Был обход. Зашла моя врач. Погладила меня по голове и сказала, что меня уже можно переводить в палату. Меня перевели в самую крайнюю палату, нас там было человек 18-20. Кровати стояли одна к одной парами, дышать было особо нечем, как и вещи свои ставить тоже.
Мне эта палата очень не нравилась, но что поделать. Правда жила я там недолго. Был там один персонаж. Лена. Уже не женщина, еще не бабушка, хотя по ее словам у нее была внучка 4 лет. Она была невысокого роста и очень худая, лицо было желтоватое и такое наркоманское немного что ли. Видно было, что что-то она да с собой делала, хотя может просто пила. Она была в мой первый заход и осталась там даже когда я выписывалась во второй раз. Лена постоянно работала и тоже свободно приходила курить на первый пост. Но вежливая и обходительная она была только с персоналом, с другими она не общалась. Даже была немного агрессивна и замкнута. Наши кровати стояли одна к одной. Не помню даже, что случилось, но она начала на меня орать во время тихого часа, ругалась матам, показывала факи. Я сразу пошла в сестринскую с просьбой перевести меня в другую палату. Меня перевели в палату номер 8. Самую лучшую палату, которая была. Я легла и почти уснула, как заглянула медсестра и сказала, как проснешься, переходи в 9 палату. Я спросила почему. Мне ответили, что так сказала заведующая. Я встала и направилась в сестринскую, на мое счастье из нее выходила заведующая. Я кинулась к ней с просьбой оставить меня в этой нормальной палате. В той была эта странная Лена, а в девятой, куда меня хотели перевести, был Ден, который периодически не с того ни с его наезжал и кидался руками, типа делает удар. Я сказала, что боюсь их. Юлия Викторовна посмотрела на меня и сказала - хорошо, оставайся, только не лежать просто так, а работать. Я поблагодарила ее и счастливая вернулась в палату. Так, не лежать, работать. А как проситься на эти работы я не знала. Все места были уже заняты с самого утра, когда в 8 часов приходили санитарки вокруг них уже были их любимчики-работники. У каждой санитарки были свои. Но меня никто не любил можно сказать. Как потом я узнала кто-то презирал меня как мать, а кто-то просто считал того, странной. Я не знала как мне устроится на эти работы, но остаться в нормальной палате мне непременно хотелось. В моей палате лежала красивая миниатюрная девушка белоруска со светлыми прямыми волосами. Ей было около 35 лет, она была первый раз, у нее случился нервный срыв. Была она тут около трех недель и со дня на день ее должны были выписать. Я не запомнила как ее звали. Коек в палате было шесть. У окна лежала Марина. Ей было около 50 лет, своих детей у нее не было, она воспитывала племянника, потому что в свое время его родители запили. У Марины вообще была какая-то странная история. Когда ее положили, а это было в еще мой первый заход, она показалась мне нормальной. Знаете, есть в психушке абсолютно нормальные люди, но только со своей болезнью, они пьют лекарства и не делают никаких глупостей. Когда я оказалась в палате № 8 Марину выписали недели через три. Она все время повторяла на обходе врачей, что очень хочет домой и что у нее уже давно все в порядке. Ее историю я так и не поняла, хотя она рассказывала это мне несколько раз. Марина отучилась на дактилоскописта (специалиста по отпечаткам пальцев) и работала в структурах. Она тогда была молодая, 19 лет вроде. Так вот она вела дневник своих любовных не то, что похождений, скорее объектов. Любила она одного, родня хотела, чтобы она вышла за другого и на работе ей приглянулся третий. Он-то и прочитал ее дневник, оставленный ею на работе. Ей стало так стыдно, что она реально сошла с ума. Марина была вполне веселой и жизнерадостной и говорила мне, что раз она с болезнью смогла воспитать племянника с трех лет, то своего ребенка я точно смогу воспитать. Потом где-то через недели две после ее выписки Марину привезли обратно. На ней не было лица, движения были замедлены, она явно была не в себе. Ей показалось, что ее мама умерла, хотя та лежала и спокойно смотрела телевизор. Она позвонила своему брату и сказала, что мама умерла. Он примчался и, увидев маму живой, привез и сдал Марину обратно в психушку. Что с ней было не знаю, я выписалась, а она все также оставалась там и по ее внешнему виду можно было сказать, что ей было плохо. Вдоль стены лежала 17-летняя Алена. С Аленкой мы тоже сдружились на фоне творчества. Но сначала мы подружились на фоне еды. Ее мама каждый день приезжала к ней с готовой домашней едой. Среди прочего она привозила ей потрясающие блинчики с бананом и творогом. Это было просто объедение. Еще Алена постоянно делилась то яблоками, то творожками, то шоколадками. Алена попала вроде с неврозом и суицидальными мыслями, обычное можно сказать подростковое дело. Ее мама приезжала каждый день и помимо еды она забирала ее на прогулку. Я завидовала такому постоянству, мне тоже очень хотелось выходить на улицу. Да, прогулки. Зима прошла, а с ней был снят и карантин на грипп. А значит разрешены прогулки и свидания. Но только с родственниками. Поэтому, если вы захотите навестить какого-нибудь своего друга или знакомого в психушке представляйтесь братом или сестрой. Двоюродной. Еще у Алены был прекрасный набор блокнотов и ручек и даже красок. Она классно рисовала. Я рассматривая ее картины начала писать стихи. Мы соединяли все это дело в альбоме и под конец ее лечения получилась очень интересная книга. Я покажу ее дальше.
А мое первое стихотворение в психушке было посвящено мужу:
Тебя не было рядом, когда было больно,
Не скрою.
И руки по точкам бежали чужие
Немые.
И иглы пронзали мне вены в сплошную
Кривую.
Я плакала, тихо молилась, брела
Как вслепую.
На вкус и на цвет моя россыпь таблеток,
Как лето.
Увы, не узнать мне о солнце и море
Историй.
Так много всего, но в центре мое
Безрассудство.
Я сына теряю, но я обретаю
Искусство.
Продолжение следует...