Читайте Часть 1, Часть 2, Часть 3, Часть 4, Часть 5, Часть 6, Часть 7, Часть 8, Часть 9, Часть 10, Часть 11, Часть 12, Часть 13, Часть 14, Часть 15, Часть 16, Часть 17, Часть 18, Часть 19, Часть 20, Часть 21, Часть 22 романа "Зона тени" в нашем журнале.
Автор: Юрий Солоневич
3.2.
Откладывать поездку в долгий ящик не имело никакого смысла: дома Арсения ничего не держало, а «двадцатьчетвёрка», как всегда, была в полной боевой готовности.
До вечера Арсений проехался по городу и подготовил всё необходимое для поездки: купил продуктов, заправил полный бак горючего. Потом сложил дома посуду в специальную коробку, упаковал постель и смену одежды, перенёс всё это в машину: благо, «Волга-универсал» — дом на колёсах. А затем сел за руль и отогнал «старушку» в гараж.
По дороге домой он вспоминал, что ещё необходимо сделать. Сигареты про запас покупать не стал: в России они дешевле. А вот бутылку водки взял: в машине это такой же незаменимый инструмент, как домкрат. В самой неожиданной ситуации может пригодиться. Иногда за какую-нибудь мелочь деньги брать не хотят, поэтому и отказывают. А мелочей в дороге не бывает. Один раз ночью, возле Подольска, отобрали права за превышение скорости, и сколько Арсений ни просил, сколько денег не предлагал, ни в какую не возвращали. Жди утра и поезжай в сберкассу. А показал бутылочку — гаишник подумал, подумал и согласился: видимо, не хотелось перекусывать «на сухую». Хороша рюмка к обеду!
Дома Арсений первым делом завёл будильник, ещё раз проверил деньги и документы и лёг спать. Но сон не шёл: вспоминались подробности трассы и различные дорожные ситуации, которые случались с ним на предстоящем завтра маршруте. Да и надо было окончательно определиться, по какому варианту ехать. Через Брянск было ближе километров на сто, а через Смоленск дорога была не в пример лучше: как-никак, Олимпийская трасса, две полосы.
Так, погрузившись в думы, он незаметно для себя уснул. А утром подхватился на полчаса раньше, чем зазвонил будильник: тоже многолетняя привычка. Вскипятил воды, выпил чайку, оделся и побежал в гараж. Из города выехал без нескольких минут пять. Самое время: дорога почти пустая, колхозный транспорт ещё в гаражах. Главное было — проскочить девяносто километров до Олимпийки прежде, чем на узкое шоссе выедут «одногорбые» трактора «Беларусь». Их пока обгонишь, семь потов сойдёт: ни габаритов, ни поворотов, как правило, у них нет.
Арсений не спешил, и до трассы номер один докатил немногим более чем за час. А там — не дорога, а сплошное удовольствие: стал на свою полосу и… «хочешь — спать ложись, а хочешь — песни пой». До границы с Россией он доехал за десять часов. По дороге два раза останавливался перекусить и отдохнуть. На российской таможне поменял «американские рубли» — ближе к Москве курс доллара заметно падал — и двинулся потихоньку дальше.
Денёк был погожим, солнечным, но не очень жарким. Арсений открыл окно, и встречный поток воздуха продувал кабину, приятно освежая тело. Было хорошо просто так ехать по дороге, смотреть по сторонам на призабытые пейзажи; вспоминать прошлое и думать о всяких приятных вещах: о жизни в деревне, о рыбной ловле, об ухе с дымком и ночёвке у костра.
«А собственно, куда мне спешить? — подумал Арсений. — Заночую-ка я у костра». И проехав Смоленск, он стал выбирать место для стоянки. Но по сторонам дороги почва была в основном болотистой, опасной: утром можно и застрять. А потом ищи-свищи, чем вытянуть. Было, было уже и такое. Так, незаметно, Арсений доехал до Вязьмы. А там свернул с трассы налево, в сторону Ржева. Свернул потому, что вспомнил: ночевали они с Миколой здесь, недалеко, когда перегоняли МАЗы-лесовозы в Тверь. И километров через десять Арсений нашёл это место.
