Про карантин
На централ попасть не так-то просто. Сперва заводят в длинный коридор – продол. Ставишь сумку свою небогатую на пол, идешь с дежурным ментом в медкабинет. Взяли с тебя кровь. Можно заорать – на, сука, пей мою кровь! Но лучше не надо. Мы же первоходы. Потом флюорография. Это с целью того, чтобы на централ не допустить, например, больных тубиком, спидом, и с неимоверным количеством веществ в крови. Таких через три дня, как придут анализы, разворачивают и везут на Тубонар. Это спецбольница, в рамках тюрьмы Матросская тишина. На централах, по идее, содержатся здоровые люди. Более-менее. Вызвано это не состраданием к сидельцам, а простыми вещами. СИЗО – следственный изолятор. Значит, люди здесь что? Под следствием. Значит, к ним что? Как минимум, ходит следак. А то еще и адвокат. А если, допустим, на централ заехал больной с открытой формой туберкулеза, или с корью, или с ветрянкой, или еще с какой-нибудь трудно лечимой хренью, то весь централ закрывают на общий полный карантин. А это значит, что никто извне не зайдет. Ни следак, да вообще никто. Месяц минимум. А у следствия – сроки. У суда – сроки. Значит, больных пускать нельзя. Иначе головы полетят, у начальства СИЗО. Вот, взяли кровь, сделали флюорографию. Храните флюорографии любимых, был такой альбом у Стаса Намина. Кто это, спросит молодежь. Да забей, неважно. Важно то, что дальше встаешь перед такой табличкой с указанием роста в сантиметрах, и тебя фотографируют компьютером. Вот это как в кино. Анфас, профиль. Как Колин Фаррел во всех фильмах. Сидит – не сидит. Потом на специальную панель кладут твои пальцы, прижимают. Большой, указательный, и далее. Потом полная ладонь. Потом другую руку. И вводят твои данные – фио, где и когда родился, создают твою учетную карточку, которая будет с тобой всегда. Где бы ты дальше не сидел. И куда будут заноситься все сведения про тебя – чем болел, как режим шатал и проч. Это понятно, компьютеризация, общие базы, биг дейта… Чего не понятно, это после всех компьютерных процедур тебе говорят намазать ладони черной дрянью типа солидола, и ты на бумаге снова откатываешь все свои отпечатки. Это чего – на случай войны и отключения компьютеров? Или дань традиции?
Дальше идешь на сборку. Такое помещение, две скамейки, отдельно дальняк, и ждешь, пока всех, кто прибыл, так же обработают. Собрались. Человек десять. Давай знакомиться, кто да откуда. Познакомились. Приходит мент дежурный, и ведет всех в баню. Давай, кричит, всей босотой мыться. Каждому набор – мыло, зубная щетка, паста зубная одноразовая, полотенце в клеточку. Заходим в душ, там предбанник, раздеваемся, мыться идем. Дверь опять же захлопывается. Привыкай. Все двери за тобой в тюрьме всегда закрыты. Моемся. Тут сразу видно, кто первый раз в тюрьме, а кто не первый. Не по наколкам, нет. С воли у каждого второго уже есть наколки, и с ними уже в хате будут разбираться. Какие они да про что. У меня, допустим, их нет. Наколки, татухи, партаки. У кого-то есть. Была же мода. Нет, видно из другого. Опытные арестанты моются в трусах. Все. Новенькие голышом. Баня же. Опытные молчат. Ничего не говорят, потом поймешь, будет время. Помылись кое-как, оделись, ждем. Тоже привыкай. Ждать – это теперь твое. Всего будешь ждать, долго и порой напрасно. Дальше выводят на продол, там лежат аккуратно свернутые матрасы, на них сверху посуда – шлемка, ложка, кругаль. Все берешь в одну руку, сумку свою в другую руку, и разводят по камерам. Тут уже разделение. Первоходов в одну, второходов в другую. Вместе нельзя. Чтоб дурно не влияли. Нас семь человек завели в одну. Стоят