отдельное помещение, туалет по-домашнему, на дверях, на тормозах то есть, висит такая крышка от майонезной банки. Заходишь, переворачиваешь крышку красной стороной, выходишь – обратно зеленой стороной. Стороны выкрашены фломастерами. Чтобы люди знали, занято или свободно, потому что замков, засовов, задвижек и прочего в хате нет. Чтобы гражданин начальник в любой абсолютно момент мог зайти и глянуть, что с тобой. Запираться ты в тюрьме не можешь. Запирают – тебя. Дальше объяснили, как набирать воду. Есть в хате чайник. Для кипячения чая, соответственно. Но он под кран не подлезает, потому что кран низкий. Поэтому чайник стоит неподвижно на специальном столике под телевизором, рядом со входными тормозами, и его с места двигать нельзя. Чайник – это большое богатство. Затащить чайник в камеру – это очень затратная и длительная процедура. И если он сдохнет, будет плохо, без чая, всем. Чайник не трогают. А воду наливать же надо? Надо. Берут, объяснили мне, пластиковую бутылку. Они в хате есть. Можно в магазине заказывать. Минеральную воду, газировку, от них остаются пустые бутылки. Вот, берешь одну нормальную пустую пластиковую бутылку, и берешь одну специальную. Которая за чайником всегда стоит. У нее в боку, ближе к дну, вырезана квадратная дырка, размером с банковскую карту. Ты идешь на дальняк, включаешь над раковиной воду, холодную, естественно, и подставляешь особую бутылочку, дыркой, той, что ближе к дну, под струю воды. Вода из крана через дырку в боку бутылки натекает в бутылку, тоже полуторалитровую, ты – что делаешь? Ты – наклоняешь спецбутылку дном выше к крану, горлышком вниз, за раковину –и – подставляешь горлышко нормальной бутылки. И из спецбутылки наполняешь обычную бутылку, закрываешь кран и идешь из обычной бутылки заливаешь воду в электрочайник. Поняли? Не особо. Я тоже поначалу нет. Но потом понял, и сам так наливать в чайник научился. Лайфхак. Попробуйте дома. Хотя зачем оно вам? Как зачем. Типа – вы в тюрьме. Кстати, про холодную воду я не зря упомянул. На нашем козырном централе в кране две воды. Горячая и холодная. Как у людей. А вот, например, в Лефортово, там, говорят, горячей воды нет в принципе. Только холодная. Старый централ, еще дореволюционный. Странно, да? Двадцать первый век на дворе, а в Лефортово нету воды горячей, просто. А ведь это практически центр города. И не какого-нибудь Усть – Залупинска, а Москвы. Столицы, блин, нашей родины. Представьте, где-нибудь в Америке, заключенным не дадут горячей воды. Кошмар, издевательство, и вариант пытки заключенных. А у нас – ну чего, нормально. И холодной помоетесь. Не дворяне. Хотя дворяне-то на Лефортово как раз сидели. Точно. Еще нюанс. Адвокат говорит – читал в прессе, как одного нашего в Америке в тюрьме содержали – каждые полчаса включали, типа, свет. В хате. Типа, невыносимая пытка для любого нормального человека. Так у нас на тюрьме свет вообще не выключается, никогда. Это тогда чего? Продолжим про начала. Чайник постоянно используется. В смысле, хата не спит круглые сутки, а из напитков – чай. Ну, чифир, какая разница. Значит, чайник всегда в работе. Попил чай, должен долить воды в чайник. Всегда. После тебя люди захотят пить чай, у них чайник должен быть всегда наполнен. Для тебя же наполнили? Вот и ты, будь добр. Точно также, покушал хлеб – нарежь для людей. Для тебя же нарезали. Покушал чеснок – возьми из мешка в углу новую головку, почисти, положи в специальную шлемку. Покушал колбаски, нарежь для людей еще, положи в шлемку, поставь в холодильник. Покушал масло с хлебом, возьми из морозилки новый брикет масла, поставь в общее отделение. Ложку для масла помой и положи, куда надо. Масло режут ложкой, потому что ножи не положено. Просто есть такая ложка, у нее ручка с одной стороны слегка заточена. Она – для масла. Берешь такую ложку за ложку, то есть за само весло, и ручкой отрезаешь масло и намазываешь на хлеб. Так вот, эту ложку надо тщательно помыть и поставить в определенное место, с другими ложками. Которые – просто ложки. На взгляд не отличишь. Но они – разные. Дальше – встал со шконки – вымой руки. Прежде чем за дубок садиться. Неважно, что ты этими руками ничего не делал. Все равно помой. Так надо. Дальше – если люди кушают, за дубком, то на дальняк ходить нельзя. Неуважение. Видишь – кушают, ну потерпи. Если совсем невтерпежь, скажи – мужики, ну приперло. Повремените кушать, пожалуйста, пока я тут… Никто тебе слова не скажет. Повременят. Всякое бывает, особенно после баланды с капустой кислой. Я раз поел в карантине, и навсегда. Я лучше чаю попью, если есть больше нечего. Вот, но ты, главное – скажи. Никогда не ставь себя выше людей в хате, потому что ты – не выше. Был бы выше, здесь бы не сидел. Ты такой же, как все. И неважно, кем и чем ты на воле был. За образ жизни спроса нет. Дальше – видишь, люди прибираются. Или борщ варят. Или овощи чистят. Или вентилятор моют, их надо мыть, а то сломаются. Подойди, помоги. Ты ж ничем не занят, да? Или у тебя неприемные часы? Тебя могут не попросить, а заставлять точно никто не будет. Народу в хату много, делать особо нечего. Просто знай – люди будут работать. Ты будешь на шконке пузо греть. Ну, давай. Люди все видят. Потом не удивляйся, если что. И не спрашивай, почему к тебе такое отношение. Потому что. Дальше. Не приставай к людям с расспросами. Я не про интерес тюремный. Это пожалуйста. Я про другое. Когда подсаживаются люди, и начинают беседу задушевную. За что сел. Кто на воле остался. Где живут. Что делают. Что имеют. За что вообще сидишь, кого знаешь, чего брал, чего не брал…Это, братцы, сука. Это опасно, и это западло. Запомни раз навсегда – твоя делюга касается только тебя. Больше никого. Ты назвал свою статью – назвал. Нормально. Дальше можешь вообще ничего не говорить. Кому какой интерес. А уж если пассажир проявляет интерес – ну, думай. Зачем это ему. От кого он. Чего хочет, на самом деле. Была у тебя одна статья, поднимешь с полу еще две. Запросто. Молчи. И к другим с расспросами не лезь. Обрати любопытство в полезную сторону. По жизни интересуйся, как надо себя на суде вести, например, как с адвокатами, как со следаками. Люди опытные, подскажут. Без имен, дат и деталей. Читай. В хате есть кодексы – уголовный, процессуальный, исправительный. Тебе это сейчас напрямую касается. Изучай, пригодится.