Старый, явно дореволюционной постройки — и, скорее всего, — помещичий, домик с высоким парадным крыльцом, с балюстрадой и колоннами стоял среди берёз. Стены домика когда-то давным-давно были побелены известью, но время наложило на них свой отпечаток: побелка стала грязно-серой, а выпавшие куски штукатурки обнажили худые рёбра полуистлевшей дранки. В пустых глазницах выбитых окон зеленели листвой небольшие кустики.
Как и в прошлый раз, косые лучи солнца, пробиваясь сквозь кроны деревьев, высвечивали что-то неясное, таинственное во внутренних покоях. Но так же, как и в прошлый раз, Арсений не подходил близко к домику и не разглядывал того, что осталось от той далёкой жизни, некогда протекавшей здесь. От той жизни, которая, несомненно, иногда искрилась радостью, иногда звенела тоской и печалью, звала, надеялась, плакала, ждала… А потом почему-то прекратилась, ушла, перестала быть…
Без обложки, без первых страниц,
Прямо с зова: «Останься, Ядвига!»
Начинается старая книга,
Где десяток неведомых лиц
Существуют неведомо где,
Неизвестно в какую эпоху,
И вольготно, и сладко, и плохо:
Точно так, как всегда и везде…
Где теперь та Ядвига, та гордая красавица-пани, из-за которой бравые боевые офицеры теряли и сон, и покой, и аппетит?
Где теперь и сами бравые боевые офицеры? Лежат тут же, недалеко, в сырой смоленской земле, под высокими катынскими соснами, в огромной братской могиле, обозначенной простым, густо поросшим зелёным мхом, деревянным крестом.
«У братских могил нет заплаканных вдов…»
«По мне никто не заплачет. Ну, правда, ведь».
Есть ли память у Вселенной?
Помнит ли она тех, кто ушёл в небытиё? И если помнит, то как? В каких анналах хранятся архивные документы, по которым потомки смогут определить, кем были их предки. Трусами или храбрецами, благородными рыцарями или подлыми негодяями, патриотами или предателями, гениями или злодеями? А может, это уже не важно?
Этот домик, как символ конечности бытия, как символ таинственности начала и конца притягивал Арсения к себе, не отпускал и не подпускал, будоражил не совсем ясные, глубинные чувства. Удерживал невидимыми нитями связей, протянувшихся из прошлого, через настоящее, в будущее…
Нет ничего печальнее, чем созерцание увядающей красоты, утраченного былого величия… Нет ничего сладостнее воспоминаний о том времени, которое никогда уже не вернуть…
Жаль, что больше не вернутся те года
Только в сердце сладкой болью отзовутся.
Почему всё прекрасное в этом мире так мимолётно, призрачно, эфемерно? Лишь на несколько часов после обильного весеннего дождя покрывается пустыня зелёным ковром нежнейшей травы, миллионами и миллионами цветов невиданной красоты, в которых живут, смеются и радуются этой красоте добрые эльфы и гномы. Но уже к полудню солнце безжалостно сжигает всю эту Сказочную Страну, а ветер вновь засыпает её жаркими песками, в которых погибают и цветы, и эльфы, и гномы.
Почему красота не может быть вечной?
Если Вселенная бесконечна и существовала всегда-всегда, то почему до сих пор добро не победило в ней зло? Почему за бесконечно долгий путь не стала красота тем единственным результатом эволюции, естественного отбора, той силой, которая должна была спасти мир? Почему мир до сих пор не спасён? Не спасён ни красотой, ни распятым на кресте страданием? Ответ один: зло и уродство — непобедимы, если их не победили за бесконечно долгий срок.
И тому, кто столкнулся со Зверем на узкой дорожке, остаётся одно: поклониться. Поклониться ему, чтобы выжить. Кто из смертных может сразиться с бессмертным и не погибнуть? Даже если и найдётся такой смельчак, а скорее безумец, — он обречён заранее, обречён «a priori», по определению.
Продолжение следует...
Нравится роман? Поблагодарите журнал и Юрия Солоневича подарком, указав в комментарии к нему назначение "Для Юрия Солоневича".