шконки, пустые, дубок, дальняк в углу. Время ночь. Раскидали матрасы, покурили, спать. Кормить не кормят, ночь же. Покурили, как без этого. Вонь стоит ужасная. Кошачей мочой. Откуда коты на централе? Нету их. Но запах вот такой. Глаза ест. Потом, назавтра поняли – это капуста кислая, основной продукт на карантине. Телевизора нет, холодильника нет, вода в кране. Грязь. Сырость. Первый этаж. Полы кафельные. Решки низкие, в них не видно ничего, кусочек неба только. Баландеры три раза в день носят пайку, в основном не съедобная. Так и не понял, на тюрьме потом баланда была совсем другая. Лучше намного. Или показалось? Заняться нечем. Курить только. Сигареты были, спички кончились быстро. Книг никто еще с собой не взял, не успели. Из еды – у кого что было. Кто с «петров» с передачкой, отдали на общее. У кого-то вообще ничего нет. Ладно, нашелся чай. И был кипятильник. Чай заваривали, курили, беседовали, узнавали о товарищах по несчастью. Здесь никто никому ничем помочь по арестантским делам не может, потому что новенькие все. Ну, чего. Делились, кто откуда и почему здесь. Сидели в карантине четыре дня, все равно делать нечего. Итого у нас образовалась вот какая компания. Толя, москвич, задержан за взятку, Валя, из Крыма, задержан и привезен самолетом в Москву в одночасье, топливо разбавлял военное, Кира водитель, убил в ДТП в Москве другого водителя, пьяного, Динияр, узбек, спиздил на стройке раковину, хотел домой отправить, не успел, задержали, и два пацанчика по два два восемь. Наркотики. Нормальные такие пацанчики, оба студенты. С одной стороны, вот же угораздило. С другой стороны, по статистике, четверть заключенных в стране отбывают по два два восемь. А на централе их, по-моему, половина, если не больше. Вот такая у нас на родине борьба за здоровый образ жизни. В Голландии кури не хочу, в Грузии вот тоже сделали полный зеленый свет и полную европу, никаких наказаний за траву, а у нас срока будь здоров. О чем думают мусора, прокуроры и судьи, упаковывая таких студентов на много лет в лагеря? Что они выйдут и сразу бросят употреблять запрещенные вещества? Или они к ним, наоборот, в лагерях так привыкнут, что жить без них не смогут? Я не знаю. Я знаю только, что по выходе из лагеря студентами их уже точно не назовешь. Другая у них все это время будет учеба. Оно надо это, государству нашему?
Как мы сидели в карантине – сидели дружно. Делились, чем могли. Историями из жизни. Какая рыба водится в Черном море. Какой табак растет на Украине. Чем занимаются люди в Пензе. Какой мэр московский лучше – старый или новый. До ночи, до отбоя спорили. А ночью раздался голос замогильный, откуда-то из стены, страшный такой голос, глухой и раскатистый – Эй, карантин! Эй, карантиииин! Мы аж подпрыгнули на шконках. Кто это? Что это? Что ему нужно? Голос не унимался. Ээээй, карантиииин! Видно, нужно ему было нас. Ведь карантин – это мы и есть. Стали искать, откуда глас вопиет. Нашли дырку в стене, вопиет примерно оттуда. Эй, кричим, здорово, кричим, кто там, кричим. Ну наконец-то отозвались, отвечают из стены. А то не докричишься. Глухие, что ль? Не, мы не глухие, мы – карантин, вот кто. В стену нам просунули: ручку шариковую, бумаги листок в клеточку тетрадный, и немножко чаю заварки, в газетный клочок завернутый. На листке было написано, по-русски, разборчиво, печатными буквами: «Ночки доброй, братва. Добро пожаловать на централ. На обороте напишите свои фамилии – имена, год рождения, статью и из какого города. Также напишите, в чем нужда. И назад нам отправьте, тем же путем». Вот оно что. Централ интересуется, кто заехал. Что за персонажи. Что за ними, кто за ними. Сказано, сделано. Записали, каждый себя, по очереди. Стали думать, в чем нужда. Да во всем. Народ же – без вещей, без лекарств, без самого необходимого, имуществом обрасти еще не успели. Но этого же не напишешь в маляве с тетрадный листок. Ну, написали, думали, что правильно – пришлите, братцы, чаю еще и спичек. Спички кончились. Загнали мы маляву обратно в стену, и пришли нам спички и еще немного чаю. Благодарочка. Так и сидели. Днем байки травили, кто про что, ученые уже после «петров», знаем, что лучше говорить или слушать, чем тупо в стену пялиться, время быстрее идет. Ночью кидались малявами через стену. И разговаривали с Голосом-в-стене. У Толкиена был такой Король-под-горой, а у нас на карантине – Голос-в-стене. Голос разные вещи спрашивал, кто мы да откуда, чем по жизни занимались, нет ли у нас на централе знакомых, друзей, подельников. Голос ночью вообще не спал. Голос ночью – жил. А отдыхал, видимо, днем, в отличие от нас, потому что нас-то будили утром, баланда, проверка, вызовы туда-сюда. Куда вызовы, насторожится читатель. Что еще за вызовы из карантина? Во-первых, к психологу. Это такая симпатичная девушка, гражданская, она перед тобой в кабинете раскладывает карточки цветные картонные. Цвета от самого чернейше-черного до светлейше-желтого. И надо их разложить, как тебе больше нравится. Я положил синий в начале, люблю синий цвет, потом желтый, зеленый и так далее, фиолетовым закончил. Девушке понравилось. Записала в моей карточке чего-то и отпустила с богом. Поняла, значит, что не буду я сокамерников по ночам душить подушкой и вешаться на связанных вареных макаронах. Благонадежен, значит, в особом надзоре не нуждается, значит. Дальше вызывали к оперу. Который сидел почему-то в каптерке на фоне стопки одеял, качался на стуле и спрашивал, лениво так, а что спрашивал? Да ровно то же, что и Голос-и—стены. Даже мелькнула мысль такая сумасшедшая – а не одно ли ты с ним лицо? Нет, ну это как-то был бы перебор. Опер интересуется за делюгу твою, за то, не служил ли ты случайно в органах, за – не хочешь ли в хозбанду пойти трудиться, за всякое за жили-были. Что характерно, дверь при этом на продол открыта, и все твои ответы слышно каждому, кто мимо проходит. А мимо прям движение началось, как по прошпекту. То одних ведут, то других обратно, то хозбанда, то новички, то арестанты, кто с поклажей, кто без, и напротив двери оперной каптерки, или каптерной оперки, как правильно назвать сие помещение, напротив – затормаживают. Как в замедленной съемке. А может, показалось. Чувства-то обострены.
Вот, таким манером, сидели мы на карантине свои четыре дня, на расслабоне, а тем временем данные наши гуляли по венам по тюремным, их еще дорогами зовут, в виде маляв. И по каналам официальным, гуляли тоже. Своим путем. Арестант новенький – он же всем интересен. И тем кто в хате внутри, и тем кто снаружи. В этом тюрьма – одно большое партнерство. Централ «Партнершип». А на пятый день выгнали нас всех семерых дармоедов из карантинной хаты, поставили в очередь на продоле, стали выкликать по одному. Заходишь – просторный кабинет, пожалуй самый приличный из всех, что видели, стоишь в центре кабинета на специально нарисованном на полу квадратике, перед тобой за тремя столами сидят трое важных мужчин. Представляться им лень, но сразу видно, начальники. Спрашивают все то же – фамилия, статья. Больше рассматривают, карточку твою и тебя. Спокойно так, со всех сторон. Следующий! Выходим на продол, берем в руку матрас, в другую руку сумку, и идем малой скоростью по лестнице наверх. Началось – нас поднимают на тюрьму.